Ночь, в которой Леон допрашивает Энди, требуя назвать имя демона, а Бьорн зевает и предлагает сжечь, кого надо, а потом рассказывает Леону о бремени короля
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
Клоунская расцветка Энди даже в темноте выглядела неестественно, хотя Алан снял с "потомка" только рубашку. Хорошо, что в сознании многих смертных они все еще оставались цирком. Можно было позволить себе больше _странного_ и никто не обращал внимания. Ну, или не подавал вида.
Леон примотал гангрела к пустой раме из-под зеркала - он так и не придумал, куда его деть за полгода, а вставлять новое зеркало было все еще рискованно. Это было, конечно, не бог весть каким препятствием для гангрела в ярости, но как минимум задержало бы его на пару секунд, случись что.
- Я как-то говорил Димитрию, что его погубит неумение вовремя останавливаться, - бросил Леон то ли Бьорну, то ли себе под нос. - Но он меня, надо сказать, удивил. Даже не знаю, может его так и оставить? Если он в самом деле продался демону, то... разговаривать с демоном не лучшая идея.
Охотник сидел на постели, скрестив ноги и мрачно медитируя на ятаган. В ответ только заворчал.
Леон недовольно поморщился.
- Сделай королевское лицо. Он по какой-то причине перед тобой так трясется, что, может быть, это поспособствует.
Гвидион зевнул и вольготно разлегся, со свистом крутанув ятаган в руке.
Леон еще раз поморщился, наклонился над Энди, резким движением выдернул кол и сделал шаг назад, ожидая, пока гангрел придет в себя.
Нет лучшего способа унять разъяренную тварь, чем обездвижить её. Еще есть вариант с убийством, но жить Энди хотел. Настолько хотел, что теперь щеголял яркой окраской по всему телу и дыркой в груди. Зато дырка была не сквозная, и это не могло не радовать.
А еще он был привязан к чему-то. В принципе разумная мера предосторожности даже против обезумевшего вампира, заставит задержаться, разламывая раму и выпутываясь из веревок.
Место было знакомым, лица были знакомыми, жить было можно, ура.
- Как Гленн? - про то, что он тут делает и как жить дальше, Энди решил не спрашивать. И так понятно, что все плохо. А вот что с Гленн, он особо разобрать не успел, когда вываливался из неё. Потом было как-то не до того.
Вопрос был неожиданным.
- Как обычно. Чуть голову колдуну не откусила за тебя. Я даже не хочу спрашивать, зачем ты в нее залез.
- Больно было, - честно попытался припомнить Энди. - Было очень больно. И страшно. И жить хотелось. Ну я и полез... в ближайшее укрытие.
Леон промолчал, хотя это и стоило ему некоторых усилий. Окинул Энди тяжелым взглядом сверху вниз. Пауза затягивалась.
- Назови мне три причины, по которой я не должен прямо сейчас подарить тебе быструю и безболезненную окончательную смерть, которая будет лучше любого из вариантов твоей дальнейшей судьбы?
Энди поморгал, пытаясь сообразить.
- Алан расстроится, но это определенно то, что вы сможете пережить... Гленн тоже расстроится... наш пленник порадуется, наверное, - медленно сказал он. - Еще я при правильном применении могу быть полезным... вон, руки нашей добыче оборвал, чтобы та не рыпалась... а сколько у меня еще времени на подумать?
Как назло, в больную голову ничего не лезло. Собственно, если бы Энди был на месте Леона, он бы и спрашивать не стал, но раз спрашивает - надо пытаться и думать дальше.
- То, что остальные члены стаи расстроятся, это причина, по которой мы сейчас разговариваем. И достаточно об этом. Пусть они лучше будут расстроены, чем мертвы или хуже. Времени... - Леон усмехнулся. - Поскольку ты думаешь не до того, как что-то сделать, а после, то какая разница? Все время мира твое. Вопрос в том, что ты вообще собираешься делать дальше.
- Ну уж точно не причинять вам вред, - честно сказал Энди. - К Алану я даже подойти вряд ли смогу, не говоря уж о навредить, а все остальные... у меня просто нет причин это делать. Я ни к кому здесь не питаю враждебных чувств. Что собираюсь делать дальше? Что и делал раньше. Работать. Делать, что поручат. Выяснить, что это вообще за... - он проглотил неприличное слово и выдал более приличное: - события вокруг творятся. И куда я вляпался. Да, знаю, задний ум, думать надо перед и так далее.
Работать.
Мысль хлестнула другим голосом-ощущением. Он должен работать, а не прохлаждаться, беседуя с вампирами.
Леон скептически поднял бровь и обернулся к Бьорну.
"Чтобы работать, нужно жить! Или хотя бы не-жить, - мысленно огрызнулся Энди. - Щас я себе это обеспечу и сайгаком попрыгаю!"
Бьорн пожал плечами, потягиваясь.
- Сжечь.
Хлесткий удар был похож на удар холодным мокрым воздухом по голой спине.
Энди сцепил клыки. Сожжение уже казалось вполне неплохой перспективой по сравнению с мозголюбством, которым его щедро одарили с двух сторон, когда больше всего хотелось ведро крови и лечиться в темном одиноком углу.
- Успеем, - Леон повернулся обратно. - Что ты отдал Ему и что получил взамен?
- Кровь и сердце. Взамен - спасение и жизнь, - Энди поморщился, вспоминая прошлую ночь. - Шабашит бы меня прикончил тем ударом. Собственно, чуть не. А потом у него отсохла рука, ха, карающая. Помимо той, что я оторвал первой.
Леон подарил Энди взгляд, полный смеси брезгливости с пониманием.
- Мне казалось, ты читал книги, которые тебе давали в церкви. Там довольно подробно расписано, как именно и в каком состоянии демоны стучатся в душу. И если уж в них и есть какая-то польза, то вот она, но, видимо... Иными словами, ты отдался ему просто так. Потому что испугался сдохнуть. - Снова пауза, точно Леон взвешивал свои дальнейшие слова. - Ты удивительно легко продаешь себя в рабство, Энди Уилсон. Сначала зовешь себя рабом божьим, затем падаешь к трону Владыки Бездны. Что Он хочет от тебя и от города? Что приказывает?
Ты можешь не скрываться, раб.
"Как скажете, ага".
- Работать приказывает, - честно сказал Энди. - Ему хочется веселья в городе. И жертв. И игрушку. И еще немного веселья. Мы это веселье успешно обеспечиваем пока что. Я вон вообще знатный шут.
- Веселье, - протянул Леон, оскалившись. Что-то было не так. И он, кажется, знал ,что именно. - Ты не шут, ты дебил. В этом месте у него нет над тобой никакой реальной власти, и ты все равно лижешь ему жопу. Хотя все, что он может сделать, это говорить с тобой. Это, уж поверь мне, не очень тянет на адские муки, хотя бывает неприятно, по себе знаю. Уж тебе-то стоило бы понимать основы шантажа и обмана. По большей части ты говоришь с собственными желаниями и страхами. Иронично. Ну, и какой твой следующий дар ему?
Реальность это то, что ты ощущаешь, не так ли, раб?
- Серьезно? - удивился Энди. - Я понятия об этом не имел. Я вообще не разбираюсь в этой... оккультике.
Он помолчал. Голова шла кругом. Мозг отказывался соображать, и Энди решил говорить прямо.
- Леон, мне сейчас ебет мозг с одной стороны он, а с другой ты. Я не понимаю иносказаний, я не разбираюсь в вашей мистической хрени, у меня едет крыша и мне, блять, больно. Поэтому просто скажи, чего ты хочешь, чтоб я сделал, чтоб выжить, и, пожалуйста, или добей, если откажусь, или дай мне хотя бы раны затянуть, если решишь дать подумать.
Леон вздохнул, совершенно по-человечески.
- Ты говоришь так, словно мне надо это больше, чем тебе. Я спрашиваю тебя, что мне с тобой делать и понимаешь ли ты, что будет дальше, а ты встаешь в позу и требуешь убить тебя вместо того, чтобы ебать мозг. Хотя вроде как так ценишь свою жизнь, что готов душу продать... да еще и неизвестно кому. Эй, демон, - Леон подошел ближе и наклонился над привязанным к зеркалу гангрелом, заглядывая в глаза. - Назови себя.
Чувства плеснули в глазах Энди, заставляя установившуюся связь завибрировать.
Слов у Энди просто не осталось. Впрочем, они быстро вернулись.
- Что ты спрашивал - на то я ответил. Я не слышал от тебя вопросов "ты понимаешь, в какую жопу влез" - да, понимаю. Вопроса "что мне с тобой делать" я тоже не слышал, да и на него уже ответил: скажи мне, что мне делать, чтобы выжить, ИЛИ сразу убей, - он поморщился, жмурясь. - Белиал. Это Белиал или тот, кто настолько не боится его, что готов прикинуться им.
- Чтобы выжить, Энди, тебе моя помощь не нужна. Ты хамишь мне так, будто твой господин подарил тебе девять запасных жизней. Полагаю, если я сейчас разорву тебя на части, и остатки твоего смертного облика превратятся в пепел, он шутки ради соберет тебя обратно. Во что-нибудь еще более нелепое и омерзительное, чем разноцветная бесполая нежить. И ты будешь продолжать считать в глубине души, будто такая жизнь это дар, стоящий платы, и будто ты все еще Энди Уилсон. В любом случае, в вопросах спасения жизни я точно тебе ничего нового не предложу. Но забавно, что ты хочешь спасать жизнь, а не все остальное, что куда сильнее в том нуждается. Душу, судьбу и... что бы там еще. - Леон пытался разглядеть на дне глаз Энди того, кто не был бы Энди. Или, напротив, кто был бы только отражением его собственных, эндиных, страхов и желаний. Герцог Ада или просто зеркало? Как тогда, полгода назад. - Ты говорил о его веселье, кстати. Какую игрушку потребовал себе Герцог?
- Пока есть жизнь, есть время спасать, - философски ответил Энди. - Нет жизни - и что толку от желания спасти остальное, если нет времени его воплотить. Какую... - он криво улыбнулся. - Пленника. Истинно верующий. Скажи я ему там, кто сидит в заливе, он бы меня добил и поскакал изгонять зло... а злу весело на это смотреть. Элемент непредсказуемости. Хаос.
- Оставь его в покое, - вздохнул Бьорн. - И прикажи. Он не будет ничего решать сам, простолюдин.
- Почему, мать вашу?! - вопрос был почти риторическим, но страстным и непонятно к кому обращенным. - Я не понимаю. И никогда не пойму, видимо, - Леон коротко, без замаха, рубанул мечом по раме, почти задев Энди. Разрубленные веревки ссыпались вниз. - Можешь идти. И думать, сколько влезет. Для того, чтобы Герцог не достал тебя, Димитрий, тебе достаточно спрятаться в Грезу и сидеть там. Если и там ты услышишь совращающие тебя демонические голоса, то поздравляю тебя, ты просто сошел с ума, и никаких демонов нет. Что касается пленника, он мой. И я не люблю, когда трогают мои вещи. Можешь быть... свободен, - последнее слово Леон произнес с явным сарказмом.
- Почему? Потому что мало кто хочет думать за себя. Большая часть жаждет бегать на поводке, но при этом как-нибудь не особо униженно вылизывая ноги хозяину, - Гвидион закинул руки за голову. - Как это прекрасно, когда не нужно ни о чем думать. Когда можно вопить о своих правах в лицо тому, кто встает между тобой и опасностями, защищая твой личный покой. Как это чудесно, никого не бояться за чьей-нибудь широкой спиной, но лишь только припечет, сменить хозяина. И почему только таких простолюдинов чаще всего можно увидеть на помойке?
- Разумеется, - Энди упал, поднялся, пошатываясь и не скрывая кривой ухмылки, побрел к двери. - Твое я и не трогаю. Только ты это свое раздаешь кому попало... чаще, чем это бывает нужно.
Он выскользнул наружу, прикрыв дверь.
- Твой сарказм я тоже не понимаю, - Леон выдернул меч из рамы, вешая его обратно. - И при чем тут происхождение... ты наполовину такой же, как он. Происхождение важно, но это не все. Оно не делает судьбу. Только воля и поступки.
- А я не про происхождение, а про типаж. Именно то, что я мог выбирать, чем и кем быть. Ты ведь помнишь Ингу? И сколько сил нужно, чтобы вообще иметь свою волю в ее присутствии?
- Не больше, чем иметь свою волю в присутствии моего отца. Инга не ответственна за то, каким ты стал - и каким не стал Димитрий. Типаж... тоже меняется. Полгода назад я был другим. Ты был другим, - Леон поморщился, зацепившись за какую-то мысль.
- Были, - Гвидион сел, снова скрестив ноги. - И он может стать. Иначе я бы не говорил в его присутствии.
- Если бы он не мог, его стоило бы просто убить, вместо того, чтобы разговаривать. Но это... его решение. Как бы ни прятался, все равно. Просто он выбирает... не выбирать, думая, что это обманет кого-то, кроме него самого. - Леон сел рядом, покосился на Бьорна, все еще мучительно ловя ускользающую мысль. - Скажи, amato... Ты хоть раз пожалел о той ночи, когда мы создали Круг? О том, что Круг... дал тебе и что забрал?
- Нет, - спокойно ответил подменыш. - В полете не до сожалений. В охотничьем пикировании это еще и опасно.
- Смешно, но я иногда жалею. Ты дал мне... смысл того, что я делаю. Путь, по которому можно идти. Долг. А я тебе - ничего, кроме крови и грязи.
- Да, мог бы принести мне кофе. Я уже второй день его хочу! - Бьорн не поднял головы, только немного ссутулился.
Леон поморщился, но, как обычно, ничего не понял.
- Алана бы попросил...
- Алан, Алан, Алан! - подменыш с тяжелым вздохом рухнул на спину, свесившись с кровати. - Какая разница, что ты мне дал? Amato, я не хочу, чтобы ты исчезал из моей жизни.
- С Аланом-то что не так? - Леон продолжал не понимать. - Я не собираюсь исчезать, просто... иногда мне кажется, что это не худший из вариантов.
- Нечего гонять его как прислугу, вот что не так, - рыкнул, обозлившись, Бьорн и резко сел. - Нашли себе безотказного. А ты, вариант, слушай сюда. Когда ты мне надоешь и я разочаруюсь в том, что ты привнес в мою жизнь, я лично убью тебя, amato. И то, во что переродится твоя душа. До тех пор, пока ты не исчезнешь окончательно.
- Вот об этом я и говорю, - Леон вздохнул, поворачиваясь. - Это было бы серьезным обещанием, лорд Ингебьорн, но я полагаю, что меня убьет кто-нибудь еще. Так что угроза хоть и серьезная, но маловероятная.
Гибкая горячая рука ухватила вампира за горло, толкая на кровать.
- Могу устроить прямо сейчас.
На секунду реальность перед глазами Леона дрогнула, почти выворачиваясь другой стороной. Греза просачивалась сквозь отсутствующий здесь барьер, и сейчас, в канун Белтейна, это ощущали даже мертвые.
- Сомневаюсь.
- Зря, - ятаган коснулся бледной шеи острой кромкой. - Выбирай, amato. Ты живешь со мной или умираешь сейчас.
Леон вздрогнул против воли, чувствуя кожей - не холод, но злость клинка.
- Я уже умирал. И я уже давал тебе обещание.
- Тогда хватит скулить, - длинные пальцы с силой прошлись по шее Леона с обратной стороны, заставляя прогнуться. - Соответствуй, Бомэйн, давший клятву чужому Дому.
Леон попытался вывернуться - близость ятагана вызывала букет сложных ощущений.
- Ты собираешься _мне_ приказывать?
- Нет. Я это делаю, - конечно, подменыш был слабее. Но в умении оплести собой все еще превосходил. - Amato, ты уже давно бьешься у меня в когтях.
- Если тебе нравится так думать, - Леон усмехнулся, но пока не вырывался. - Пусть так, смертный.
- Моих жизней хватит, немертвый, - Гвидион неторопливо поднялся, ускользая с постели. - На то, чтобы ты переломил их все.
Реальность дрогнула еще раз и свернулась в обычный, обыденный мир. Греза разжала хватку.
- Я мог оставить твою жизнь идти своим путем. Не вмешиваться. Ты сейчас уже был бы мертв, и потерял все свои жизни. В тоске и банальности. Мог, но не захотел. Жизнь в обмен на жажду крови... Я не требую благодарности, но и претензии не приму.
- Тогда чего ты ноешь?! - в интонации закралось шипение, голос стал еще тише, чем обычно. Рука с клинком явственно дрогнула. - Я не просил тебя. Так что сунь свои претензии и нытье Энди в отсутствующую жопу, самое место.
Леон не поднимался, глядя отсутствующим взглядом в потолок. Если бы он чуть меньше устал за последние сутки, или хотя бы выспался днем, Гвидион был бы уже послан нахер, но на такое у Леона уже не было никаких сил. Поэтому он, как обычно, ответил на прямо заданный вопрос, игнорируя все то, чего все равно не понимал и не замечал.
- Я не ною. Я надеялся, что... ты поймешь. Ты не просил меня. Я принимаю все решения сам и отвечаю за каждое. "То, что лежит на мне, принадлежит мне", - голос Леона все-таки дрогнул. - Я клялся всем, чем мог, что не стану таким, как он, и не сработало. А теперь я хочу от тебя понимания, но, вот ведь незадача, это мог мне дать только тот Ингебьорн, который не стал по моей милости Неблагим Королем. Даже не знаю, смешно это или нет. Стоило бы, наверное, прощения попросить, но все равно поздно.
Подменыш помолчал, глядя куда-то в темноту.
- Прости, - проговорил он наконец, сделав несколько шагов обратно к Леону. Не было крыльев за спиной, не было и золотистой тяжести. только взгляд - спокойный, мягкий, уверенный. - Я привык за эти полгода играть для тебя в наглого смертного, которого ты можешь душить и вертеть как заблагорассудится. Уже скоро Бельтейн... скоро все это закончится.
Клинок скользнул в ножны, а уже подувядший цветок лег в руки ласомбры, сжатые теплыми ладонями подменыша.
- Я не виню тебя в том, что ты сделал. Я не справился со своей жизнью, как я могу винить тебя в том, что ты в этот момент сделал то, что счел нужным и достойным? Мне неприятно вспоминать. Очень. Именно потому, что я не справился, а не потому, что ты пришел за мной. Не противься своей сути. власть предполагает решение за другого и ответственность за это решение. Помнишь,к ак роджер выступал с тем, что я дескать унижаю Алана, решая за него? Мне было все равно. А ты только сейчас стоишь на той ступени понимания, когда нужно принять, что ты имеешь право. Давай выбор. даже елси ты знаешь, что этот выбор ложный. Люди гораздо сильнее, чем тебе, возможно, кажется. Люди способны подняться откуда угодно... и упасть от люой мелочи. Как твоя Алиса. Хрупкая, но сильная. Что ж, у тебя есть силы. Как и всех вокруг. только не все решаются что-то с ними сделать. Сковывают себя рамками морали рабов, предоставляя решать за себя другим людям, думая, что это делает Господь. Господин. Большинство людей действительно желают господства - своего и надо собой. Будь мягок, и тогда ты успеешь заметить тех, кто восстанет против тебя. И успеешь справиться с ними. Или прислушаться к ним. Ты и так очень нежен с теми, кого признал своим. Это дает им иллюзию твоей слабости. Они перестают видеть в тебе авторитет, видя только бесплатного на все готового защитника, которого можно потом предать и вернуться, хлопая невинными глазами. Я не говорю, чтобы ты бил своих, дабы чужие боялись. Скорее даже я не могу иногда понять твоей позиции по некоторым вопросам. У меня впечатление, что у тебя просто нет принципов. Хотя они и есть. Но какие... Леон, прости меня.
Леон повернулся, не вставая, и уткнулся лбом в теплые руки подменыша.
- Свобода и ответственность, все мои принципы. Зачем что-то еще. Я взял эти судьбы в свою руку, теперь их обрыв это мое... поражение. И мне тоже будет неприятно, если я не справлюсь. Это не нежность, это... - Ласомбра тихо выдохнул, не заканчивая.
- Это нормально, - длинные пальцы взъерошили ежик черный волос. - Но это игра в одни ворота. Либо они свободны, либо ты за них взял ответственность. А ты выбрал тот путь, когда ты всех везешь и еще сам себя сечешь за то, что посмел встряхнуть телегу, и они видите ли вынуждены что-то сделать.
Леон передернул плечами и промолчал. Что тут, собственно, было добавить, если Бьорн не говорил ни слова неправды, и все равно у этого не было хорошего решения.
- Решайся. Правитель вовсе не всегда мудак. Хотя, конечно, Макиавелли в очень многом прав, - подменыш выпрямился, проведя ладонями по холодной шее и напряженным плечам. - Чтобы к том времени, как ты получишь корону, ты смог не рухнуть под ее тяжестью.
Он все же ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. Гордый, выпрямившийся и строгий.
Леон полежал еще некоторое время, слушая свои мысли, затем поднялся, закатал рукава рубашки и решительно направился к сейфу.
Ночь, в которой Леон допрашивает Энди, требуя назвать имя демона, а Бьорн зевает и предлагает сжечь, кого надо, а потом рассказывает Леону о бремени короля
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо