Ночь, в которой Леон забирает колдуна в свой вагон, и они говорят о желании жить, Герцоге, мудачестве и выборе своего жизненного пути
27 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
Время Охоты пришло!
Почему ты не там? Почему ты в тени? Почему не рядом со своим Королем? Кровь почти кипела внутри, разогревая мертвое тело. Звала броситься, не разбирая дороги, вслед за горящим небесным поездом, вслед за Весенним Гоном.
Почему ты прячешься? Ты боишься?!
Леон бесстрастно посмотрел на удивительно чистое небо, видя переплетения нитей Судьбы - полотно тех, кто будет жив завтра и россыпь тех, кому не повезет оборвать свою. Охота началась. Охота всех на всех. Он сам сегодня охотник и добыча, такой уверенный, что перехитрил врагов...
Леон толкнул двери опустевшего вокзала, рассеянно кивнув охране, и почти бегом оказался у президентского состава. Без локомотива, Ласара, поезд выглядел обезглавленным, беспомощным и нелепым. Да и свет горел только в паре окон.
Привычно осадив поднявшую голову тоску, Леон открыл дверь купе. Пахло почему-то... горячим кофе и булочками.
Колдун лежал, как персонаж из сказки про спящую красавицу. Он не выглядел умирающим или больным, дышал ровно, но от него исходило ощущение тотальной, полной, безнадежной усталости и нежелания сосуществовать с чем бы то ни было.
Ласомбра постоял на пороге, разглядывая колдуна и о чем-то неспешно раздумывая. Затем потянулся, разогревая мышцы. Это определенно начало входить у него в привычку.
Аккуратно завернув спящего Пилигрима в одеяло, он подхватил ношу на плечо, взял другой рукой горячую чашку и направился в свой вагон.
Колдун не сопротивлялся, только тихо вздохнул, пытаясь устроиться поудобнее.
С острым чувством дежа вю Леон сгрузил колдуна на свою кровать. Вагон за последнее время претерпел некоторые изменения - помимо мебели, здесь появилась мощная принудительная вентиляция, работавшая, даже когда поезд стоял. В бронированном хвостовом "шипе" одержимого поезда было темно, тихо, прохладно... и теперь тоже пахло кофе. Леон запер дверь, привычно шуганув попытавшегося было залезть внутрь паука, и снова с интересом посмотрел на Пилигрима.
Не спал. Но смотрел в потолок с отсутствующим видом, лежа неподвижно.
Леон вздохнул и опустился на пол у изголовья кровати.
- Ты... хм. Когда ты отдыхал последний раз?
Колдун слегка шевельнулся, скосив глаз. Потом устало закрыл его, не отвечая.
- Ясно. Я тебя сюда переложил, потому что это... самое безопасное место на всей моей территории. Можешь отдыхать тут.
Губы беззвучно шевельнулись. Колдун слегка зашевелился, поводя плечами и обустраиваясь.
Леон улыбнулся и немного помолчал.
- Если что, я не собираюсь ебать тебе мозги разговорами о том, как это безответственно и как ты мог умереть. Ты большой мальчик, я тоже. Если большой мальчик что-то делает, значит это необходимо. А право выбирать себе смерть и вовсе... священно, в некотором роде. Но когда... хм, когда оправишься, я бы послушал подробности. Те, что захочешь рассказать. Алан там тебе... кофе притащил. И булочки. В них наверняка внутри бумажки с пожеланиями доброго здоровья, так что я не рекомендовал бы это жрать.
- Я убрал Зов, - голос был слабым и хриплым. - Дай воды...
Вентиляция и мебель были не единственными изменениями здесь с тех пор, как Виктор начал тут часто бывать. Вода рядом с кроватью тоже была. Налитая в прочный герметичный термос. Леон осторожно открутил крышку и протянул воду Пилигриму.
- Поставь, чтобы я не пролил тебе на руки, - Кристиан аккуратно повернулся, просто утыкаясь лицам в крышку и только потом поднимая ее подрагивающими руками.
Леон поднял руки и чуть отодвинулся.
- Хороший ты человек, все-таки. Заботливый, - в его голосе звучал тонкий оттенок иронии, но не в адрес Пилигрима, а скорее обобщающий всю ситуацию.
Колдун промолчал, улегшись на бок и подперев голову ладонью. Взгляд у него все еще был сонным.
- Зов... чей именно? - Леон знал ответ, но надо было услышать его вслух. На случай, если всем повезло и он ошибся.
- Герцога, - Шульц иронично хмыкнул. - Предпочитаю без имен.
Леон фыркнул, думая о своем и снова помолчал, разглядывая темноту. Проглотил пару несмешных шуток, прежде чем ответить.
- Городу стоило бы поставить тебе памятник, но насколько я знаю людей, они в массе своей те еще неблагодарные твари. Как ты? - на этот вопрос он тоже, в сущности, знал ответ. Кристиан был совершенно здоров, по мнению осматривавших его врачей, но почти физический запах нежелания жить говорил сам за себя.
- Хуево. Надорвался. Теперь я совсем жалкий смертный, хорошо еще что предусмотрительный и часть возможностей запаковал отдельно, - трагизма в голосе не было ни на йоту.
- Ну и лежи... жалкий смертный. Выспись хоть, что ли. А то тебя даже жрать страшно.
- Полагаешь, будешь сонный и не сможешь красиво выступать, посреди речи начнешь зевать?
- Я всегда могу красиво выступать, даже когда сонный. Но да, что-то в этом роде. Хотя речь тут светит послушать разве что твоему "напарнику", когда он сюда припрется.
- А что ему тут делать?
- Изображать важную и полезную деятельность? Трахать тебе мозги тем, как надо было делать то, что уже сделано? Вытащить тебя из кровати работать, чтобы ему, не дай Каин, не надо было работать самому? Я не знаю, но в этот вагон у него доступа нет, так что наверняка припрется. - Леон пожал плечами. - И пойдет нахуй, даже если это будет днем и я буду сонный.
- А... - колдун поморщился, часто вздрагивая. - Он все равно ни разу не смог меня остановить, даже когда пытался.
Леон выразительно поднял бровь, ожидая продолжения.
- Остальное... Да, я живу явно не как надо, но так полагает не только Костопил. Почему ты не предполагаешь явления кого-то из тех, кто считает себя старшим в цехе?
- Потому что если бы им было не насрать, они были бы здесь раньше, - Леон хищно улыбнулся. - А поскольку тут был только ты с "напарником", я так полагаю, старшие в цехе ожидают исхода всех текущих проблем. По-простому, пока ты разгребешь для них все дерьмо. И если ты разгребешь и останешься жив, тогда, наверняка, они прибудут все в сиянии и славе и поводят тебе хуем по губам. За то, что ты... как ты сказал? Живешь не как надо. Пока что до победы далеко, и до поражения тоже. Разгребать еще вагон и тележку. Как-то так я это вижу. - Ласомбра потянулся и сел ровнее, заглядывая колдуну в лицо. - Но какая мне, собственно, разница, кого посылать нахуй.
- Рискуешь. Твои тени смогу растереть даже я... если успею сообразить, - Кристиан снова отпил. - Пусть их. Я не хочу быть мудаком.
Леон махнул рукой.
- Как я говорил, мы оба большие мальчики. Я люблю рисковать. Особенно я люблю просчитываемые риски. А предусмотрительность не только жалким смертным свойственна. Впрочем, мы не об этом. Как именно "не как надо" ты живешь-то?
- Пытался я как-то устроиться в системе, у нас даже есть варианты. Но я хочу бродить и поднимать таких, как Алан, а не править и интриговать. Хотя по мнению старших, могу, а значит, обязан во имя процветания человечества.
Ласомбре потребовалось некоторое время, чтобы воспринять сказанное. И потом еще немного.
- Это... кхм. Я даже не знаю, с чего и начать, так это восхитительно.
- Это норма для любых детей, ты не заметил? Они обязаны делать то, что считает нужным родитель, учитель, правитель... потому что те Знают Как Лучше. Точка.
- Да, но не все они... такие гении. Ты наверняка знаешь, есть такая сказка. Я их последнее время наслушался, из ушей лезет. Про волка, рожденного богом, который по пророчеству должен уничтожить весь мир в последнем бою. - Леон задумчиво провел пальцами по затылку, почти ощущая густую черную гриву вместо короткого ежика. Дикая Охота звала, даже здесь. - Остальные боги так испугались пророчества, что посадили его на цепь и пиздили, пока он наконец не озверел и не сорвался. И некоторым хватало ума удивляться, почему волк вырос таким злым. Тот, чья судьба править и интриговать... выдавленный из системы и настроенный против нее? С полным выводком таких, как Алан, подобранных когда-то? Когда ты наконец сорвешься, что они будут делать?
- Они обретут внутреннего врага, на которого можно будет все свалить, конечно же. И надеются победить.
Леон изобразил скепсис всем своим существом.
- В той сказке херово вышло с победой, помнится мне.
- Ну да. Понимаешь, у человека, у которого ничего нет, нельзя ничего отнять. Чтобы у него что-то было, что можно отобрать и через эту угрозу с ним что-то делать, нужно, чтобы он что-то получил, причем долго добиваясь. Для ценности. Для этого надо, чтобы он карабкался вверх по внутренней лестнице. Меня как-то уже осудили за чужие грехи, отобрав магию. Потому что больше отнять было нечего. Кстати, пожалели, поскольку мне было все равно, а им бы разбрасываться союзниками не стоило.
- Понимаю, - очень многозначительно сказал Леон. - Это я понимаю. Хотя на деле всегда есть, что отнять, даже когда кажется, что нечего, это зависит от... таланта отбирающего. Но я все еще... не понимаю. Допустим, кто-то там из ваших старших такой мудак, что эта интрига в его интересах и все последствия им учтены. Но остальные? Они ведь... первыми в расход. Напарник твой, например. Он тебя уже не может удержать, сам говоришь. И считает себя... умным и предусмотрительным парнем.
- А возможно, я просто такой везучий. Или неправ.
- Везучий, да. Как утопленник.
- Сколько топился, ни разу не вышло.
- За... зачем?
- Хотелось. Ну и потом, помогает вытряхнуть из головы лишнее.
Леон улыбнулся.
- Поверю тебе на слово. Пробовать, пожалуй, не буду. Ты, кажется, на этот раз многовато вытряхнул.
- Да, - колдун лег, закрывая глаза. - Не бросай меня пока, ладно?
Леон привалился к борту вагона рядом с кроватью, протянул руку - левую, с мягко светящимся в темноте кольцом, - и положил ее колдуну на плечо.
"Я не бросаю друзей", - мог бы сказать Леон, которому было тринадцать лет. Тот, который искренне в это верил.
- Это мой вагон. Я тут живу. И моя кровать, кстати. Так что... мне некуда тебя бросать. Спи.
Тот только вздохнул, снова безжизненно откидываясь. Тело все еще мелко подрагивало, на запястье вампира упало несколько капель, которые даже не обожгли кожу.
Ночь, в которой Леон забирает колдуна в свой вагон, и они говорят о желании жить, Герцоге, мудачестве и выборе своего жизненного пути
27 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
27 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо