[awesomecircus]

Ночь, в которой Леон гладит один из четырёх хвостов Принца Нового Орлеана, а потом вновь встречается лицом к лицу со своим отцом - и остаётся один на один со своими кошмарными видениями

Майская Ночь, Новый Орлеан, городской парк

Леону было почти интересно, кого он найдет, отправившись искать отца. Если вместо Бьорна нашел Альченцо... и Алана.
Отправив дворецкого проверить, хватает ли всем всего, Леон бродил по укромным частям парка... которых, впрочем, было не так много, как некоторым хотелось бы.
Четыре распушившихся хвоста были замечены даже чуть раньше, чем весь валяющийся на траве Тореадор. Хвосты мелко подрагивали, выдавая возбужденную сосредоточенность, а сам Лис быстро пролистывал вложенные в планшет страницы.
Паутина, упруго пружинящая с изнанки поверхности земли от шагов Леона, задрожала чаще. Угольки в ее пересечениях мерцали всеми оттенками, от ярко-красного до почти черного, и протянулись неуловимой дорожкой к лежащему Лису.
Леон задумчиво остановился в нескольких шагах, раздумывая, уходить или сесть рядом.
Тореадор повернул голову, оторвавшись от записей, и удивленно приподнял брови, оценивая... произошедшие с Леоном изменения.
- Вы позволите? - Леон решил не спрашивать, что Принц увидел в его внешнем виде.
- Позволю, - он даже не стал уточнять, что именно.
Леон улыбнулся и сел рядом. Задумался на секунду, а потом тоже лег на живот, вытянув ноги.
- Праздник настолько скучный, что вы предпочли ему чтение?
- А почему чтение не может быть частью праздника? Светская жизнь иногда утомляет больше, чем хотелось бы.
- А дела нет? - Леон подпер подбородок левой рукой. - Что ж, раз дела вас не утомили, я тоже... хотел бы поговорить о них.
- Опять? Хоть бы раз пришел просто так, с чем-то приятным.
Леон снова улыбнулся.
- Вы сами пригласили меня на танец ради переговоров, а не в качестве комплимента.
- Ну и что? Мне тебя вывезти в ресторан? Ты как раз в почти подобающем виде.
- Право, я не знаю в этом городе ресторана, для которого мой вид был бы подобающим. Разве что в заведении господина Эрреро. Кстати о них... Ваше Высочество, мне кажется, мистер Уильямс не лучший душеприказчик для того, чем владел Эрреро. Особенно в текущей... ситуации.
- Не отдам, - спокойно заметил Принц, перелистывая страницу.
Леон поднял на него глаза... затем понял, что это не лучшая идея, учитывая след кулака Альченцо.
- Уильямс не удержит порт. И Капелла не удержит, при всем уважении.
- Да, я знаю. И нет, не отдам.
Леон вздохнул.
- Почему?
- Потому что обойдешься без второго транспортного узла. Возьми себе другой город, их вон сколько в благословенной Америке.
- Но портов всего два. Здесь и в Нью-Йорке. Предлагаете мне взять Нью-Йорк? - Ласомбра снова положил подбородок на руку. - Антимо должен был передать вам конверт, я перепрофилируюсь и у меня сугубо... деловой интерес. Не политический. Даже аполитический, я бы сказал. Может, хотя бы, особые условия досмотра для моих транспортных компаний?
- Это уже другой вопрос. Хотя, разумеется, его стоит рассматривать не в столь неофициальной обстановке.
- Который из двух? - тон вопроса звучал почти невинно.
- А вам это важно?
- Взятие мной Нью-Йорка я в официальной обстановке обсуждать не буду, - Леон снова улыбнулся. Намного более хищно.
- Тогда о чем вопрос? - взгляд Тореадора был невинен.
Леон потянулся и тряхнул головой.
- Вероятно, в том, какие вопросы, по-вашему, достойны рассмотрения в столь неофициальной обстановке.
- Красоты лунной ночи? И прочей дребедени, которую так любит мой клан?
- Ваш клан, но не вы?
- И я, конечно.
- Я не принадлежу вашему клану, поэтому доверю описывать красоты лунной ночи разве что своему великому соотечественнику. Храни нас, о луна, храни! Мы смотрим снизу на тебя, как дети. Открой секреты силы и любви, исполни все желания на свете.
Тореадор рассмеялся, хвосты взвились веером и с мягким шелестом улеглись снова на траву.
Леон протянул руку, чтобы погладить один из них.
Хвост оказался пушистым и каким-то причесанным, без единого репья или недостатка.
Ласомбра несколько раз провел по нему, от основания почти до кончика, приглаживая распушившуюся рыжую шерсть.
Тореадор с интересом наблюдал за этим процессом, но хвост не отбирал.
Процесс сам по себе приносил... умиротворение. Как, впрочем, почти всегда рядом с Принцем. Леон тщательно погладил один хвост, затем второй, и оставшиеся. Это заняло довольно много времени, достаточно, чтобы пригладить и мысли в его собственной голове. Леон отпустил хвосты и с легким вздохом откатился подальше, потянулся и встал.
Удерживать его не стали, хвосты собрались в один плетеный хвост и удобно улеглись на ноги Тореадора.
- Вы наверняка знаете, где я сейчас могу найти моего... Сира, - Леон одернул платье, в котором его сейчас точно не пустили бы ни в один ресторан, даже к Эрреро. - Не хотелось бы нарушить еще чье-нибудь уединение.
- На севере, за фонтаном, - невозмутимо ответил Мелансон, даже не попытавшись отрицать своего всеведния. - Один.
Леон слегка криво улыбнулся, услышав последнее слово, но только молча кивнул и пошел к фонтану. Тлеющая паутина все так же пульсировала под каждым шагом босых ног.
Надо было подергать. Ну надо было!
Альченцо действительно был там. Сидел на портике, привалившись спиной к статуе, мял в руках кусочек Бездны.
- Я отправил его домой, - с легко слышимой претензией в голосе сообщил Леон, садясь рядом.
- Ну молодец. Надеюсь, не пинком.
- Нет. С Иштваном, на автомобиле. Могу предложить тебе провести день там же.
- С Иштваном на автомобиле?
- В депо, - Леон не разделял веселья. - В любом из оборудованных вагонов, хоть у самого Алана. В любом, кроме моего, там и так... неважно. У меня к тебе несколько вопросов, - претензия стала еще осязаемей.
- Спасибо, но нет.
- Нет... что?
- Не воспользуюсь твоей любезностью. А вопросы ты и так задашь, уже изготовился к базарному торгу.
Леон оскалился, но усилием воли заставил себя вернуться к осмысленной беседе.
- Первый вопрос. Нас кто-нибудь подслушивает?
- Нет, - тьма в руках у Ласомбры оскалилась в ответ тысячами ледяных иголочек.
- Хорошо, - Леон почти успокоился, голос стал холодным. - Антимо ди Ченцо. Как это понимать?
- Понятия не имею. Это не я.
- Ты издеваешься?! - Леон с трудом, но сохранял спокойствие. - А кто тогда? Монкада? Какие у него могут быть ко мне дела мимо... тебя?!
- Не трепи имя, - Мирр поморщился. - Да и мое бы не трепал всем налево-направо. Ты не поверишь, но мы с ним практически не общаемся уже не одну сотню лет. Но, конечно, он знал про тебя.
- Не поверю. И да, ты не соизволил сообщить мне о том, что твое имя - такая тайна. Так что камарильский Принц случайно знает, кто ты, а я узнаю это от него. Может, стоило сказать мне раньше, и я представлялся бы иначе.
- Да-да, ты очень послушный сын, я помню. И шагу не можешь ступить без моего соизволения. Это я тоже помню. Если ты мне не веришь, то зачем вообще спрашиваешь?
- Какой из твоих приказов или прямых запретов я нарушил? Хоть раз. Спрашиваю, потому что это всегда самый прямой путь.
И самый, самый тупой.
Леон поболтал рукой в фонтане. Через силу и въевшуюся за полгода боязнь воды, с восторгом от того, что снова может это.
- Как ты... искал меня? До моего рождения, и после. Как находить тех, кто из Аркадии... здесь?
- Судьба. Я шел по ней. Ты хочешь кого-то найти?
- Должен.
- Это твоя судьба?
Леон опустил глаза на висящий на груди амулет - подарок Алана.
- Этот вопрос не имеет смысла.
- Он имеет значение. Если твоя, то иди по ней.
- Я ненавижу, когда ты так отвечаешь. Предполагая, что я слишком тупой, чтобы додуматься до такого очевидного и бессмысленного решения.
- Но ты не додумываешься? Или не делаешь? Начинай сразу с проблемы тогда.
- Пока я буду тыкаться, как слепой щенок, и учиться с нуля, его успеют найти... другие. Засунь себе подальше свое менторство и помоги. Это важно. - Последние слова прозвучали почти умоляюще. Хотя претензия никуда не делась.
- Ты можешь хотя бы нормально объяснить, что тебе нужно?
- Мне нужно найти ребенка, родившегося этой ночью. У Ингебьорг.
- Хмф, - Ласомбра запустил руку в волосы, потерев череп. - Хмф... скажи... твои колдуны умеют искать? У них обычно быстрее получается.
- Скорее всего. Но я хотел бы справиться один. Без участия в его Судьбе кого-бы то ни было еще.
- Тогда берешь его судьбу, отбираешь у Инги и замещаешь ее. И притягиваешь к себе. Тебе нужна подробная техника?
Леон, как обычно, слегка поморщился от механистичности терминологии Сира.
- Вероятно?
- А не получишь, - Альченцо хищно и знакомо улыбнулся во все зубы. - Потому что замещать чью-то мать ты будешь тогда, когда станешь фомором. Тебе мало одного благого бастарда, который едва удерживается на грани?
- Н-не понял? - Леон машинально оскалился в ответ и чуть приподнялся на бортике.
- Ты всерьез вознамерился лишить ребенка его матери? И стать ею сам? Ты, который сам от фомора не отличался еще совсем недавно? И ты хочешь стать матерью, матерью по судьбе, для Гвидиона?
- Я за него отвечаю! - Леон зашипел. - За них обоих. Я дал ей клятву. И не смей приплетать Бьорна. Только не ты.
- Это почему не я? Я помогал им, помогал обоим. Помогал остаться благими, несмотря на то, в каком дерьме они оказались! Хотя и не имел права вмешиваться напрямую, - сгусток тьмы с размаху влетел в землю, Мирр наклонился, припечатав ладони к портику. - А ты даже не думаешь ни о чем. Только жаждешь. Как Зверь. Животное.
- Я тебя ненавижу! - почти таким же жестом, но экспрессивнее, Леон тоже врезал руками по мрамору фонтана. - Он от твоей помощи... почти сдох. В тоске и одиночестве. И в дерьме. Я не думаю?! Я только и думаю о том, как не стать таким же мудаком, как ты. Просто было "не вмешиваться", пока не приперло делать выбор! Который пришлось делать мне!
- Конечно просто! Что может быть проще, чем не иметь права приблизиться? Чем знать, что ты можешь только наблюдать, а все остальное - это не просто смерть. Но конечно же ты увидел только один путь. тот, который тебя устраивал. Который привел его в твою постель, сделал твоим наркотиком. Нет, ну конечно только такой выбор достоин прекрасного Леона Дамиано! Только тот, что удовлетворит это животное. А теперь он хочет еще и чужого ребенка. Хотел бы защитить, думал бы о защите, а не о том, как найти. И уж тем более не как стать для него Судьбой!
Леон взвыл, захлебнувшись ответом. Еще раз бессильно ударил по фонтану. Сполз на землю, не замечая плеснувшей через край воды, мгновенно намочившей платье. Ударился затылком о мрамор с размаху, не почувствовав облегчения.
- Что мне было делать?!
- Например, не бить его? - рычание стало громче. - Он бы все равно любил тебя. Не становясь твоей собственностью. Что оставалось делать гордому Гвидиону, которого любимый низвел до раба? Только найти место и возможность, где он бы не был рабом.
Вой перешел в громкий, прерывистый скулеж. Леон еще раз ударился о фонтан, только чтобы не слушать... не слышать и не думать об этом.
- И что... мне делать сейчас?!
- Дать ему вспомнить, что он не только Охотник? Сними с него ошейник, он тебе не раб. Ты постоянно его... держишь. Конечно, ему нравится, потому что он любит тебя. Но разве это достойно его? Как давно он рисовал?
- Н-не знаю. Давно. Я... ты знал, что так будет?!
- Так могло быть. Я знаю и то, что в ином, третьем, случае ты убил бы его. Из жалости. Потому что бастарду не место в благородном доме.
Не заботясь больше о приличиях, Леон всхлипнул, подтягивая колени к груди, скорчившись под бортиком фонтана. Сжал руками голову - не слышать, не видеть, не думать... ни одного больше слова, это слишком невыносимо.
- И я вот так живу уже несколько столетий. Мудак. А что делать. Обратись к колдунам, они найдут ребенка. Защитить сможешь, но о манипулировании им подумай позже. Время будет.
- Уй...ди. Просто. Уйди.
Ласомбра медленно выпрямился и действительно поднялся, уходя. Просто уходя, без всяких теней.
Непослушными пальцами Леон стащил с левой руки кольцо из серебряных перьев. Его трясло, вода из переполненного фонтана все так же плескала через борт. Он сжался, пытаясь удержать внутри невыносимое чувство всепоглощающей, беспредельной боли, и жалея, что вода больше не оставляет язвы, которые могли бы отвлечь от того, что жгло изнутри.
Видения, потревоженные словами отца, бились в сознании. Подтверждая их. Облекая в новые, еще более чудовищные формы.
Леон Дамиано аэп Бомэйн корчился в грязи, давясь ненавистью, болью и своей давно мертвой совестью, не в силах сказать хоть слово.