[awesomecircus]

Сцена после титров.
Ночь, в которой Лакес дарет Иштвану удивительные и до сего момента неизведанные ощущения

Где-то на болотах под Новым Орлеаном, дата неизвестна

Длинные четырехсуставчатые пальцы быстрыми, оглаживающими движениями прошлись по шее и груди подвешенного на широких лентах Салюбри. Пока еще оценивающие, но уверенные. Дракон замер, размышляя о чем-то и продолжая рассеянно обводить острыми ногтями линии мышц и суставов. Это было… неприятно. И заставляло живот сжиматься от смутного волнения и предчувствия того, что то, что будет дальше, вряд ли придется по нраву. Иштван повел головой, вытягиваясь в лентах. Наверное, он мог бы их порвать, это не слишком сложно, но приказ предписывал подчиняться требованиям Цимисха. Который, в свою очередь, мог иметь странные представления о том, что может и должен сделать.
От этой мысли по внешней стороне слегка раскрытых бедер прошлась холодная дрожь. Страх и волнение заставили снова выгнуться и потянуться. Ощущение чего-то нарастало волнами, поглощая мысли.
- Ну давай уже, хватит медлить! – наконец, не выдержал Салюбри, снова нервно дернувшись.
Цимисх медленно повернул голову, вглядываясь в район живот своей «жертвы». И быстрыми, ритмичными движениями принялся снимать кожу, затем мышцы, пережимая попутно сосуды. Нет, крови ему здесь не нужно.
Больно не было. Как ни странно. А ведь боль могла бы отвлечь от ритма, похожего на биение сердца. Только щекочущие прикосновения изнутри, совершенно незнакомые, вызывающие все новые волны дрожи. Иштван с усилием расслабил шею, запрокидывая голову. Он не хотел на это смотреть. Смотреть, бледные пальцы меняют его плоть, его суть.
Стало только хуже. Тело предательски откликалось на любые движения, будто бы он снова был живым. Оно желало большего, и это было отвратительно. Отвратительно, как самая слабость, сам грех. Крестоносец стиснул зубы, пытаясь отвлечься на молитву.
Пальцы коснулись лица, раскрывая сжатые было челюсти и проходя между клыков. Неторопливо пошарили внутри, сдвигая уголки костей и связки, затем перешли на губы. Хотелось немедленно убрать голову.
Хотелось, чтобы ее удержали, снова заставляя, принуждая принять чужие пальцы.
Отвратительно. До невозможности.
Не прекращай…
Рык прошел через горло, тут же сдавленный ладонью. Трахея выпрямлялась, а голос менялся, становясь выше.
- Да хватит уже! – Салюбри вновь не выдержал и осекся, услышав, насколько голос изменился. Он был низким, но все же… все же женским. Почему-то это стало последней каплей. Иштван, на миг замерев, откинулся в своих оковах, расслабляясь и больше не пытаясь шевелиться.
Тело скрутило волной эмоций и желаний. Неподконтрольных, слишком сильных, чтобы даже их осознавать. Дракон смотрел внимательно, одной рукой вводя в раскрытое чрево все новые и новые порции чего-то, о чем Юхас не хотел даже думать, а другой оглаживая его грудь, вытягивая и формируя. Волна за волной, эмоции и ощущения накатывали, повинуясь току крови (зачем он вообще на это согласился, ведь мог бы просто ничего не делать!) и отвечая на длинные, тягучие движения, закрывающие живот обратно кожей, оглаживающие и сминающие бока, ягодицы, бедра, ступни и пах.
И снова ощущение чего-то, щекочущего изнутри. Это было уже слишком. Вампир выгнулся, обрывая ленты и падая на пол. Его ненавидящий взгляд нашарил лицо Дракона. И тут же соскользнул, наткнувшись на ответный изучающий взгляд.
Думать не хотелось. Хотелось уничтожить себя, чтобы очиститься, избавиться от памяти о своих мечтах и прорвавшихся сквозь аскезу и самоконтроль желаниях.
Да будьте вы все прокляты!