Ночь, в которой Яков курит, а Леон рассказывает про свой бег в колесе
Новый Орлеан, 26 августа
Яков наблюдал за погрузкой последних блоков и курил трубку, сидя на козлах.
Леон подошел к Якову и молча сел рядом. Стараясь, чтобы огонь трубки был не очень близко.
Тот только махнул рукой.
Леон помолчал немного.
- Мистеру Каллахану слишком... понравился поезд. Пришлось его оставить насовсем.
- Надеюсь, с документами улажено?
- Надеюсь, да, - Леон фыркнул. - Вроде бы.
- Понятно. Как обычно.
- Как обычно. Что у нас тут плохого?
- Приходил местный бордель-папан и на понтах увел часть груза. Помер Бродски. Свихнулся Алекс. В общем, почти обычные ночи...
- Что еще за бордель-папан? Про Бродски знаю. Обидно, с ним было бы проще...
- Владелец закрытого клуба. Представился Джозефом Эрреро. Довольно крупный мужчина, самоуверенный, пришел с десятком автоматчиков. Предъявлял права на груз, пытался перекупить меня. Предлагал сотрудничество, но я его отправил ждать вас.
- А, да. Эрреро. Алекс говорил про него. Он еще и на груз лапу наложил? Стоит поговорить?
- На часть. Может и стоит. Он предлагал долю за посредничество и в том духе. Явно склонен к переговорам и обладает некоторым ресурсом. Из ваших, кстати.
- Хорошо, - Леон кивнул и еще помолчал. - Яков... спасибо. Выберите себе вагон. Любой. И поставьте на него собственные замки. И делайте там все что хотите.
- Благодарю, - он спокойно наклонил голову.
- Все ебанулись, - спокойно сказал Леон, глядя куда-то в пустоту. - Очень сложные дни. Я не собирался... исчезать. Так вышло.
Еврей пожал плечами, выпустив клуб дыма.
- Я видел.
Леон прикрыл глаза.
- У меня нет объяснений. Лучше просто... игнорируйте.
- Я уже попереживал по этому поводу. В конце концов, полсотни лет назад никто не думал, что можно будет передавать музыку и новости на огромные расстояния. Но потом привыкли.
Леон еще немного посидел с закрытыми глазами, ощущая вдруг навалившуюся тоску.
- Честно говоря, воровать поезда мне понравилось больше, чем руководить цирком. Но это временное. Я не собираюсь бросать... ничего.
- Сколько вам лет? - неожиданно спросил Яков.
- Двадцать пять... и еще двадцать, - рассеянно сказал Леон. - А что?
- Неудивительно, что не хочется. Сорок пять лет, но без семьи, без привязки куда-то...
Леон слабо улыбнулся.
- Никогда не был семейным типом. У меня... не та история.
- Я тоже. Война многое поменяла. Но если хотите, вы можете что-то рассказать. Я не торгую информацией.
Тоска не уходила. Смешиваясь с симпатией к этому смертному, она чувствовалась внутри почти материальным плотным комком. Одновремено желанием выплеснуть все наружу и невозможностью произнести ни слова.
- Я... не знаю. Когда-то давно мне сказали, что мой талант - подниматься сразу, как только я упаду. И все. Вы видели крыс в клетках? Им ставят колеса, в которое можно забраться и бежать. Быстро, и даже как будто со смыслом. Я всю жизнь как будто в таком колесе. Только мне надо бежать быстрее, чем оно крутится, иначе... Иначе все. Полгода назад я жил в подвале заброшенной церкви и думал только о том, что хочу жрать. Или не хочу. И это было... проще. Но мистер Каллахан вытащил меня оттуда, и с тех пор колесо снова раскрутилось. И чем живее я себя чувствую, тем оно быстрее. Яков, я не знаю, когда перестану успевать.
- А потом крыса умирает от разрыва сердца, - Яков выдохнул еще клуб дыма. - Но вы можете бежать только вперед? Остановиться тоже нельзя, колесо засосет и перемелет. Вы помните себя на пороге взросления? Когда уже нет поддерживающей семьи, но неясно, чем и кем можно стать? Когда все умения кажутся глупыми, а мир непонятным?
Леон усмехнулся.
- С трудом. Это были довольно... счастливые воспоминания. Мне не было позволено иметь такие. Цепляться за такие. Но на пороге взросления у Леона Дамиано под ногами был весь мир. Сейчас я просто встаю, потому что не могу лежать.
- Мир никуда не ушел. Или ушел?
- Мне не тринадцать лет.
- А какая разница?
- В том, что я знаю, что бегу в колесе.
- Знание, знание... - еврей отмахнулся. - Хочется чего именно? Отдыха? Остановки? Соскочить?
- Всего сразу. И ничего из этого. Я... знал бы, сделал давно.
Яков замолчал в размышлениях. Трубка догорела, и он рассеянно вытряхнул пепел, постучав ею по стенке фургона. Потом заговорил.
- Я бы предложил медитацию. В любом виде. Что-то ритмичное, не занимающее мыслей, но занимающее разум. Как минимум он отдохнет от вечной беготни. Это будет отдыхом в прыжке, возможно, но в этом прыжке можно попытаться увидеть выход.
- Медитация, - Леон рассмеялся, хрипло и невесело. - Ну, можно попробовать.
- Отвлечься явно уже пробовали. Занять голову делами тоже. От долгих размышлений о сути бытия... господин Дамиано, я что-то не вижу вас в роли античного мыслителя в личной амфоре.
- А в какой роли видите?
- Разбойника с Дикого Запада. Убегающего от всего и всех так, что ветер сдувает последние крохи плоти. Пока как-то так. Не знаю, чем и кем может стать этот разбойник, да и не мне это решать.
- Я не люблю убегать, Яков, - Леон улыбнулся. Уже чуть веселее. - Спасибо.
- А догонять? Охотиться?
Леон задумался.
- Да. Я всегда был охотником.
- Но - зачем была та охота? Для чего?
- Для чего?.. Потому что... это в крови.
- Бегать в колесе тоже в крови. Инстинкт.
- Верно. Поэтому я и не жалею о том, что не могу остановиться. Я же говорил, остановка это все. Я... - Леон встал. - Я подумаю над тем, что вы сказали.
Тот снова кивнул, погружаясь в свои размышления.
Леон спрыгнул с козел фургона и отправился искать, где отлеживался Виктор.