[awesomecircus]

Ночь (день), в которой колдун и дети Аркадии идут по серебряной тропе туда, где лежит связанный женскими лентами волк и смеётся, сотрясая звёзды, Лодур

30 апреля, Мидгард

Алана, сонного и встрепанного, колдун поднял из постели. Вид у него был таинственный и исполненный лукавства. Он шепотом велел собираться на прогулку в Грезу и немножко подальше.
Алан ошалел настолько, что даже вопросов не задавал, просто смотрел на Пилигрима с немыми восторгом и ожиданием, машинально натягивая рубашку. Он нащупал на столе кружку с холодными остатками вчерашнего кофе, глотнул, прогоняя последний привкус горького дыма во рту. И протянул руку к мечу, теперь глядя на наставника уже вопросительно - нужен, не нужен?
- Бери. Пусть тоже посмотрит.
На то, чтобы перекинуть через плечи ремешки ножен, потребовалось совсем немного времени. И ещё один глоток кофе. Потом Алан аккуратно ухватил Пилигрима за руку чуть выше запястья.
- Эмм… идём? - В голосе слышались почти детские азарт и предвкушение… чего-то.
- Пошли, - он сделал шаг про серебристой тропе, и Алан оказался нос к носу с Леоном, а вокруг них была бесконечная чернота, только тропа продолжала извиваться под ногами.
Леон встрепал Алану волосы и, тоже подгоняемый азартом, нетерпеливо пошел за магом. На Алана он смотрел заговорщически и с выражением "я ничего не скажу, догадывайся".
… что?
Алан смотрел на Леона широко раскрытыми глазами. На него, на Пилигрима и на расстилающуюся вокруг черноту. На искрящееся под ногами серебро, уходящее куда-то… вперёд? Назад? Было так много вопросов, а он мог только смотреть.
Колдун уже успел отойти вперед, мягко переступая по звездам. Потом подумал и свернул.
Тропа слилась с горным ручьем, проходящим между сероватых скал.

Было прохладно и свежо, солнце скрылось где-то в расстилающемся тумане.
Когда под ноги плеснула ледяная вода, Алан наконец обрёл голос.
- Вы… - он моргнул, потом наклонился к воде, опуская в неё ладонь. Вскинул сияющие восторгом глаза на Пилигрима. Затем перевёл то же сияющий взгляд на Леона и неуверенно улыбнулся.
Леон хищно улыбнулся, осматриваясь. И довольно кивнул Пилигриму.
- Это Мидгард, - Человек без Имени пошел вверх по ручью, поддергивая штанины. - Я думал показать вам кое-кого.
Они уже почти обошли длинный каменисто-серый выступ, как он внезапно сдвинулся, оказавшись... огромным хвостом. Скала вздохнула, прянув ушами, и обматывающие ее тонкие женские ленты заискрились росой.
- … дракона? - Выдохнул Алан прежде, чем успел подумать о глупости вопроса. И протянул руку вперёд, к серой живой глыбе.
Он был почти таким же, как и там, в Осени. Только покачивалась в такт шагам перекинутая через плечо встрёпанная огненно-рыжая коса, переплетённая всполохами света даже сейчас, в тумане. И тускло мерцало что-то за спиной, от лопаток и вверх, бесплотными сложенными крыльями.
То, что казалось камнем, не было чешуей. Оно было шерстью. Очень длинной жесткой серой шерстью.
- О, - Леон улыбнулся еще шире. - Он больше, чем я думал... когда мы говорили с тобой о нем.
Шерсть почти колола ладони. Звериная. Волчья.
Алан замер. А потом очень, очень медленно обернулся.
- Вы же не хотите сказать, что… - он шумно втянул в себя воздух, а потом вновь повернулся к нему. К Нему. К Фенриру, Пожирателю Солнца.
- Это мир, созданный сказителями и радетелями дела Гайи. Да, это Фенрир, прародитель племени и сын Локи. Пойдем. Он не разговаривает, но ему скучно, - колдун деловито пошел по узкой тропе, огибающей бок огромного волка. Тот лежал на животе, положив морду на лапы и иногда вздыхал и подергивался, насколько это позволяли путы. А возле морды стоял однорукий копьеносец, и его крылатый шлем лежал рядом. Оторвавшись от вычесывания вольчей морды, он повернул голову, оглядев путников карими глазами с золотистыми искорками на дне. Глубокая морщинка легла на лоб складкой века третьего глаза.
Сделать первый шаг следом было очень, очень сложно. Алан чувствовал себя, словно пьяным. Но, сделав глубокий вдох, он сорвался с места, едва ли не побежал.
Только перед самым Тюром он замер - но лишь на пару мгновений, чтобы встретиться глазами с воителем. А потом он шагнул к волку, с той самой, знакомой, заставляющей жить и идти дальше, смесью страха и восторга, протягивая руку к его морде, к жёсткой шерсти, чтобы просто прикоснуться.
Волк слегка вздернул верхнюю губу, демонстрируя, что клыки у него не выпали. Тюр хмыкнул и кинул Алану гребень.
Леон наблюдал за Аланом со смесью сложных чувств, но не мешал. Знал, что бесполезно. Только, когда тот полез к волку, попытался поймать его, волчий, взгляд. Посмотреть, что там, на дне глаз Пожирателя Солнца.
Луна. Там отражалась луна и тоскливый вой, отражающийся от дрожащих скал.
- Гарм лает громко у Гнипахеллира… - Алан поймал гребень - обеими руками, вцепился в шероховатое дерево и сделал последний шаг, - привязь не выдержит.
Острые зубцы коснулись жёсткой шерсти, зарылись в неё.
- Вырвется Жадный. - Пауза. - Но не сейчас.
Шерсть расступалась под зубцами. Волк снова вздохнул и перестал скалиться, закрывая глаза.
Вверх и вниз, вверх и вниз - Алан двигал гребнем длинными, медленными движениями, завороженно глядя, как тонет в колком сером море шерсти дерево гребня. От осознания, где он и что он делает кружилась голова. В какой-то момент он замер и вновь обернулся через плечо.
- Мы же здесь… мы… не просто так, да?
- Я хотел показать вам, детям Аркадии, что кроме нее и ее отростков есть и другие миры. Ну и просто познакомить с хорошими... существами. Тюр, не надо меня тыкать копьем, человеком аса называть тем более неприлично.
- Надо понимать, что оба существа хорошие, - пробормотал Леон, оценивающе глядя на волка, ленты, Тюра, снова волка, ленты... Затем отрицательно покачал головой, в ответ своим мыслям, и солнечно улыбнулся Пилигриму. - Мы ведь пойдем... дальше?
- Конечно. Но дай уже ребенку пообщаться!
- Как будто я ему когда-то чего-то не давал... - Леон перевел взгляд на Тюра и подмигнул ему.
Алан перекинул косу на спину и вновь погрузил гребень в длинную шерсть. А потом приподнялся на цыпочки, вытягиваясь вверх, пытаясь дотянуться до уха огромного волка.
Он был пьян. Он был счастлив. Он верил и одновременно не верил в происходящее. Стены мира вокруг с грохотом разрушались, и за ними открывался новый горизонт. Неизведанный. Огромный. Прекрасный.
Дотягивался он разве что до основания.
Но - дотянулся.
Гребень снова погрузился в жёсткую шерсть у основания уха, а сам Алан, не удержав равновесия, прижался к Волку, ощущая под ладонью мерные вздохи огромного зверя.
Зверя, порождённого Богом-Обманщиком, Зверя, что вырвется перед Последней Битвой и проглотит солнце. И он сейчас чесал этого Зверя гребнем.
За спиной послышался веселый треск костра и потом запах жарящегося мяса. Тюр решил перекусить сам, а пока мясо томилось на вертеле, кормил волка молоком, заливая его сквозь стиснутые путами зубы.
Алан остановился лишь, когда заныла от усталости держащая гребень рука, а вторая ладонь, которую он погружал в колкую шерсть, покрылась мелкими царапинами. «Ты не можешь простоять так вечность» - между лопаток толкалось, призывая идти дальше, головокружительное осознание бесконечности мира.
Он медленно отпрянул на Волка, а потом на негнущихся ногах подошёл к Тюру и протянул ему гребень.
- Великий ас, я… эмм… возвращаю вам орудие усмирения.
Тот отложил кувшин и забрал гребень с легким кивком. Слегка улыбнулся и провел этим же гребнем по рыжей голове, слегка царапнув кожу.
Алан зажмурился, пережидая новый приступ головокружения.
- Удачи в в-великой битве, - неожиданно хрипло проговорил он, а потом отошёл к Пилигриму и Леону. Взгляд у него был ошарашенный, словно он всё ещё не мог поверить ни во что.
Колдун, успевший выцыганить себе несколько кусочков мяса, деловито жевал, предложив спутникам подкрепление перед новым походом. Потом посмотрел на горизонт, увитый огромным змеем, и пошел к очередной скале. Скала была темная, неприятная, с глубокими расселинами. На ней не было растительности и даже воды.
Спустя бесконечность они оказались у очередной расселины, а на другом ее краю лежал обнаженный человек, привязанный к скале человеческими кишками. От него куда-то отходила женщина, и яд змеи капнул на бледную кожу связанного. Тот скорчился и застонал, и в ответ застонала и содрогнулась земля.
- Я даже спрашивать не буду, почему мы тут... - Леон прищурился, подходя ближе к краю расселины, внимательно смотря на происходившее там. У него было неприятное ощущение. - Тут Алану нечего трогать и чесать, а мне... там более.
Алан остановился рядом с ним, глядя на скованного бога. И чем дольше он смотрел, тем рассеянней становился взгляд, становясь тем самым взглядом, что помнил и так порой не любил Леон. Потом Алан передёрнул плечами и негромко проговорил.
- Мы соберём яд. И отравим Белиала. То, что… работает против богов может ведь, ну… навредить и Герцогу?
- Это мысль, Алан. То, что ты видишь, это мысли и мечты. Также как то, что помогает против одного, не всегда поможет против другого. И... он не смертелен.
На камень рядом с Локи уселся огромный орел цвета воронова крыла. Каркнул, расправив крылья, и клюнул бога в живот.
Алан вздрогнул от пронзительного карканья, а потом обернулся к наставнику.
- Нельзя не попытаться.
Леон задумчиво поднял правую руку, шевельнул ей, пытаясь взять контроль над глубокими тенями расселины. Те ответили... но не поддались. Леон коротко зашипел.
- Так зачем мы тут остановились?
- В рамках общей экскурсии? Я не делаю из этого какого-то урока.
- Чтобы попытаться… - пробормотал Алан. Он шагнул к самому краю, замер, пытаясь представить на мгновение, как распахиваются за спиной крылья - ты ведь можешь, можешь! - и с досадой ощущая… ничего.
Колдун с легким удивлением посмотрел на обоих. Потом вперед, что-то оценивая. Подумал еще немного и, ухватив в каждую руку по спутнику, шагнул вперед, не утруждая себя мостами и крыльями.
Шаг и они оказались рядом. Рядом.
Алан, не совсем осознавая, что делает, зашипел и взмахнул руками на огромного ворона, пытаясь отогнать его от скованного бога.
Ворон с негодующим клекотом-карканием отпрыгнул, щелкая внушительных размеров клювом.
- Он невкусный, - с ехидцей оповестил окружающий Локи, облизнувшись.
- А ты? - Леон наклонил голову, разглядывая его. Мысли и мечты... Мифы... такие материальные.
- А давай подумаем, - тот закатил глаза, слегка скривив губы. - Ты человечину когда ел, тебе же вкусно было?
Алан чуть шире распахнул глаза, но промолчал, не мешая теперь уже Леону. А потом опустился на одно колено на прохладный камень и провёл по нему ладонью. Мысль.. могла обрести форму здесь, да? Он вновь коснулся камня, уже раскрытыми пальцами, пытаясь собрать его, словно мягкую глину, вылепить из него сосуд - банку? бутыль? - в которую можно собрать причиняющий боль богам яд.
Камень расступился под давлением его Воли, поддаваясь подобно глине.
Леон бессознательно повторил гримасу и провел пальцем по животу прикованного бога, стирая кровь. Поднес палец к лицу и облизнул.
Кровь вспыхнула внутренним пламенем, вплетаясь в сеть вен и артерий. Леон почувствовал себя пауком, запутавшимся в собственной паутине. Он чувствовал, как пульсирует живая химерическая кровь, как бьется в сердцах чужая Жизнь, уже прилипшая, уже запутавшаясь в тех же путах, что и он сам.
Он оскалился, отдергивая руку, мотнул головой. Отступил на шаг назад, чуть не наступив на Алана.
Тот выронил на землю уже сотворённую бутыль - крышка, широкое горлышко, толстые стенки - вместилище для яда должно было быть безопасным для тех, кто держит яд в руках - и в мгновения вскинулся на ноги. И дёрнулся, инстинктивно подхватывая Леона под левую руку.
- Пролетал комарик, держал в руке фонарик, - фыркнул бог. - Мы с тобой одной крови, ты и я.
- Но разной Судьбы, - потемневшие глаза Леона скользнули по путам из кишок и цепей. Он вытер губы, безуспешно пытаясь стереть жгущий привкус.
Алан, помедлив, отпустил его и подобрал с земли выроненную бутылку. И шагнул вперёд, глядя то в глаза богу, то на нависшую над ним змею, на кончиках клыков которой набухали тяжёлые капли яда.
Он не был уверен в том, что это поможет. Он не был уверен, не превратится ли яд там, в Мире Осени, в морскую воду или пыль. Он просто потянулся, пытаясь подставить широкое горлышко под раскрытую пасть.
Лодур рассмеялся, и от его смеха дрогнули звезды.
- Люблю, когда, ну… людям весело. Или богам, - пробормотал Алан над головой у Локи, опуская руку, когда яд заполнил пространство между толстыми стенками бутылки. Беззвучно опустилась крышка. Помедлив, Алан скользнул ладонью по волосам прикованного аса, а потом отступил на пару шагов назад, к Леону и молчащему Пилигриму.
- Идем, - Леон отвернулся, не в силах справиться с растущей внутри тревогой. - Пошли дальше.
Колдун покачал головой и пошел вперед. Вперед и вверх, на вершину горы.
Вершина была голой и ровной, и на ней могло поместиться не меньше десятка конных. Она была почти полностью укутана в туман, но кое-где мелькала земля. Морда гигантского волка. Вздымающийся хребет морского змея. Черный провал Бездны.
Алан, утопая в тумане, подошёл к краю вершины и замер, раскинув руки в стороны, словно пытаясь охватить то, что виднелось впереди.
- Солнце померкло, - проговорил он, не отрывая взгляда от символов легенд, что ожили - здесь и сейчас, - земля тонет в море, срываются с неба светлые звёзды. Пламя бушует, питателя жизни жар нестерпимый до неба доходит.
Он обернулся через плечо.
- Это всё… будет здесь? Последняя битва?
- Сюда ступят копыта Слейпнира, когда асы низвергнутся на землю, - колдун сделал несколько шагов, подойдя к пробивающемуся сквозь камни ростку омелы.
- Доставай свой, ну, серп, друид, - фыркнул Алан, переведя взгляд на молчащего Леона, выражение лица которого было… странным. Сложным.
Леон не выдержал и фыркнул, отворачиваясь. Неслышно смеясь, как Пилигрим прошлой ночью на досках пирса.
- Откуда у меня серп? - маг сделал очень напряженное и каменное лицо, слегка содрогаясь.
Алан озадаченно глянул на них обоих. А потом терпеливо пояснил:
- Омелу всегда срезали золотым серпом. Друиды. Не знаю, ну… придумай!
- Меч вообще-то у тебя. У меня есть нож.
- Меч, он не для… - Алан взмахнул руками, не договорив. - Доставай, ну.
- Придумать я ему должен... - заворчал колдун, сплетая из нитей редких солнечных лучей светящееся полотно, постепенно изгибающееся в форме серпа. - Держи.
- А иначе он будет плакать, - пробормотал Леон, тоже подходя к краю обрыва и всматриваясь в пустоту внизу.
Алан проглотил возмущённое и ни черта не правдивое «я не плачу», потом принял из рук Пилигрима серп и присел рядом с ростком. Он тронул кончиком пальца упругие тёмно-зелёные листья.
- Где же твоё дерево, громовая метла? - негромко проговорил он, осторожно срезая золотистым лезвием упрямое растение, пробившееся сквозь скалы. Серп был возвращён Пилигриму, а одну из отломанных тонких веточек Алан заложил в петлю одного из амулетов на шее колдуна.
- Символ жизни… и бессмертия. И чего только не… - пробормотал он и отошёл к Леону. Приподнявшись на цыпочки, Алан заложил ещё одну веточку за острое ухо ши.
Почему-то ладоням стало больно. С них, изрезанных острыми листьями, капнула густыми каплями кровь.
Алан озадаченно моргнул, а потом чуть сжал ладони, пытаясь удержать тяжёлые капли, и как-то виновато улыбнулся, словно говоря - «ну, бывает».
- Холм в землях богов берёт свою дань.
- Пошли, - серебристая тропа зазмеилась от вершины скалы, уходя в никуда.
- Мы… уже уходим?
- На сегодня. Потом сходим еще. И сюда, и куда-нибудь.
- И что мы спиздили? - деловито спросил Леон, поправляя веточку за ухом.
Алан прикусил губу, в последний раз оглядывая укутанное туманом пространство. Потом кивнул, пытаясь спрятать подальше абсолютно дурацкую обиду на то, что надо уходить.
- Омелу и яд, вестимо, - их снова окутала тьма. Тьма имела знакомый запах... запах крови и Бездны. Колдун с шипением на что-то напоролся и выругался.
Леон фыркнул, протянул руку и дернул рубильник. Мягкий, тусклый свет заполнил вагон, освещая... расставленную вдоль стен мебель.
Брови Ласомбры взлетели вверх, и он подавился словами.
- У тебя тут… ну, уютно, - пробормотал Алан, оглядываясь; он ни разу не видел вагон Леона при свете, да и особо не бывал в нём эти полгода.
Он чуть поморщился от боли в изрезанных руках.
- У меня тут... - Леон неразборчиво зашипел, - проходной двор. И один толстый усатый ублюдок трогал мои вещи!
Шульц захихикал и зевнул, прикрывая рот рукой.
- До заката еще час или около того, так что Леон, ложись спать срочно.
- Как скажешь, милый, - Леон покосился на ремень Бьорна, до сих пор намотанный на руку, помотал головой и рухнул лицом в кровать.
Он не стал говорить Шульцу, что проснется он, скорее всего, не после заката, а заполночь, если не разбудить. Летаргия дневного сна почему-то отпускала его все менее охотно.
- Доброго сна, - пробормотал Алан и отступил к двери. Понимание того, откуда они вернулись, накатывало волнами, и каждая волна была сильней предыдущей. Ему срочно нужно было обо что-то опереться. Или сесть.
Вот пол, например, отлично подходил… отличный такой пол, на который Алан и сполз.
Гнездо ему все же обустроили, а заодно замотали обрывком покрывала раненые ладони. Оценив икебану, колдун хмыкнул и отошел в сторонку посидеть и помедитировать. Ему нужно было набраться сил.
Алан, одуревший от осознания всего произошедшего, по старой привычке свернулся под боком у Леона и прикрыл глаза. Под опущенными веками выл на солнце огромный волк, распахивая пасть, и в его шерсти поблёскивали обрывки разорванных девичьих лент.