Ночь, в которой Леон встречается лицом к лицу с Альченцо, и я не знаю, что тут ещё писать, потому что это было прекрасно, как тысяча сияющих солнц
Новый Орлеан, 27 августа
Приглушив Жажду, но не насытившись до конца, Леон вернулся на вокзал. Рисковать не стоило, охотиться на территории города Цирку явно не собирались разрешать. Их высочество, очевидно, оставлял для _творческой котерии_ возможность совершать ошибки везде, где угодно. Чтобы упростить затягивание поводка на шее. Леон возвращался, думая о том, что почти запутался. Что еще немного, и пространства для маневра просто не будет. Это подстегивало азарт, но... рано или поздно, ты все же свалишься.
Слишком рано ты влез на этот уровень. У тебя нет запасного плана. И больше нет права на ошибку. И вся стратегия дальнейших действий рассыпалась в руках из-за слишком большой вероятности этой самой ошибки.
Алана, неподвижно сидящего на подножке, он заметил издалека и рассеянно махнул рукой.
Алан сощурился, заметив вдалеке чей-то силуэт, махнувший ему рукой. Потом - разглядел шляпу.
Леон.
Он рывком соскочил с подножки и кинулся ему навстречу, почти сорвавшись на бег, но успел себя остановить через пару шагов. До Ласомбры он дошёл просто быстрым шагом и замер на расстоянии чуть дальше вытянутой руки. Смотрел Алан в сторону, но спустя пару секунд вскинул голову, глядя Леону в глаза.
- У нас гость. И я не уверен, что тебе… понравится это.
- Еще один пингвин? - Леон тоже остановился.
Алан на мгновение отвёл взгляд в сторону и сжал ладони в карманах пиджака так, что вспыхнула болью левая, изодранная клыками. А потом снова вскинул глаза на Леона.
- Не совсем. Твой Сир.
Леон застыл на секунду, осознавая слова Алана. Затем, не задавая больше вопросов, взлетел по подножке, распахивая дверь в вагон.
Альченцо был там. Расслабленный, полулежащий. Тьма вокруг него свернулась уютными клубками.
Леон захлопнул дверь, вложив в это движение чуть больше силы и намного больше злости, чем стоило бы.
- Хорошей ночи... - он скрипнул зубами. - Padre.
- Ave, puer, - отозвался Мирр, разглядывая своего потомка.
- Я не приглашал тебя. Это камарильский город, - Леон сделал несколько шагов вперед, останавливаясь на привычной, въевшейся в каждую клетку его тела за все эти годы, дистанции.
- Triste [удручающе], - пожал плечами Ласомбра.
- Что тебе здесь нужно?
- Я пришел спросить у одного из вас, почему он так яростно открывает врата в Бездну, а у второго, почему он так активно туда стремится.
Это было похоже на удар веслом.
- Что?!
- Некоторое время назад я вынул твоего друга из Бездны, когда он собрался отдать ей свою душу. А попался он ей потому, что ты оставил после себя слишком много голодных теней.
Леон прикрыл глаза ладонями. Выругался. Нож и испачканный в крови осколок. Дурман того утра. Предупреждение Яхонта. Чертов Спрингфилд.
Он действительно забыл.
- Я... Он был слабый. И должен был развоплотиться еще две ночи назад.
- Но он уже был почти разумен. И готов притянуть за собой собратьев. Вы заигрались.
Леон молчал, понятия не имея, что делать с диким, обжигающим изнутри чувством стыда. Таким сильным, что оно заслонило даже ненависть.
- Я идиот.
- Ты идиот, - Альченцо кивнул и протянул руку. - Иди сюда,
Леон послушно подошел, не в силах даже сопротивляться поводку уз крови и много чего еще. Где-то в глубине души он знал, что подошел бы, несмотря на узы. И ненавидел себя за это.
Его усадили рядом, положив голову к себе на грудь. Рука, украшенная перстнем-когтем, прошлась по коротким волосам.
Леон замер и едва слышно зашипел. Но не вырвался. Не мог бы.
- Что ты... сделал с ним?
- Выпорол. Напомнил о последствиях. В красках. Не уверен, что помогло, он очень упрям. И очень горд.
- Он не нуждается в порке. Точнее, меньше, чем почти любой другой вокруг. Он вытащил меня из... подвала. И за полгода со мной не стал грязью, как все остальные. И лезет он туда потому, что это... я его толкаю. А караешь ты его. Хотя он чище всех. За гордость, в отсутствии которой всегда упрекал меня!
- О, я знаю его дольше, чем тебя. Он сам всегда чистый, но в его следах кровь и грязь. За его спиной смерти и разбитые судьбы. Только потому, что ему захотелось, и он горд и не попросит помощи или совета, даже не подумает о том, зачем он что-то делает. По сравнению с ним ты как раз невинен. Ты хотя бы знал, зачем сдирал кожу. Или думал, что знал. А он не знал и не желал.
- Не тебе... говорить о разбитых судьбах, - Леон хотел то ли прижаться крепче к груди Сира, то ли вцепиться ему в горло. Одновременно. - Ты знаешь его дольше, и - что? Используешь в своих схемах? Ставишь на нужную клетку? Как остальных? Как МЕНЯ?! Ты сломал мне жизнь еще до рождения, я даже не знаю, кто я такой, помимо того, что ТЫ в меня вложил, и полагаешь, что можешь кого-то судить?! Сколько их вины на тебе, герцог Бомэйн? Сколько МОЕЙ вины на тебе, отец?..
- Много, - Ласомбра слегка вздрогнул, мерные движения руки сбились. – Эйд… да, я использую вас. И я же не позволяю вам утонуть. Чтобы вы не позволили кому-то другому. Цепочки рук и событий, удерживающие плотину и противящиеся метели.
Леон сдавленно взвыл, утыкаясь лицом в грудь Альченцо.
- Я ненавижу тебя...
- Сын... - руки сжались сильнее. - Я знаю.
Ненависть, сплавляясь со стыдом, все так же жгла изнутри.
"Скажи что-нибудь. Скажи, что делаешь это, потому что нет другого выхода. Дай мне, если не простить тебя, то хотя бы оправдать..."
- То, что лежит на мне, принадлежит мне. Мой крест, моя боль и моя ответственность. я не приемлю индульгенций еще с того времени, когда был живым. Я плачу по счетам, пытаясь вытянуть других и расплачиваясь своей любовью. И вряд ли получу что-то взамен. Это плата за мои силы. За мою гордость и гордыню. За то, что мне есть, ради чего существовать. Ты... я любил тебя еще до твоего рождения.
Леон вздрогнул.
"Лучше бы было наоборот. У тех, кого мы ненавидим, есть шанс уйти от нашей ненависти... но не у тех, кого мы любим. Твоя любовь словно Бездна. Холодная, жестокая. Чужая".
- Это камарильский город. - "Если они нападут, я тебя не прикрою". - Уходи.
- Уйду, - Альченцо мягко коснулся губами виска сына. - Уйду. И я не стремлюсь следить за тобой и влиять. Ты еще не взрослый, но уже и не дитя, чтобы унижать тебя подобным.
Леон зажмурился.
- Grazie, - выдохнул он, почти неслышным шепотом.
Он ушел, беззвучно растворившись в тенях. Невыскоий, с размашистой походкой и слегка сутулыми плечами.
Новый Орлеан, 27 августа
Приглушив Жажду, но не насытившись до конца, Леон вернулся на вокзал. Рисковать не стоило, охотиться на территории города Цирку явно не собирались разрешать. Их высочество, очевидно, оставлял для _творческой котерии_ возможность совершать ошибки везде, где угодно. Чтобы упростить затягивание поводка на шее. Леон возвращался, думая о том, что почти запутался. Что еще немного, и пространства для маневра просто не будет. Это подстегивало азарт, но... рано или поздно, ты все же свалишься.
Слишком рано ты влез на этот уровень. У тебя нет запасного плана. И больше нет права на ошибку. И вся стратегия дальнейших действий рассыпалась в руках из-за слишком большой вероятности этой самой ошибки.
Алана, неподвижно сидящего на подножке, он заметил издалека и рассеянно махнул рукой.
Алан сощурился, заметив вдалеке чей-то силуэт, махнувший ему рукой. Потом - разглядел шляпу.
Леон.
Он рывком соскочил с подножки и кинулся ему навстречу, почти сорвавшись на бег, но успел себя остановить через пару шагов. До Ласомбры он дошёл просто быстрым шагом и замер на расстоянии чуть дальше вытянутой руки. Смотрел Алан в сторону, но спустя пару секунд вскинул голову, глядя Леону в глаза.
- У нас гость. И я не уверен, что тебе… понравится это.
- Еще один пингвин? - Леон тоже остановился.
Алан на мгновение отвёл взгляд в сторону и сжал ладони в карманах пиджака так, что вспыхнула болью левая, изодранная клыками. А потом снова вскинул глаза на Леона.
- Не совсем. Твой Сир.
Леон застыл на секунду, осознавая слова Алана. Затем, не задавая больше вопросов, взлетел по подножке, распахивая дверь в вагон.
Альченцо был там. Расслабленный, полулежащий. Тьма вокруг него свернулась уютными клубками.
Леон захлопнул дверь, вложив в это движение чуть больше силы и намного больше злости, чем стоило бы.
- Хорошей ночи... - он скрипнул зубами. - Padre.
- Ave, puer, - отозвался Мирр, разглядывая своего потомка.
- Я не приглашал тебя. Это камарильский город, - Леон сделал несколько шагов вперед, останавливаясь на привычной, въевшейся в каждую клетку его тела за все эти годы, дистанции.
- Triste [удручающе], - пожал плечами Ласомбра.
- Что тебе здесь нужно?
- Я пришел спросить у одного из вас, почему он так яростно открывает врата в Бездну, а у второго, почему он так активно туда стремится.
Это было похоже на удар веслом.
- Что?!
- Некоторое время назад я вынул твоего друга из Бездны, когда он собрался отдать ей свою душу. А попался он ей потому, что ты оставил после себя слишком много голодных теней.
Леон прикрыл глаза ладонями. Выругался. Нож и испачканный в крови осколок. Дурман того утра. Предупреждение Яхонта. Чертов Спрингфилд.
Он действительно забыл.
- Я... Он был слабый. И должен был развоплотиться еще две ночи назад.
- Но он уже был почти разумен. И готов притянуть за собой собратьев. Вы заигрались.
Леон молчал, понятия не имея, что делать с диким, обжигающим изнутри чувством стыда. Таким сильным, что оно заслонило даже ненависть.
- Я идиот.
- Ты идиот, - Альченцо кивнул и протянул руку. - Иди сюда,
Леон послушно подошел, не в силах даже сопротивляться поводку уз крови и много чего еще. Где-то в глубине души он знал, что подошел бы, несмотря на узы. И ненавидел себя за это.
Его усадили рядом, положив голову к себе на грудь. Рука, украшенная перстнем-когтем, прошлась по коротким волосам.
Леон замер и едва слышно зашипел. Но не вырвался. Не мог бы.
- Что ты... сделал с ним?
- Выпорол. Напомнил о последствиях. В красках. Не уверен, что помогло, он очень упрям. И очень горд.
- Он не нуждается в порке. Точнее, меньше, чем почти любой другой вокруг. Он вытащил меня из... подвала. И за полгода со мной не стал грязью, как все остальные. И лезет он туда потому, что это... я его толкаю. А караешь ты его. Хотя он чище всех. За гордость, в отсутствии которой всегда упрекал меня!
- О, я знаю его дольше, чем тебя. Он сам всегда чистый, но в его следах кровь и грязь. За его спиной смерти и разбитые судьбы. Только потому, что ему захотелось, и он горд и не попросит помощи или совета, даже не подумает о том, зачем он что-то делает. По сравнению с ним ты как раз невинен. Ты хотя бы знал, зачем сдирал кожу. Или думал, что знал. А он не знал и не желал.
- Не тебе... говорить о разбитых судьбах, - Леон хотел то ли прижаться крепче к груди Сира, то ли вцепиться ему в горло. Одновременно. - Ты знаешь его дольше, и - что? Используешь в своих схемах? Ставишь на нужную клетку? Как остальных? Как МЕНЯ?! Ты сломал мне жизнь еще до рождения, я даже не знаю, кто я такой, помимо того, что ТЫ в меня вложил, и полагаешь, что можешь кого-то судить?! Сколько их вины на тебе, герцог Бомэйн? Сколько МОЕЙ вины на тебе, отец?..
- Много, - Ласомбра слегка вздрогнул, мерные движения руки сбились. – Эйд… да, я использую вас. И я же не позволяю вам утонуть. Чтобы вы не позволили кому-то другому. Цепочки рук и событий, удерживающие плотину и противящиеся метели.
Леон сдавленно взвыл, утыкаясь лицом в грудь Альченцо.
- Я ненавижу тебя...
- Сын... - руки сжались сильнее. - Я знаю.
Ненависть, сплавляясь со стыдом, все так же жгла изнутри.
"Скажи что-нибудь. Скажи, что делаешь это, потому что нет другого выхода. Дай мне, если не простить тебя, то хотя бы оправдать..."
- То, что лежит на мне, принадлежит мне. Мой крест, моя боль и моя ответственность. я не приемлю индульгенций еще с того времени, когда был живым. Я плачу по счетам, пытаясь вытянуть других и расплачиваясь своей любовью. И вряд ли получу что-то взамен. Это плата за мои силы. За мою гордость и гордыню. За то, что мне есть, ради чего существовать. Ты... я любил тебя еще до твоего рождения.
Леон вздрогнул.
"Лучше бы было наоборот. У тех, кого мы ненавидим, есть шанс уйти от нашей ненависти... но не у тех, кого мы любим. Твоя любовь словно Бездна. Холодная, жестокая. Чужая".
- Это камарильский город. - "Если они нападут, я тебя не прикрою". - Уходи.
- Уйду, - Альченцо мягко коснулся губами виска сына. - Уйду. И я не стремлюсь следить за тобой и влиять. Ты еще не взрослый, но уже и не дитя, чтобы унижать тебя подобным.
Леон зажмурился.
- Grazie, - выдохнул он, почти неслышным шепотом.
Он ушел, беззвучно растворившись в тенях. Невыскоий, с размашистой походкой и слегка сутулыми плечами.
@темы: Алан, 27 августа, 1926 год, Альченцо, Леон