[awesomecircus]

Ночь, в которой в болотном убежище слово душа произносится слишком часто, чтобы уютная дружеская беседа обошлась без приказов и Бездны

8 мая, Новый Орлеан, где-то на болотах

В глубине души Леону было немного обидно, что чертов Тремер не оценил проявленного в прошлый раз гостеприимства. Стоило напрягаться и тащить ублюдка в вагон-"салон", чтобы тот его попросту сжег. Это лишний раз доказывало, что никто и никогда не ценит хорошего обращения, а следовательно, разговоры стоит начинать с удара вагонеткой по роже. Это, по крайней мере, вызывает если не благодарность, то как минимум уважение.
Леон не был уверен, что не произнес это вслух, но переспрашивать у Иштвана почему-то не стал.
- Приведи его в чувство и следи, чтобы он хорошо себя вел, - Леон неприязненно потыкал Тремера носком сапога.
Иштван промолчал. Конечно, страдания и метания на тему "говно ли я" - это очень интересно, но обычно сильно мешают в бою. Настолько, что боя и не получается вовсе, сплошное самоубийство.
Салюбри перехватил Тремера под нижнюю челюсть, второй рукой аккуратно вынимая кол. Немного. Ровно настолько, чтобы вбить его обратно одним движением - в том числе движением самого Рихарда.
И, похоже, Тремер это хорошо осознал. Глянув на бывшего Епископа со всей мощью выразительности, на которую ты способен, лежа головой на коленях у оного бывшего Епископа, он фыркнул.
- Добрый вечер?
- Говно, а не вечер, - Леон пожал плечами, брезгливо вытирая манжетом непромокаемой рубашки мокрые "непромокаемые" сапоги. - Иштван, объясни ему, кто я.
Салюбри задумчиво посмотрел всеми тремя глазами в потолок.
- Потомок Мирра, - пауза. - Черная рука.
Тремер поморщился.
- Ааа, - протянул он. - А документы?
- Пять раз. Лакес не подтвердил, но и не опроверг.
- Ааа, - он протянул задумчивее. - Ну значит говняный вечер, это точно.
- Ты в этом городе никому не нравишься, - сказал Леон. - Ни Мечу, ни Башне, ни моей стае. Почему? И, кстати, представься. Чем полнее, тем лучше.
- Ужасно. Ты не поверишь, насколько меня это удручает и вводит в экзистенциальную печаль, - Тремер фыркнул, зарезав, но тут же замер, ощутив укол кола. - Рихард Савельев. Совершенно не к вашим услугам. Пока.
- Меня не интересует твоя фамилия, - голос Леона был холоден, но в нем начинали прорезаться нотки нетерпения. - Я спрашивал о твоей линии крови. Которую ты решил продолжить. Зачем, кстати? Это провокация без смысла.
- А моей линии крови я говорить не хочу. Прискорбно, разумеется, и грозит для меня довольно мучительным продолжением разговора, но все же. Что же касается провокации, то почему нет? Девочка меня впечатлила.
- Чем?
- Очень тесной связью со смертью. То есть, она была самой смертью, заключенной в живом теле.
Леон поморщился, но неожиданно заинтересовался.
- Подробнее?
- Это подобно представлениям о том, что характер и болезни человеческого тела определяются некими жидкостями. В человеке и любом существе, предмете, явлении, есть жизнь и смерть. В том числе, но меня интересует больше последнее, чем все остальное, - Рихард задумчиво пощипал подбородок. - Точно так же можно сказать, что то, где смерти больше, позволяет быстрее достучаться до призраков. В этом городе смерти много в целом, поэтому культ вуду неудивителен. Но интересно, что и этот культ, и сама по себе смерть пришла сюда относительно недавно. Лакес, я думаю, расскажет точнее, если он изволил вообще обратить внимание на такие мелочи. Так вот, эта девочка была не одержима, но сама по себе представляла приоткрытую дверь для смерти и влияния что с той стороны, что на ту сторону. Я рассчитывал таким образом поднять ее связь и умение справляться с этим, поскольку живое тело совершенно не приспособлено к тому, чтобы застрять на середине.
Леон закусил губу, обдумывая услышанное и, как обычно, отделяя конкретику от теории.
- Что будет, если она умрет окончательной смертью?
- Не знаю. Возможно, что ничего, возможно, что останется истончающимся местом.
- А наименее благоприятный сценарий? - с явственным оттенком чужого сарказма в голосе спросил Леон.
Убить то, что что было самой смертью, заключенной в немертвом теле. Ритуально убить, вряд ли Капелла... Очень смешно. Очень.
- Город еще стоит? Значит, его уже не произошло.
- Скорее, еще, - Леон дернул плечом. - И что ты собирался с ней делать?
- Если бы удалось сбежать? А что делают с потомством?
- Ей десять лет. Она нежизнеспособна, даже если проживет еще десять раз по столько же. Ты сделал одноразовый инструмент для своих целей, и мне интересно, для каких. Сказки о том, как ты бы заботился о ней и учил, можешь пропустить. Ты принадлежишь Дому и Клану, которые не знают слова "забота".
- Ну и что, что десять лет? - он удивился. - Инструмент воспитали из тебя. Я не утверждаю, что прямо бескорыстный. Феномен интересный, почему бы не исследовать? Это прекрасно совмещается с воспитанием и заботой.
Леон посмотрел на него с тяжелой смесью отвращения и понимания.
- Если ты не прикидывашься, я стал думать о тебе хуже. С таким обременением долго не побегаешь ни от Башни, ни от Меча. Впрочем, это меня не касается. Возвращаемся к вопросу о твоей линии крови, колдун. Я надеюсь, тебе хватило времени, чтобы вспомнить, кто такой Иштван и что он умеет. Не разочаровывай меня еще больше. Начинай говорить, пока этот вечер не стал еще говнянее для всех участников, и может быть, это будет не последний твой закат.
- Я же сказал, что не хочу. Ты можешь думать обо мне что угодно, а вот я хочу думать о себе хорошо. Так что давай пройдем этот обязательный ритуал, - он вздохнул и расслабился.
- Никто не хочет по-хорошему, - Леон выразительно посмотрел на Иштвана, точно искал понимания, что, учитывая историю самого Иштвана, выглядело не очень вероятным. - Можешь приступать.
Криков не было. Салюбри предусмотрительно пережал горло пытуемому. Тремер бился в объятиях палача молча, захлебываясь хрипом, вжимаясь в чужие колени и живот, пытаясь отбиваться. Пламя крови Колдуна стекало с груди и лица Единорога, отражаясь в алой радужке третьего глаза. Они смотрели в глаза друг другу, объединенные узами Крови, ненавистью и болью. И памятью о боли, и пониманием, что это еще не конец. И наступит черед второго, и вновь этот цикл повторится.
Рихард сломался не сразу. Вновь волна пламени, совсем небольшая, прошла сквозь сцепившиеся пальцы палача и его жертвы. Еще вспышка, и Тремер обмяк, тихо заскулив и оставив сопротивление.
Леон непроизвольно облизнулся и замер, неотрывно глядя на Иштвана и Рихарда. Зрелище вызывало у него смесь чувств - от болезненного интереса до возбуждения и брезгливости, точно он заглядывал через замочную скважину к семейной паре с большим совместным сроком жизни и нетрадиционными привычками.
- Я жду ответа, - напомнил он о себе, когда Иштван наконец отпустил пленника.
- Тремер, Горатрикс Предатель, Медея, Сигурд, Прайден Херц, София Калленберг, Исаак Андель...
Леон кивал, то ли считая, то ли запоминая. Поднял бровь.
- У твоей семьи изрядные аппетиты к чужой силе. Двое последних. Кто-то из них жив?
- Не интересовался.
- На ком твоя линия покинула Пирамиду?
- На Горатриксе, - ехидно фыркнул Тремер, медленно поднимая руку и потирая лоб кончиками пальцев.
Леон хищно улыбнулся.
- Мне нужен твой Сир. Или Сир твоего Сира.
- И ты хочешь от меня получить его местоположение, привычки и крестик на шее?
- Ты можешь мне это дать?
- Без ритуалов нет. Без ритуалов иди в Вену.
Леон улыбнулся шире.
- Чего они требуют?
- А чего ты хочешь конкретно? Можно просто найти. Можно туда перей... а, нет, вряд ли. Ты скорее к своему уйдешь. Хм... Белая атласная лента, живая змея, оборудование для перегонки, желтый топаз и желтый нефрит... Хотя здесь я еще подумаю. Видишь ли, чтобы кого-то найти, надо иметь кусочек этого кого-то. Как ты понимаешь, у меня это в разбавленном виде.
- Я хочу его... или ее. Здесь, живым, завтра, в крайнем случае послезавтра. Если ты хочешь жить, тебе стоит отнестись к этой задаче со всей серьезностью.
- Иди нахер. И ищи себе другой вариант.
- Почему? - с легким интересом спросил Леон, бросая выразительный взгляд на Иштвана.
- Потому что я, к примеру, прыгать в пространстве из Европы в Америку не умею. Мои Предки тоже вряд ли. Плюс есть шанс, что они в торпоре. Как они тебе завтра появятся? Трахтибидох? - Тремер распалялся, выворачиваясь из рук Салюбри. - Это тебе не фокусы, это работа. Наука и силы. Очень много сил. Так что иди ищи Тореадора! Пусть зовет!
Леон фыркнул, потягиваясь и чувствуя, как отвечают тени.
- Хорошо. Ты найдешь - я достану. Хм... или Иштван достанет.
- И тоже не завтра. А хочешь Херца? - улыбка Савельева стала какие-то сильно ехидной.
- Завтра. Через три дня все это перестанет иметь смысл, и мы все сдохнем. Что с ним не так?
- Больше шансов, что сам прибежит. Прайден - это кличка. Гордое Сердце.
Леон пожал плечами и перевел взгляд на Иштвана.
- Справишься?
Тот пожал плечами.
- Ты не собираешься его добывать?
- Я не могу рисковать. К восхождению Герцога я должен быть в полной силе. Я и так уязвим больше, чем мне бы хотелось, и мне не понравилось быть калекой.
- Ты и так рискуешь. Рихард, - Салюбри аккуратно пожал Тремеру горло. - На kher все-таки посылать не надо, тебя когда-нибудь могут и понять.
Тремер только отмахнулся.
- Тогда отцепитесь и не мешайте. И он сам к вам придет. Наверное.
Леон подпер ладонью подбородок и всем своим видом изобразил нежелание куда-либо двигаться. Мешать он, впрочем, не собирался.
Яхонт, мне нужны белая атласная лента, живая змея... все это дерьмо, еще большое зеркало и доставить записку.
Енот пошевелил усами и сцепил-расцепил пальцы, скромно притулившись в углу. Судя по морде, он уже даже знал, где это добыть.
Тремер замер, расслабившись и уставившись неподвижным взглядом в потолок. Салюбри, едва успевший отодвинуться, с мрачным видом достал клинок и принялся его полировать.
- Я надеюсь, он достаточно умен, чтобы не делать глупости, - обращаясь скорее к Иштвану, но глядя на Тремера, негромко пробормотал Леон.
- Сделает. Из вредности.
- Он так хочет сдохнуть? Мне казалось, наоборот.
- Он не считает смерть тем, чего действительно стоит бояться.
Леон сделал задумчивую паузу.
- Что ж, тогда придется найти то, чего он будет бояться.
Салюбри пожал плечами, протянув руку к Тремеру и отдернув.
Леон перевел взгляд на Иштвана. Еще одна долгая пауза на грани молчания.
- Несколько ночей тому назад Антимо ди Ченцо сказал мне, что его крайне волнует твое душевное равновесие. Что он имел в виду?
Салюбри слегка приоткрыл третий глаз, одновременно подняв брови.
- Понятия не имею. Он почему-то решил, что я желаю поговорить с ним о Боге. И о предназначении. И еще о какой-то морали. Мне этот разговор с ним был мало интересен.
- Он говорил, что ты боишься меня, - после очередной паузы резюмировал Леон опасения дворецкого.
- Тебя как личность, как правителя или как представителя клана? Нет, не боюсь.
- Всех троих? - Леон холодно улыбнулся.
Он задумался.
- Да. Всех троих.
- Рискованно. Я не люблю, когда меня не боятся. Почему в таком случае Антимо был так уверен, что ты "погружаешься в пучины черной меланхолии" и "опасаешься покушений на свои моральные устои"?
- А причем здесь страх? - Иштван оторвался от меча. - Меланхолия связана с нарушением привычного образа жизни и общего... конфликта между клятвами и клятвами.
Леон улыбнулся снова и слегка потянулся.
- Подробнее?
- Конфликт лояльностей, грубо прикрытый Миланским Кодексом. Причем Кодекс прикрывает собственную слабость и трусость, а не некие принципы. Формально все выглядит неплохо, по сути банальное предательство под давлением силы.
- Интересная точка зрения, Иштван-Крестоносец. Учитывая твой статус и ранг.
- Именно. Статус и ранг, отданные в смятении. Нет, я не сожалею об этом и не собираюсь саботировать решение. Но мне нужно некоторое время на то, чтобы определиться со всеми теми тонкостями, которые из-за изменений произошли.
- Я не вижу тонкостей, - фыркнул Леон. - Ты служишь мне. На мой взгляд, это довольно просто.
- Тебя эти душевные метания и не касаются, - пожатие плечами.
- Мне интересно, - Леон улыбнулся, шире и с азартом.
- Упрощенно - ты не Господь, а мирской владыка, и потому прав у тебя на меня ровно столько, сколько я отдал. И не Архиепископ, чтобы получать регламентированное законом количество. Поэтому и разница между тем, что было, и тем, что есть.
- Прав у меня столько, сколько я беру, - Леон насмешливо обнажил клыки. - К тому же Господь равнодушно взирает на то, что ты делаешь и где находишься, а я по крайней мере в этом кровно заинтересован.
- В том числе поэтому я не собирался говорить с Антимо о Боге.
- Ты сейчас говоришь не с Антимо, а со мной, - Леону определенно было скучно и он не собирался затыкаться.
- А с тобой говорить о Боге скучно, ты говоришь о себе.
- Чья это вина, моя или Его?
- В чем вина?
- В том, что тебе скучно говорить о Боге, - Ласомбра снова фыркнул. - Я встречал его Ангелов, они тоже немногословны. Кстати, ты мне врал, Иштван-Крестоносец. Тебе нравится пытать людей.
- Мне не нравится, что нравится. Но мне нравится многое, и это тоже не нравится. И нет. Людей - нет.
- О, ты используешь жалкий прием Антимо, отделяя Сородичей от людей и проводя между ними грань, по одну сторону которой есть Бог и мораль, а по другую нет. Это удобно, но я был по обе стороны и видел там одно и то же. Но пытая Рихарда, ты испытывал удовольствие. Настолько чистое, что его видел даже я.
- Нет. Сородичи просто держатся дольше.
Глаза Леона зажглись нездоровым огнем.
- Расскажи мне об этом.
- Что, обмен опытом? - Салюбри поморщился. - Я отлично видел, как получал удовольствие ты сам.
- Нет, ощущениями. Эти переживания достаточно уникальны, чтобы ими эффективно было меняться... только чувства, ничего более. Ты видел, как это делаю я, и думаешь что знаешь меня. Я хочу знать, как это делаешь ты. Чтобы... узнать тебя.
Иштван замер, медленно сжав пальцы.
- А не пойти бы тебе... к Херцу? Ты мне не духовник, чтобы лезть в мои чувства.
- Нет, не пойти, - Леон хищно улыбнулся. - Ты не хочешь говорить о Боге, потому что не хочешь говорить обо мне. Так что остается говорить о тебе. Я слушаю. В отличие от твоего духовника, мне есть дело до твоих истинных чувств.
- Нет. Тем более - нет.
- Это не просьба, - Леон развернулся к Иштвану и подался вперед, оказываясь почти вплотную, так, что ему почти пришлось задрать голлву, чтобы смотреть Салюбри в глаза.
- Жаль. Тогда я ответно требую обоснования приказа.
Леон моргнул и раскрыл глаза шире.
- Потому что я. Так. Хочу.
Салюбри положил ладонь на рукоять меча, нагнув голову.
- Отказано.
Леон коротко засмеялся, проводя пальцем по груди Салюбри.
- И ты снова солгал мне. Ты меня боишься. И того, что я могу сделать с этим знанием.
- Тогда уж я боюсь всего на свете, не желая распахивать себя. Если ты согласен жевать даже такие общие крохи страха, то да, я тебе солгал и боюсь тебя.
Леон смотрел на Иштвана так, словно все еще не до конца поверил в такой легкий отказ.
Салюбри бережно полировал клинок.
Леон моргнул еще раз и стиснул зубы, когда осознание наконец догнало его. Холодное, стиснутое белым кольцом бешенство вскинулось внутри. Ему посмели сказать "нет". Ему. Посмели.
Поставь его на колени. Или вставай сам.
Леон смотрел на безупречную сталь клинка, отражавшую все кругом, кроме него самого. Очень медленно поднял голову и посмотрел Иштвану в глаза черными провалами в Бездну.
- На колени, падаль. И говори.
Иштван вздрогнул всем телом, порезавшись кончиками пальцев. Кровь потекла по закаленной стали, и Салюбри заговорил.
- Это единение. Я бы сказал, что власть, но нет. Это возможность соприкоснуться. Нет души? А что же тогда? Каиниты обладают не только тем, что есть у людей. Но еще и Зверем. И соприкосновение Зверей возможно только через кровь... и боль. Любовь, страсть - нет, не то. Оно должно быть с телом. С тем, что отличает немертвое тело от живого. С той основой, которая есть. Чувство поглощения и отдачи. Я не люблю пускать кровь и искажать тела. Этого не нужно. Тем более, это не дает другого... наслаждения, когда боль заканчивается. Самого искреннего наслаждения, которое я когда-либо видел.
Леон медленно погладил его по затылку, словно собаку, хорошо выполнившую команду.
- Еще.
- Иногда настигает... не боль. Это, конечно, не боль. Это судорога под кожей, холод, покалывание. Кажется, что оно там же, где сейчас болит у пытуемого. Это неправда. Это кажется. Я знаю, как ощущаются руки на теле, но это чужие руки. Другие. И я никогда не могу предсказать, как изогнется тело. Хотя казалось бы... но нет. Это всегда что-то совершенно иное. Когда я бью клинком, я знаю это точно.
- И ты видишь его обнаженную душу. Можешь потрогать ее руками, такая она настоящая.
- Да...
- Я проходил по этому пути до конца, - Леон улыбнулся, прикрыв глаза. - В конечном итоге, душе для страданий не нужно даже тело, чтобы гореть. Но с ним проще.
- Зачем душе страдать? - Салюбри удивился совершенно искренне.
- Ради наслаждения. Слияния, недоступного иначе. Ты увидишь, - Леон убрал пальцы. - Почему ты не хотел говорить об этом?
Ответный взгляд был недовольным, требовательным.
- Стыдно.
Брови Ласомбры взлетели вверх. Он подарил Иштвану очень выразительный взгляд, но промолчал. Давая, впрочем, возможность задать вопрос.
- Ты все еще любишь чужие души?
Леон усмехнулся.
- Нет. Я все еще их _не_ люблю.
- Не похоже. Зачем лезть по уши в то, что не любишь?
- Интерес. Неотвеченные вопросы. Неисследованные границы человеческого лицемерия. Долг. Но не любовь. Я не знаю этого слова. - Леон пожал плечами. - Идем, колдун уже наверняка сбежал. Скажи мне, кстати, в чем его слабость?
- В любопытстве. Сунуть голову в пасть тигру, пересчитать завитки его кишечника и успеть удрать, пока тигр не сообразил. Ах да. Потом использовать это количество завитков, чтобы сунуться в пасть к крокодилу за ритмом его сердца во время медитации в воде, температура которой не превышает десяти градусов...
Леон кивнул, больше не обращая внимания на Иштвана, и быстрым шагом пошел к колдуну.
Колдун делал вид, что медитирует. И вообще занят. И уйдите, не мешайте работать.
- Ты закончил? - холод в голосе напоминал о прорвавшемся совсем недавно на голову Иштвана торнадо, и предостерегал от повторения его ошибок.
- Я запустил процесс. Дальше ждать, - Тремер крутил в руках бешено извивающуюся змею.
- Сколько?
- Не знаю. Не пророк. Потом еще проверю, но не сейчас, а днем.
Леон щелкнул пальцами перед глазами колдуна, привлекая его внимание.
- Зачем тебе змея?
- На всякий случай, - он хмыкнул. - Вдруг все-таки удастся удрать?
- Почему вы не хотите по-хорошему, - это даже не звучало вопросом. - Мне некогда за тобой бегать.
- Потому что с тобой совершенно не хочется работать по-хорошему. От тебя никакой пользы, одни проблемы.
- Он не охуел? - Леон, искренне удивленный, обернулся к Иштвану.
- Нет, - Салюбри пожал плечами. - И я с ним согласен в пункте о том, что ты не тот каинит, который вызывает желание работать по-хорошему. Заставляешь, ловишь, пытаешь и доминируешь? Продолжай и не удивляйся.
- Я всегда даю возможность сделать то, что я хочу, добровольно. До того, как применяю... средства принуждения. Это больше, чем можно ожидать от любого члена моей Семьи, - если бы Леон не был Леоном, по его тону можно было бы предположить, что он слегка обиделся.
- Подвесив на крюках... - Иштван закрыл глаза.
- Натравив стаю... - Рихард еще раз пробежался пальцами по змее.
- Пытая... - медленное движение, Салюбри опускается на колени.
- Оскорбляя... - Тремер, наоборот, потянулся, и змея обвила его руку, захлебываясь шипением.
- Залезая в душу...
- И плюя в нее...
- Лишая чести...
- И свободы...
- Забирая...
- И не давая взамен. Так что ты каждому из нас предоставил, Сторож?
Леон сделал короткий шаг назад, с интересом разглядывая обоих собратьев.
- Каждый считает своим долгом задать мне этот вопрос. Что говорит о его бессмысленности самого по себе. Вы оба не-мертвы. Вы сохранили свои жизни, тела и личности. Свободу делать, говорить и думать что вам угодно, за исключением работы на меня. За то, что я сейчас услышал, другой делла Ласомбра вырвал бы вам глаза и сердца, лишил бы рассудка и воли, и превратил в рабов, оставив лишь жалкий огрызок личности, запертой внутри собственного тела и сознания, и каждую секунду воющий от ужаса перспективы вечности в этом аду. И вам не было бы нужды задаваться подобными вопросами, вы наперебой лизали бы мои сапоги, умоляя об освобождении тем или иным способом. Но я... я даже не привязываю вас Узами, даря вам свободу и рассчитывая, что вы цените ее так же, как и я, и понимаете разницу между мной и другими представителями моей Семьи. Однако, то что я не делаю этого, оставляя шанс для договора, не значит, что я не могу и не буду этого делать. Подобные эскапады заставляют меня думать, что я зря трачу время на договоры и стоило бы, возможно, перейти к другим методам.
Салюбри промолчал, слегка сжавшись и закрыв глаза. А вот Тремер подошел ближе, глядя Леону в лицо. С интересом, с любопытством, открыто.
- Зачем?
Ласомбра встретил его взгляд сложной комбинацией ответного интереса, раздражения и холодной угрозы.
- Зачем что?
- Зачем сравниваешь себя с семьей так, будто ты первый "делла Ласомбра" на нашем пути? Вы разные, даже когда говорите о клане.
- Затем, что ты думаешь, будто что-то знаешь обо мне, раз Иштван назвал меня "потомком Мирра". Но я - не он.
- Нет. Наоборот. Я знаю, как различаются те, кто одного клана. Потому что сам принадлежу, как ты выразился, Дому и Клану. И мне интересно... интересно... - Тремер еще чуть подался вперед, раздув ноздри.
- Я до сих пор не решил, будешь ли ты жить, колдун, а тебя интересует, что у меня за душой. Это мне нравится, - Леон задумчиво провел пальцами по каменной стене, собирая тени в горсть. - Что ж, я покажу.
Чернота плеснула в глаза Рихарду, холодная и жгучая, облепила лицо, мгновенно въедаясь под кожу.
Он честно пытался увернуться. Но слишком неустойчива поза. Слишком близко сунул нос к Ласомбре.
И поплатился.
Тремер сплел пальцы замысловатой фигурой, схватившись за глаза и отшатнувшись. Пальцы переплелись вновь, еще раз, еще. Вампир содрогнулся всем телом и медленно улыбнулся.
- Интересно...
Леон оскалился.
- Иштван, это займет его до следующего заката. Приглядывай. Если ты после этого захочешь что-то знать обо мне, Рихард Савельев, мы продолжим этот разговор. Но не раньше, чем ты сделаешь то, зачем мне нужен.
Салюбри встал, молча подхватывая Тремера и отволакивая его в сторону.
Леон проводил их неопределенным взглядом и сел, привалившись спиной к стене и закрыв глаза.
Оставалось ждать.