Ночь, в которой за запертыми дверями происходят очень странные события, Леон творит ритуал, Алан раздевается, а Гленн не собирается трогать ЭТО.
Спрингфилд, 12 августа
В фургоне, как всегда, была непроглядная темнота. Мягко втолкнув Алана внутрь, Леон закрыл дверь.
Взял со стола одну из ритуальных свечей, вложил Алану в руку.
- У тебя была зажигалка - почти бесцветным голосом, с едва уловимой иронией прошептал Ласомбра.
Затем сел, прислонившись к двери, и внимательно наблюдая за Аланом.
Алан аккуратно ощупал пальцами свечу, недоуменно нахмурившись, а после слов Леона про зажигалку едва заметно передёрнул плечами.
- Я её, м-мм, потерял. Ну, во время вчерашнего недоразумения… Извини за, - он невнятным жестом повёл в темноте свободной рукой, - всё это.
- Тебе будет плохо видно. - Леон не двинулся с места и не поменял тона. - Ты потерял свою любимую игрушку? С твоими отпечатками везде? Это ведь совершенно безопасно, верно?
Алан в мгновение напрягся от чужих слов - приподнял плечи, отвёл взгляд в сторону и чуть сильней сжал пальцы на воске свечи. Помедлил и негромко отозвался:
- Я её найду. Сегодня. И у меня где-то были спички. Подожди.
Он сделал шаг в сторону, вытянув свободную руку, нащупывая кончиками пальцев знакомые очертания предметов - свои вещи он старался оставлять на одних и тех же местах, чтобы не терять их в кромешной темноте.
- Леон? Что ты задумал?
- Угадай, - привычно отозвался Леон. - Давай начнем с этого. Что, по-твоему, я собрался делать?
- Какой-то ритуал, - Алан ответил без промедления. Он нащупал свои вещи, скользнул пальцами по аккуратным стопками бумаг и где-то среди мелкого хлама нащупал картонный коробок. - Иначе бы ты не стал, ну… просить зажечь свечу.
На самом деле он не хотел даже брать в руки спички - воспоминания о вчерашней ночи были ещё слишком яркими. И слишком неприятными.
Леон вздохнул. Громко, чтобы Алан слышал.
- Зажигай.
Алан колебался всего пару секунд, которые понадобились ему, чтобы сунуть свечу в карман и освободить руки. Держа коробок как можно дальше от себя, он полуприкрыл глаза, чиркнул спичкой.
И беззвучно выдохнул, когда крохотное пламя, слишком яркое на контрасте с тьмой вокруг, вызвало лишь лёгкое беспокойство и ничего больше. Он поджег фитиль свечи, заморгал и оглянулся.
Леон чуть прикрыл глаза. Чернота, заполнявшая их, позволявшая видеть в любой темноте, растворялась, но огонь пока был слишком ярким.
- Теперь поставь ее на стол и сядь.
Скудное освещение выхватывало из темноты бардак внутри фургона. Упавшие табуретки, слетевшие со стола листы бумаги, подшивки газет. Пламя живого огня в собственном убежище снова разозлило Зверя. Игривость, оставшаяся после разговора с Марией, сняло как рукой. Снова хотелось убивать. На сей раз это желание имело адрес. Несколько мгновений на Алана смотрела тварь из Бездны, и тварь хотела его смерти. Только крохотный огонь свечи в руке ее сдерживал. Затем Леон моргнул, усилием воли осаживая Зверя. Рано.
- Я пока, - легкий металлический акцент на слове "пока", - всего лишь хочу, чтобы ты хорошо меня видел.
Леон снял шляпу, чуть отодвинулся назад, на край освещенного круга. Цепко посмотрел Алану в глаза.
- У тебя есть время, пока она будет гореть. Мы будем разговаривать. И от того, что ты скажешь, будет зависеть то, что я буду делать, когда она погаснет. Так что не советую терять времени.
Алан замер. Затылок покалывало мелкими иголками плохого предчувствия - от закрытой двери, от взгляда Леона, от его обещаний.
Он на долгую пару секунд прикрыл глаза, собираясь с мыслями и позволив сомнениям отразиться на лице. Потом, поставив свечу на середину стола, отошёл от него на два коротких шага и сел на пол.
- Давай поговорим, - Алан чуть приподнял подбородок, всматриваясь в смутные очертания чужой фигуры напротив. И, не удержавшись, скрестил руки на груди.
- Начинай со вчерашнего рассвета. И я не советую тебе врать. И не договаривать.
- Я был в городе половину ночи. Охотился. А когда вернулся, то решил, что нужно… обсудить кое что с Гленн. Мой клан, - Алан невесело дёрнул уголками губ. - И то, что он знает про него. Я попросил его молчать об этом, и он согласился. А потом… ну, появилась Джуд. И Бродски. И остальные.
Алан замолчал, скользнул взглядом по скрытой в темноте стене. За спиной беззвучно потрескивало пламя свечи, и от осознания того, что этот крохотный огонь так близко, становилось неуютно.
- Джуд представила Бродски и Гленн друг-другу. Кланово представила. Затем пришёл ты и видел всё остальное.
Он снова остановился и вскинул глаза на Леона, молча спрашивая, продолжать ли.
- Продолжай. - Леон не отводил взгляда, не моргал.
- Потом мисс Джуд решила со мной поговорить. По твоему совету. Я был не рад и нагрубил ей. Она в ответ, ну… высказала всё, что думает. Вежливо. И очень доходчиво, - Алану было не слишком приятно вспоминать об этом моменте. Да и о том, что было дальше - тоже. Он нервничал, и знал, что это слышно по его голосу.
- Что было дальше, ты знаешь. Наша с тобой беседа. А перед рассветом я… я хотел подготовиться к ритуалу. Для безопасного сна. Нужно было кое-что сжечь.
Он помнил просьбу Тадеуша о том, чтобы хранить их разговор в тайне. И помнил слова Леона о вранье. А ещё он знал, что такая дилемма никогда не заканчивается ничем хорошим.
- И мистер Бродски решил, что это самое лучшее время, чтобы со мной побеседовать - после затянувшейся паузы договорил Алан.
- Продолжай. - желание сломать чужую волю силой крови было нестерпимым. Рано. - Я слушаю, Алан.
Алан молчал. Секунду, две, пять… Десять. Пауза затягивалась. Он словно стоял на краю обрыва, а где-то очень далеко поблёскивала вода, и нужно было решиться на шаг в сулящую неизвестность пустоту. Сейчас это было бы не страшно, но образ - реки и обрыва над ней, остался в памяти ещё с детства, и каждый раз, оказываясь на границе выбора, Алан ловил себя на этом воспоминании.
Нужно было сделать шаг. Но он всё ещё колебался.
Чужое молчание нервировало не меньше, чем горящая за спиной свеча. А собственное ни к чему хорошему не могло привести.
Он на мгновение зажмурился. Потом открыл глаза и торопливо заговорил:
- Тадеуш догадался, что я из его клана. Но… но, послушай, - Алан поспешно вскинул руки, глядя на Леона, - он сохранит это в тайне! Он был искренен в этом, я точно знаю. Я уверен! Сказал, что ему выгодней, если обо мне будет знать не Капелла, а только он. Тремерская жадность знаний. Ему… ну, хочется научиться тому, что знаю я. И поэтому он будет молчать.
Леон сделал паузу. Затем, еще понизив голос, произнес:
- Алан. Я же сказал тебе, пока огонь не догорит - мы разговариваем. Дальше.
Алан сумел удержать себя от того, чтобы не обернуться к столу со свечой. Кивнул. И заговорил, уже не так поспешно, слегка успокоившись.
- Потом я всё же решил, ну… сжечь эти блядские перья. И испугался огня. Не знаю, как долго я бежал, но когда очнулся, то вокруг были поля. И повозка Марии. Ну и догнавший меня Бродски, До рассвета оставалось совсем немного, пришлось воспользоваться тем, что Мария… ну, пригласила нас в своё Убежище, - Алан задумчиво сощурился, вспоминая, как выглядела аура цыганки. - Она была искренней. Любопытной. Да и выбора особого не было. Тогда мне казалось, что написать записку будет хорошей идей.
Он стащил с носа очки, сложил их, осторожно держа в руке - всё вокруг поплыло, граница света и тьмы поплыла. Алан зажмурился:
- Честно, я боялся, что… ну, не проснусь. Но вечером проснулся и сразу хотел уходить. Я не хотел, чтобы… чтобы ты думал о чём-то… - он сбился, выругался, осознав, как глупо звучат его слова, - не знаю. Просто не хотел, чтобы вышло ещё хуже, чем было. Бродски хотел задержаться. А потом Мария предложила… предложила показать какой-то ритуал. Безобидный. Мне было интересно, и я подумал, что это будет быстро. И что я успею вернуться, пока всё не полетит к чёрту окончательно. А потом появились вы и…
Алан надел очки обратно, открыл глаза и посмотрел прямо на Леона. Пожал плечами.
- И всё.
Алан чувствовал, что нужно кое-что добавить. И время - он видел по колеблющимся теням, ещё было.
- Нет. Не всё. По поводу Бродски и того, что он узнал про меня, и того… того, что ты говорил про господина Цао и его, - он передёрнул плечами, - допросы. Ты меня не послушаешь, знаю, но… Тадеуш может быть полезным союзником. Он алхимик. Когда мы были у Марии, он кое что продемонстрировал - создал золото из ничего! - В глазах Алана на мгновение мелькнул искренний азарт. Потом он спохватился, повёл плечами и закончил. - Теперь - всё.
- Ты перестал бояться Пирамиды? - Леон вскинул бровь.
- Нет. Просто… - Алан опустил взгляд на свои ладони. - Я никогда не видел кого-то ещё из клана, кроме своего Сира. А Бродски так удивился, когда, ну… узнал про меня. Искренне удивился. И растерялся.
Он посмотрел на Леона - открыто, прямо, и продолжил:
- Я чертовски боюсь Пирамиду. Боюсь, что они, - Алан на мгновение коснулся пальцами виска, - залезут мне в голову. Подчинят себе.
Леон позволил себе короткий смешок.
- Я тоже это могу. И я - ближе.
Алан смотрел на него пару секунд, а потом неожиданно рассмеялся, тихо, коротко и как-то невесело.
- Тогда, у Марии, я назвал тебя своим другом.
Леон бросил взгляд на свечу, догоревшую до трети. Затем перевел его на Алана, который не знал куда девать руки - то снимал очки, то складывал руки на груди самым нелепым из своих жестов.
- Алан, мне кажется, ты не очень хорошо понимаешь... ситуацию. Я - Леон Дамиано делла Ласомбра. Потомок Альченцо Мирра из Детей Бездны. Я убивал людей собственными руками еще при жизни. Пытал. Заставлял убивать друг друга и совокупляться. Заставлял предавать друг друга. Ползать в кровавой грязи и молить о лишней секунде. Я отдавал Тьме еще живые ошметки тел на ритуальных столах. Я питался страхом и болью. Еще при жизни. Ты видел опиумных наркоманов, Алан? Вначале наркотик дает эйфорию, затем привыкание. Но в конце, видишь ли, никто не принимает его ради тех волшебных картинок, что он дарит. Не принимает ради удовольствия. Они жрут эту убивающую их грязь, потому что не могут иначе. Потому что без наркотика их полуразложившиеся тела забывают, как дышать.
Леон сделал паузу, его взгляд стал отрешенным, выпустил Алана из подчинения.
- Ты думаешь, что я играю с тобой. Что это... забавляет меня. Ты ошибаешься. Этот наркотик не приносит мне ни удовольствия, ни эйфории, уже достаточно давно. Мой... Сир... не сделал душу Леона Дамиано чище. То, что я делаю, меркнет рядом с тем, что делал он. Со мной. Наркотик нужен мне для того, чтобы помнить, как дышать. Это не слабость, играя с которой, можно манипулировать таким, как я.
Леон произнес это, не повышая голоса и не меняя позы. Затем снова сфокусировал взгляд на Алане.
- Почему, как ты думаешь, я оказался на той поляне?
Алан вжался спиной в ножку стола. Он не заметил, как шарахнулся назад, и осознал это, лишь когда упёрся в твердый деревянный край.
Ему было страшно. Даже тогда, в церкви, когда он первые увидел ожившую тьму и стоящего посред неё Ласомбру, он не боялся так сильно, как сейчас - чужие слова отзывались холодным ужасом где-то внутри, звучали в ушах даже когда Леон закончил говорить.
- Я не… - голос звучал хрипло. Алан зажмурился на мгновение, чтобы не смотреть в чужие глаза. - Я не знаю. Правда, не знаю. Ты думал, что я… предал тебя?
- Надеялся, - оскалился Леон. - Но ты... то, что ты есть. Твое время вышло. Раздевайся.
Алан застыл, перестав даже моргать.
- …Зачем?
- Угадай.
Ласомбра одним плавным движением встал, оказавшись очень близко в очень тесном пространстве фургона.
- Раздевайся.
Алан подскочил на ноги и отшатнулся назад - насколько это можно было сделать.
- Нет.
В глаза Леону он не смотрел.
Леон дождался, пока Алан, старательно отворачиваясь, упрется спиной в борт фургона. Рассмеялся, чувствуя густой запах чужого страха. Медленно сделал шаг, оказываясь напротив столика с едва тлеющей свечой.
- Раздевайся, - снова повторил Ласомбра. Сминая чужую волю, как обрывок бумаги. - И смотри на меня.
Леон с усилием, точно свет пламени был материальным барьером, сквозь который нужно было продираться, поднес руку к свече. Смял ее в ладони. Воск брызнул между пальцами, запах горелого мяса наполнил фургон.
Алан вскинул глаза на Леона и молча потянулся к пуговицам на своей рубашке. Он не понял, в какой момент осознал, что лучше не сопротивляться, что ещё одно его «нет» - и дальше будет только хуже, и лучше подчиниться чужим словам, сделать так, как говорят.
Он стянул с плеч рубашку, уронив её на пол, потянулся к ремню на брюках. Движения были быстрыми, аккуратными. Остальная одежда последовала за рубашкой. Потом Алан наклонился, расшнуровывая ботинки, стащил их, отпихнув ногой в сторону.
И выпрямился, всё также глядя Леону в глаза. На шее остался болтаться одинокий амулет - подвешенный на кожаный шнурок волчий клык.
Леон разжал руку. На обгоревшей, покрытой черным воском ладони билось пламя. Не угасающее, несмотря на то, что горело в пустоте. Леон стиснул зубы - все сегодня давалось с чудовищным трудом, упрямый Зверь, упрямый Алан, упрямый огонь... Под тяжестью воли Ласомбры оно постепенно выцветало, теряя оттенки, становясь сначала бесцветно-серым, затем темнея. Огонь словно втягивал в себя тени. Вбирал глубокий, непроглядный мрак убежища. Когда Алан закончил раздеваться, обстановку в фургоне словно вывернули наизнанку. Там, где раньше слабый огонь свечи едва разгонял черноту, теперь все было как будто освещено изнутри, и только черное пламя бросало тени вокруг себя.
Леон неотрывно смотрел на то, как в его руке обретает плоть крохотный осколок Бездны.
Дойдя без каких либо особых приключений до "командирского фургона", Гленн успела сделать не так многое. В частности- разве что оформить в некие удобоваримые и дипломатичные (с ее точки зрения) выражения месседж, который они с Майком хотели донести до Леона. И нет, это было не "нам пиздецо по ходу", а нечто более осмысденное. Фургон, что ожидаемо, был закрыт, так что хорошим вариантом было постучать и тем проверить, если в за дверями жизнь. Ну она и постучала. Так, чтоб значит, н возникало сомнений- реально надо открывать, дело важное.
Услышав стук, Леон улыбнулся, смерив взглядом Алана. Перекатил черный, пульсирующий осколок из одной ладони в другую. Он уже начинал слышать его шепот - один из голосов Бездны, холодный и чужой, но громче, чем остальные.
- Да? - бросил он, не оборачиваясь. - Кто там?
- Босс? Это Гленн. Тут у коллектива короче вопрос возник, не сказать чтоб бессмысленный.
Уверенно заявила тзимицу через дверь. И где то в самой глубине ее в общем то деловитого и спокойного тона проступало нечто, очень напоминающее готовность качать права. Ну да, это заранее, на всякий случай она морально готовилась настаивать и аргументировать. Другое дело, что умела она это в основном в рамках взаимодействия с рыночным торговцем, который явно впаривает недовес за полную цену. Так сказать происхождение не спрятать, а могила правит только горбатых, а вовсе не скандальных.
- Гленн? - в голосе Ласомбры звучали незнакомые раньше интонации. - Это удачно. Я хотел бы, чтобы вы сделали кое-что, и после этого мы обсудим любое ваше предложение.
Леон отпер дверь.
- Заходите.
Ну, судя по вот этому "потом обсудим ЛЮБОЕ" ничего хорошего в фургоне не происходило. Навреняка какая-то жопа случилась, и теперь ее попробут подписать это разгребать. Гленн притворно вздохнула, дескать "Вот только и знают, что на нас ездить", хотя, в глубине души ей таки было приятно. Значит- она нужна и всотребована, значит предположительно именно она и только может с этим справиться (потому что если не так- то подключили бы более проверенных сотрудников). В общем, она пребывала в смешанных, но не совсем неприятных чувствах... КОторые стали намного более смешанными, когда ей открылась вся э... картина.
- Эм... Не то время, да?
Высказала она первое, что пришло в голову, мучительно пытясь сообразить, это так и надо, или ночь продолжается в том же ключе, что и стартовала. На всякий случай, заходить глубоко внутрь она не стала, оставшись максимально недалеко от выхода. Ситуация... нервировала. Непонятностью, неожиданностью и тем, как все это выглядит со стороны. Нет, Гленн совершенно спокойно относилась к тому, что один мужик может на досуге потрахивать другого, но вот себя в таком раскладе полагала лишней. ДАЖЕ как конультанта.
Алан поморгал, отводя взгляд от того места, где раньше стоял Леон. И повернул голову, в задумчивости глядя на зашедшую в фургон Гленн.
Леон бледно улыбнулся, но ничего не ответил Цимисхе.
- Заприте дверь, это не для чужих глаз.
Элементаль слушалась, ее голос в голове звучал все отчетливее.
- Алан. - Ласомбра щелкнул пальцами, фокусируя неустойчивое внимание Тремера на своих словах. - Ты все еще думаешь, что можешь предсказывать меня. Это ошибка. Я не собираюсь наказывать тебя за твои поступки, я собираюсь предотвращать их повторение. Это, - он покатал на обожженных пальцах осколок, - моя гарантия. На случай, если ты снова решишь исчезнуть в неизвестном направлении. У тебя два выбора - или Гленн аккуратно положит это в тебя, или я сделаю это сам. Но более... болезненным способом. Выбирай.
Алан попятился вдоль по стене - на один или два шага, вновь стараясь оказаться как можно дальше - теперь уже от обоих собратьев. Он чувствовал одновременно правильность и неправильность всего происходящего, и это не давало сосредоточиться, здраво рассуждать.
- Я не… - он замолчал, пытаясь справиться с голосом. Выбор был между худшим и худшим. Помедлив, Алан кивнул в сторону Гленн. И сильней вжался в стену.
Дверь, Гленн конечно заперла, потому что неарьно все тут было не для чужих глаз, чем бы оно ни было. Она даже не была уверена, что ее глаза тут не чужие. А потом Леон высказал так сказать свое пожелание.
- Я. Это. Трогать. Не буду.
По армейски четко и очень весомо, прямо как если бы скалы заговорили, произнесла тзимицу. Ей крайне не нравился противоестественный огонек, а слова босса она поняла именно что буквально. Дескать- бери и возьми. Так вот, моральных сил прям взять-взять, да еще и руками прям вот так вот, она в себе не ощущала. Для большей выразительности своей позы, она натурально потыкала пальцем в огонек. Очень аккуратно, очень издали.
- Разумно, - Леон снова улыбнулся. - Но это не нужно.
Он подбросил элементаль повыше, та зависла в воздухе, неравномерно пульсируя. Отодвинул ее в сторону, освобождая Гленн дорогу. Затем протянул к Алану обожженную руку.
- Сделайте отверстие вот здесь, - он показал чуть ниже болтающегося амулета. - Потом закройте. И все.
Алан сжал зубы до резко обозначившихся скул и попятился ещё дальше, переводя взгляд с Гленн на Леона и обратно. В глазах читался страх.
- А. Ага.
Гленн невероятным усилием вернула своим глазам нормальный размер, осмысляя все, что она сейчас видит. Потом деловито закатала рукава, по широкой дуге (или просто по максимальному радиусу) готовсь огибать огонечек.
- Я не знаю что тут у вас делается, и строго говоря, это наверняка не мое дело.
Все также весомо сказала она, прямо-таки ставя перед фактом всех, кто ее слышал. Обозначила, значит, позицию.
- Не боись. Я свое дело знаю, это не стремно и даже не очень заметно.
Ободрила она Алана. Как умела, да. Ну, просто в ЕЕ системе восприятия, небольшая, акуратно сделанная, а потом замазанная дырка была не самым плохим, что в жизни случается. Ну, и собственно, пошла к своему пациенту, очень надеясь, что вот теперь он драться не станет. Как ни странно, она можно сазать, сейчас даже неплохо к Алану относилась... в базе, абстрактно.
Леон протянул руку к Алану, пытаясь удержать его на месте. Схватил за горло - Тремер чуть не вырвался, но все же Леон был быстрее. Развернул спиной к себе, зажав голову в "замок" - ритуал забрал много сил, и Леон едва удерживал брыкающегося Тремера.
- Начинай, - он хрипло выдохнул в сторону Гленн, и пытаясь зафиксировать Алана получше.
Обожженная и покрытая застывшим воском рука держала Алана так, что он, извернувшись, мог пытаться ее укусить.
От первого прикосновения Гленн Алан почти вырвался из захвата, продолжая брыкаться.
Леон чуть встряхнул его, перехватывая поудобнее.
- Хватит. Дергаться. Гленн, быстрее.
Алан испуганно зашипел и оскалился, не переставая брыкаться. Взгляд был прикован к рукам Гленн, и в этом взгляде уже не было ничего, кроме страха.
Надо сказать, что вроде бы всего ничего времени прошло, а упариться Гленн как то успела. Все же чтобы как следует открыть пациента, за него надо прихватиться аккуратно. Она же и правда не собиралась разворотить Алану всю грудину, что твое поле для репы...
- Ну, ты чо? Давай, терпи мужественнее. Тогда и не так стремно будет. И прям я тебе клянусь, что в разы менее тяжко!
Выдала тзимицу мотивационную речь, пытаясь таки добиться своего.
Чувствуя ярость пробуждающегося Зверя в Алане, Леон выматерился в голос. Напрягся, разгоняя кровь, сжал теряющего адекватность Тремера в тиски. С Аланом что-то было поразительно не так. Его сопротивление было... ненормальным.
- Быстрее, я сказал!
Алан бессильно зарычал, продолжая биться в хватке Леона. Слова Гленн не успокоили - наоборот, стало только хуже: ужас расплывался по сознанию чернильным пятном, и где-то внутри медленно поднимал голову Зверь, готовый вырваться в любой момент.
- А ебаный ты ж огрызок прошлогодней морвоки, шоб тебя водль и поперек на каромысло намотало!
Ничего более конструктивного Гленн сказать не могла, вместо этого она все еще пыталась что то сделать с поставленной задачей. Собственно, Алана она сейчас уже как такового не воспринимала как Алана. Скорее как кусок строптивого мяса, который надо укротить. Обязательно, любой прямо-таки ценой.
Рычащий и царапающийся комок, яростно пламенеющий очками, стал как будто раздуваться в руках у Леона. Плечи Алана ощутимо раздались, рыжие волосы полыхнули яростным пламенем.
Леон от неожиданности крепче прижал Алана к себе, не понимая, что происходит.
- Гленн, какого хера ты делаешь? - Леон прорычал в сторону Цимисхи, не понимая, что происходит.
Алан неожиданно замер, часто моргая и глядя перед собой. Он чувствовал хватку Леона, слышал чужие голоса, но всё это казалось таки далеким. Перед глазами проносились какие-то странные, смутные образы - взметающиеся к прозрачно-синему небу башни, уходящая до самого горизонта оранжевая, слепящая глаза пустыня, парящие где-то под облаками драконы. Образы были смутные, как миражи, расплывались, накладывались друг на друга.
- Да нихрена ебучего я не делаю, что тебя!
Экспрессивно огрызнулась Гленн, чувствуя, что эта "битва за урожай" встает ей очень дорого. Как минимум половину всего, что она сегодня взяла в бесчестном бою у городской гопоты, было уже слито в попытках добиться хоть чего то от Алана. Это было не нормально, это вообще было не правильно ни разу и это надо было перебороть.
- ЧТо это вообще такое?
ВОзмутилась она, причем как то так по тону выходило, что в поведении Алана виноват Леон.
Леон почувствовал, как Алан - то, что было Аланом - обмякло в захвате, бросив сопротивляться. Ласомбра выругался на итальянском, витиевато и с жаром, как не ругался очень, очень давно. Слова Гленн долетали до него сквозь голос растревоженной и голодной элементали.
- Я не знаю! Работай!
- Ох ты ж мать твою едрить!
Наконец, уж непотяно каким чудом, но чужая и странно чуждая, непривычная даже ккая-то, плоть под пальцами зафиксировалась, а там и пошла в стороны, раскрываясь...
- Не тупи!
Гленн не была уверена, это высокая тепень обиды на неподатливый мттериал ей придала успешности, или наконец боги сжалились, все какие есть и нету, но цель была достигнута! По крайней мере ее пальцы находились внутри чужого мяса, четко разводя его в стороны…
Алан взвыл. Образы, мелькавшие перед глазами, исчезли, словно сухие листья, сорванные с места порывом ветра. Осталась только боль - от прикосновения чужих пальцев, от расступающейся под этими пальцами его собственной плоти. Он дёрнулся назад, пытаясь уйти подальше от источника боли - не важно, куда, лишь бы только больше не чувствовать её.
Из последних сил удерживая жертву, Леон тоже зарычал, упираясь в стену фургона. Осколок Бездны скользнул в руку, обжигая пальцы запредельным холодом.
Когда плоть на груди Алана разошлась под пальцами Гленн, Ласомбра размахнулся и точным, сильным ударом вогнал осколок внутрь, как кинжал. Элементаль вгрызлась в тело пиявкой.
- Закрывай, - едва сдерживаясь, выдохнул Леон.
Алан, выпущенный из хватки Леона, рухнул на пол и замер без единого движения. Было видно, что он снова стал… нормальным собой - исчезли заостренные уши, пробивавшиеся сквозь огненную рыжину волос, сузились плечи.
Леон выдохнул, с трудом подавив желание опереться о стену. Он чувствовал себя выжатым, как драный енот Гленн. Голодным. Опустошенным и... Что-то все еще было не так.
- Гленн. Никому. Вообще.
- Уф... Ну знаешь.. Ну я не знаю. Это так и было запланировано?
Гленн утерла со лба несуществующий трудовой пот, и таки к стеночке лопатками привалилась. Вот уж не думала она, что придется так выложиться, и, что хуже, что придется снова хотеть жрать.
- Никому вообще ничего? тут было не сказать чтоб тихо. Нужна версия.
Заметила она, ощущая смешанные чувства. Да, процесс выотал, но! Поверх этого вполне чувствалось удовлетворение. Ну как же, не получалось, не получалось, и все таки вышло. Смогла, переломила ситуацию. Знать бы что это еше тако было? Ну правда, не в сказочсного эльфа же решил тут превратиться тремер? Хотя, кто знает... их клан загадочен и мало ли что могут.
- Жрать хочется. Как не в себя. Нахрен, вся охота к свиньям.
Чисто по женски пожаловалоась она.
- Придумай версию, - Леон скривился. - Скажи, что я его... Или не говори, все равно это и так все думают. Но никому. Ты все еще хочешь что-то обсуждать, или это подождет? Жрать - в другом городе. Здесь хватит.
- Тьфу. Скажу, что ты сказал не говорить и все дела. Потому что единственная версия, которая реалистичная, третьего не требует.
Гленн неприязненно дернула плечом. Нет, все же она опработала хорошо.ю Плохо, но хорошо, как бы странно ни звучала такая постановка вопроса.
- Говорить хочу, но да, ждет. До следующей ночи вполне. А вот жрать дольше следующей ночи ждать не будет. Ваше это вот все- дорогое удовольствие. Так что либо на следующую ночь я жру, либо через ночь я жру в любом случае, и как бы оно не от меня зависит.
И Гленн посмотрела на валяющееся бесчувуственное тело тремера. С уважением так посмотрела, хотя и совершенно без любви. Он был крут, и он же бесил своей э.. неподатливостью. Даже больше, чем неведомыми гранями э... личности.
Леон фыркнул, точно хотел возразить Гленн по какому-то из пунктов, но промолчал. Сила, разогнанная кровью, уходила из тела. Он слишком устал. А через пару ночей придется подкармливать элементаль, внезапно понял Ласомбра. Чем бы ни был Алан, он был слишком... другой, чтобы осколок Бездны чувствовал себя хорошо внутри него.
- Снимаемся. Чем быстрее мы будем в следующем городе, тем лучше.
Он присел рядом с телом, положил ладонь на грудь - ни единого следа воздействия Гленн не оставила, она действительно очень хорошо работала.
Неправильное ощущение не отпускало.
Леон поднял Алана и положил его на свою кровать.
Ночь, в которой за запертыми дверями происходят очень странные события, Леон творит ритуал, Алан раздевается, а Гленн не собирается трогать ЭТО.
Спрингфилд, 12 августа
Спрингфилд, 12 августа