[awesomecircus]

Ночь, в которой Алан пропускает ритм через себя и выходит на тропы - верную и неверную

10 сентября, Новый Орлеан, где-то в жилых кварталах

Эрреро отправил с ним троих мужиков - молчаливых, крепких, из той породы, с представителями которой добропорядочные горожане не хотят сталкиваться в тёмных подворотнях.
Карту Алан отдал водителю и всё то время, что машина, шелестя шинами, катилась по уже опустевшим улицам, молчал, пытаясь сосредоточиться. Голова напоминала потревоженный муравейник.
Когда автомобиль затормозил, Алан выбрался на улицу и ткнул пальцем в водителя.
- Пойдёте со мной. Эмм, держитесь позади и, ну… не задавайте вопросов, ладно?
Отвернувшись от машины, он сделал пару шагов вперёд, вглядываясь в темноту улицы, лишь кое-где подсвеченную мутными пятнами фонарей, а потом закрыл глаза.
Собраться. Сосредоточиться. Почувствовать эти улицы, по которым, как вода по руслу рек, течёт незримый пульс города, сотканный из эмоций людей, из истории, из просачивающегося сквозь Барьер чего-то Иного, из рождения, из смерти. Пульс, в чьих нитях звучит смех ребёнка, крики ссоры, цокот лошадиных копыт и автомобильный сигнал, жар от поцелуя и музыка церковных колоколов, боль от потери, отчаяние расставания и прогорклый страх умирающего.
Нужно было лишь стать частью этого ритма, влиться в него… и вытянуть из этих нитей ту, что колет ладони холодом Бездны. Ту нить, у которой нет цвета, и в тоже время её цвет - чернее самой темноты. Ухватиться за это ощущение и идти на его зов, на его запах, на его цвет и холод.
А потом - открыть глаза.
Пульс продолжал биться в ушах барабанным боем. Предвечный, как дыхание Твари. Невозможным, как самая Бездна.
Держи ритм. Лови ритм. Не отпускай...
Алан весь обратился во слух, пропуская ритм через себя - чтобы тот отдался в небьющемся мёртвом сердце, прокатился с холодной кровью по венам, эхом отразился внутри костей.
А потом шагнул вперёд, не доверяя зрению, но позволяя ритму вести себя вперёд.
Идти пришлось долго. Впрочем, разум не осознавал, сколько именно. Просто - идти.
И остановиться, уперевшись взглядом в последний вагон поезда, которого сам Алана звал Ласаром.
Алан очень долго - с пару минут - смотрел перед собой, не моргая.
На вытянутые очертания поезда, на его поблёскивающую в темноте медную чешую - броню - шкуру, на массивный, словно окружённый клубящимся облаком тьмы, последний вагон.
Он раздвинул губы, чтобы рассмеяться. Или выругаться. Или сделать всё разом. Но ритм всё ещё бился в ушах, всё ещё звучал внутри, отдаваясь предвечным гулом изнутри головы.
И Алан молча развернулся, всматриваясь в темноту перед собой - но ничего не видя. Ему нужно было найти свои следы, вернуться по ним туда, где он сделал первый шаг… и выбрал неверную тропу.
…он не считал шаги и не осознавал их, очнувшись лишь тогда, когда под ногами оказалась мостовая. Та самая, с которой он уходил.
«Ты ошибся где-то. Выбрал неправильную тропу… Но почему она оказалось неправильной?»
Он шёл на ощущение силы - силы Леона, острой, холодной, пахнущей Бездной. И пришёл - к Леону. Но ему нужна была другая тропа, тропа, пахнущая не только тенями, но и погибшими людей. Отдавших миру свой последний вздох совсем недавно, и лежащих сейчас где-то там, в темноте, в луже крови.
Свежая тень. Свежая кровь. Свежая смерть. Как они звучат?
Алан вновь пошёл вперёд, пытаясь уловить смену ритма, и прийти к той точке, над которой он менялся.
Ему пришлось пометаться, прощупывая смерти. Что-то их тут было многовато. Но.. вот оно.
Обычный дом, в меру богатый. Обычная дверь в обычную квартиру.
Открытая дверь, если ее толкнуть.
Мелькнула где-то на краю сознания мысль - человек Эрреро его наверняка потерял. Но оглядываться или останавливаться было нельзя. Алан толкнул дверь и шагнул вглубь квартиры, не мешкая в коридоре и проходя сразу дальше.
Труп лежал там. Окоченевший, скорчившийся. Рядом валялся упавший столик - видимо, его перевернули при агонии или бегстве. Бутылки. Пепельница. Дамский мундштук.
Люди замерли у порога, ожидая, куда еще понесет эту... ищейку.
Алан подошёл к трупу, присел возле него на корточки. «Я надеюсь, ты и в правду был законченным ублюдком, о котором никто не будет плакать». Ощущение чужой смерти было словно крысиная кровь на языке. Горько, неприятно.
Но сейчас была важна тьма, прошедшая сквозь зеркало. Она могла быть опасной… а могла - и не быть.
Тьмы не было. Только память о ней.
Захотелось рассмеяться. Вслух. Громко.
Но Алан удержался и, помедлив, потянулся к лежащему на ковре дамскому мундштуку. Осторожно положив вещицу на ладонь, он накрыл её сверху второй и зажмурился, пытаясь представить, как мундштук обхватывают тёплые пальцы девушки, как она подносит его к губам. Кто она? Как её зовут? Он сосредоточился на ощущении вещи в ладонях, отрешаясь от происходящего вокруг.
Блондинка была приличной девушкой. Ну то есть так... "приличной". Не совсем чтобы шлюхой. И насмерть перепуганной. Впрочем, сквозь страх пробивалось что-то циничное.
Кажется, она была еще и умной девушкой. И меньше всего хотела связываться с этим убийством.
Встряхнувшись, Алан положил обратно на ковёр мундштук и поднялся на ноги. «Спасибо, что ты оказалась умной. Я постараюсь сделать так, чтобы твоя жизнь не закончилась… из-за этого».
Он вернулся к людям Эрреро.
- Мне нужно, чтобы, эмм… чтобы кто-то из вас вернулся к мистеру Эрреро. И сказал ему, что девушка ничего никому не расскажет. Именно так. И что на её, ну… поиски, нет смысла тратить время.
Он потёр пальцами переносицу над дужкой очков. Вздохнул - чуть устало, но куда больше - облегчённо.
- Поехали дальше.
В машине он откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза; осталось ещё три квартала, а до конца ночи было… сколько? И всё же Алан чувствовал облегчение: возле тела не было Тьмы. Не было жадных теней. И Леону ничего не угрожало.
До конца ночи было всего ничего. Увы, слишком много времени было потрачено на поход к депо.
Алан был зол; на себя - и на своё… неумение, стоившее ему потерей времени. Он справился, но не до конца, не идеально.
Но он… шагнул…? Из центра города - к депо. Шагнул через… кварталы…?
Осознание того, что он сделал, нахлынуло холодной океанской волной, сбивающей с ног и утаскивающей за собой в глубину. Алан вцепился зубами в костяшки пальцев, захлёбываясь в эмоциях и понимая, что ещё мгновение - и он заорёт в голос. Кажется, его потряхивало…
К депо машина будто бы ехала вечность. До рассвета оставалось слишком мало времени, и к Эрреро Алан возвращаться не собирался.
Он вывалился из машины и, дождавшись, пока та скроется в темноте, опустился на землю и уткнулся лицом в ладони, вновь и вновь прокручивая в голове свои шаги - от мостовой к поезду и обратно. Мостовая. Поезд. Ритм. Шаги…
Алан издал сдавленный звук, не то смешок, не то всхлип, и с трудом поднялся на ноги. Солнце лениво ворочалось где-то за горизонтом, и нужно было идти - времени до рассвета осталось едва ли больше двадцать минут…