Ночь, в которой Алан снова забирается на самую высокую башню, откуда его вновь героически снимает Бьорн
Новый Орлеан, 29 августа
- Это начинает повторяться, - гибкая худощавая фигура бесшумно проскользнула в темноту отцепленного вагона и возвысилась над Тремером. - Ты снова выбрал самую высокую башню?
Алан чуть отодвинулся от охотника, упираясь лопатками в спинку дивана.
- А я то думал, что нашёл самое, ну… хорошее убежище, - пробормотал он, не поднимая глаз.
Он не хотел видеть Бьорна. И Леона. И их обоих вместе - тоже. Удерживать свои эмоции оказалось слишком сложно, и Алан понимал, что не справится. Наверняка - не справится.
- Теперь вместо риска заболеть ты рискуешь уехать вместе с вагоном неизвестно куда.
Охотник наклонился и попытался перехватить пальцами подбородок вампира, чтобы заставить приподнять голову.
- Мне некуда деваться отсюда, - коротко отозвался Алан, не сопротивляясь. Только зажмурился - резко, не желая смотреть в чужие глаза. На лице была трещащая по швам, неумелая маска спокойствия.
Сухие, горячие пальцы прошлись по щеке Тремера, стирая несуществующие слезы. Виктор тяжело вздохнул и сел рядом, обнимая и притягивая к себе.
Такое уже было. Прикосновения и объятия. Там, в месте, память о котором была зыбкой, как утренний туман, и в тоже время яркой, как солнце, под которым он мог ходить там , не боясь сгореть.
Алан упёрся ладонью в грудь охотника, не давая притянуть себя слишком близко. И вздрогнул, когда ощутил под пальцами биение чужого сердца. Слова застревали где-то в горле, но он всё же смог из себя выдавить, ненавидя себя за то, что говорил:
- Уходи. Пожалуйста. Я… не хочу тебя видеть. Вас обоих.
- Ох дурак... - его прижали сильнее. Охотник был горячим, даже слишком горячим для человека.
Мерный стук сердца Виктора отдавался эхом в ушах. Алан сжался, ощущая кольцо рук вокруг себя, чувствуя запах тёплой кожи, а под ней - горячей крови. Ему хотелось слишком многого - и сразу. Заскулить. Вырваться. Остаться в этом тепле. Но он только крепче сомкнул веки, словно это могло защитить их обоих. И заговорил, вырывая каждое слово с боем у самого себя:
- Я не… я не дурак. А мертвец, который не должен ничего чувствовать.
- Вот интересно... - Виктор уселся поудобнее. - Кто вам всем внушил такую глупость и зачем? Буквально недавно мне о том же самом рассказывал Леон. И что-то я не поверил.
Подменыш встрепал рыжие волосы и снова вздохнул.
Мерное биение пульса. Горячие ладони вокруг плеч и в волосах. Алан сжался ещё сильней и подался назад, пытаясь выскользнуть из объятий Виктора.
- Так было бы проще. Мне. Сейчас… - он вновь зажмурился, ощущая такую знакомую и отвратительную тоску.
- Колись. Бани не будет, так что просто колись, - твердо проворчал смертный.
Алан вскинул на него глаза, впервые с того момента, как Виктор - Бьорн - появился в купе.
- Порог. Который я… хочу перешагнуть. И понимаю, что от этого станет только хуже. И лучше бы мне не… - он оборвал себя, отвёл взгляд в сторону. И закончил. - Лучше не перешагивать его.
- Порог чего?
Алан повёл плечами, всё также не глядя на охотника.
- А это важно?
- Да, - тот был спокоен. - Ты же из-за этого так страдаешь тут.
- Поэтому я и забрался сюда! - Алан рывком отодвинулся ещё дальше от Виктора, вжимаясь в угол дивана. - Чтобы никто не видел, как я… так страдаю. Бессмысленно. Глупо.
- Так не страдай глупо! Страдай, ну не знаю, со смыслом! Колись давай уже!
Алан застыл неподвижно, даже не моргая. Он смотрел куда-то в сторону, и не шевелился с десяток секунд. А потом ткнул пальцем в Виктора.
- Ты.
Ещё один жест рукой, указывающий на кого-то за пределами вагона.
- Он.
А потом Алан, тоскливо улыбнувшись, указал на себя.
- И я. Тот, кто… кто не сможет быть, как ты. Не сможет стать чем-то большим, чем… путающимся под ногами бесполезным Тремером.
Вздох был тяжелым. Очень тяжелым. Виктор со стоном приложил ладонь к лицу.
- Алан... ты все же дурак... - охотник потер висок. - Кто Леон тебе. Определись.
Он отвернулся, не зная, что говорить в ответ, что говорить самому себе. Потом поднялся на ноги.
- Это пройдёт. Через… какое-то время. И ничего не будет. И всё будет нормально.
Алан врал. Он знал - чужая кровь лишь усилила то, что и так существовало, ту глупую, никому ненужную привязанность.
- Алан, ты меня знаешь, я не отцеплюсь.
- Не отцепишься, - не стал спорить он. Потом Алан обернулся к охотнику, глядя ему в глаза. И заговорил, быстро и сбивчиво. - Но какая разница, если я… если я не могу ответить даже себе на вопрос? Если не могу… ничего сказать Леону? Какая разница, если я это я. Бесполезный. Жалкий. Мы делаем вид, что тогда… что ничего не было. И лучше продолжать делать вид.
Алан отступил на шаг назад и опустился на диван напротив Бьорна. И добавил, тихо и зло:
- Я не знаю, кто он мне.
Тремера снова обняли. Крепко и дружески.
- Мне он страсть и добыча. Я ему... полагаю что тоже. Мне ты младший брат. Я тебе - не знаю. Ты ему слабость и, наверное, друг, а он тебе?
Алан зажмурился, обречённо уткнулся лбом в плечо Бьорна. И тихо заговорил:
- Он… тень над обрывом в Бездне. Тень, которой я не могу позволить упасть. Он - темнота, которую хочется согреть. Он - тот, кто делает так больно, что хочется выть. И тот, кто защищает. Тот, кому я смотрел в глаза, когда вспоминал . Он тот, кто дал возможность почувствовать себя почти живым.
Холодное, безжизненное тело. И такая живая, мечущаяся душа...
Гвидион продолжал гладить, прижимая к себе самое опасное существо в округе, хищника и колдуна. И - запутавшегося в переживания младшего братишку, переживающего своей первый роман.
- Все хорошо, - мягко шептал Виктор в рыжие волосы. - У любви, как и у всех чувств и эмоций, есть множество толкований и оттенков. Ты перед ним стоишь без доспеха. Что ж, так почему бы не снять доспех и с него? Он ведь идет за тобой, пытается защитить тебя от всего и всех. Но не любовник. Не брат. Не отец. Скорее... друг. Очень близкий друг из тех, кому доверяют тайны. А еще ты считаешь его придирчивой примой, которая смотрит сверху вниз на поклонника. Но Леон не Прекрасная Дама, он сам молод и голоден до чужого внимания. Вся его жизнь, все поведение говорит об одной жажде. Чтобы на него смотрели. Чтобы его ценили. Чтобы хвалили.
Алан долго молчал. А под ладонью охотника постепенно расслаблялись напряжённые плечи.
- Я просто боюсь его подвести. Боюсь, что… окажусь слабым тогда, когда нужно быть сильным. И я… Леон спрашивал, в чём моя проблема. А как я могу сказать, что он , - короткий, сдавленный и грустный смешок, - моя проблема? Проблема, которую я… считаю лучшей в своей жизни.
- Хм. Прямо так и сказать? Леон у нас, кхм, туповат в некоторых областях.
- «Леон, ты - моя проблема»…? - Алан снова замолчал, а потом чуть приподнял голову, глядя Виктору в глаза. - Ты сказал, что не знаешь, кто, ну… кто ты мне.
Он на мгновение отвёл взгляд в сторону.
- Ты тот, кто зачем-то слушает все те, ну… глупости, что я говорю. В чьём присутствии мне… не страшно спать днём. Тот, кто не заслужил тоски, что пожирает изнутри, и я ненавижу себя за то, что не могу тебе помочь. Тот, кого я буду защищать. Ценной своей жизни.
- Ох дурак... - охотник потер макушку вампира костяшками пальцев. - Не надо ценой жизни. Это плохой подход. Мне потом еще страдать, мстить... хорошо еще что могилу не надо будет копать, так, растер по земле и сойдет. А с Леоном так и скажи. Он сначала похлопает глазами, потом скажет гадость, что ты бесполезный Тремер или еще что-то. От смущения и от того, что надо же что-то сказать, а он не умеет. Вопрос в том, чего ты хочешь добиться. К чему прийти.
- Я пообещал Яхонту, что никаких могил с мечами… - тихо пробормотал Алан, чуть ёжась от непривычного жеста Виктора.
Он не знал, чего хотел добиться. А то, что крутилось в голове - что подсказывала сила чужой крови - было слишком… Алан издал сдавленный, странный звук, отдалённо похожий на смешок.
- Иногда я хочу вцепиться в него и не… не отпускать. Иногда просто хочу, чтобы ему было, ну, проще. Не дать упасть. Не знаю, Бьорн, я… это слишком сложно. Сложнее, чем, ну. Чем ритуал.
- Значит, поддерживай. Ему тоже нужно. Но только... - Бьорн задумался. - Если тебе станет плохо или еще что-то такое, то не вываливай на него. И не пытайся зажиматься. Лучше расскажи мне, я привычный. Знаешь, сколько Инга мне истерик закатила по поводу платьев, указов и идиотов-подданных?
- Тебе и так тяжело. И без моих… истерик по поводу платьев.
- Что там мне, я уж решу, - охотник фыркнул. - Я держусь на том, что своей смертью или глупостями огорчу слишком много приятных мне людей.
Алан молча обнял его - очень осторожно, бережно, но в тоже время крепко.
- Так что хватит уже искать себе башни. Я от этого расстраиваюсь и нарушаю режим, Леон придет и будет бухтеть.
- У каждого злого колдуна должна быть башня… - негромко проговорил Алан, разомкнув кольцо рук вокруг охотника. Вздохнув, он добавил. - Но, обещаю, когда, ну… захочу в следующий раз поскулить, то буду делать это у тебя под дверью.
- Башня у него для колдовства! И вообще в Башне нет ничего хорошего. Это раскол и падение. Если тебе надо поскулить, то скули на Луну.
- Скулить на мечты и поиск себя? - Алан дёрнул уголками губ в быстрой, едва уловимой улыбке. И осторожно ухватил Бьорна за рукав, потянув его прочь из купе. - Пойдём… не будем, ну. Нарушать твой режим ещё больше.
- Именно. Потому что ты этим и занят. А Луна позволит докопаться до сути переживаний, - подменыш не стал противиться.
«Я скулю из-за злости на самого себя. От бессилия».
Но Алан не стал говорить это вслух; он понимал - злость, бессилие это лишь то, что было на поверхности. Над поиском. Над мечтой. Он только кивнул и чуть крепче ухватил Бьорна за руку. И пошёл дальше, выводя подмёныша из вагона в ночь.
Новый Орлеан, 29 августа
- Это начинает повторяться, - гибкая худощавая фигура бесшумно проскользнула в темноту отцепленного вагона и возвысилась над Тремером. - Ты снова выбрал самую высокую башню?
Алан чуть отодвинулся от охотника, упираясь лопатками в спинку дивана.
- А я то думал, что нашёл самое, ну… хорошее убежище, - пробормотал он, не поднимая глаз.
Он не хотел видеть Бьорна. И Леона. И их обоих вместе - тоже. Удерживать свои эмоции оказалось слишком сложно, и Алан понимал, что не справится. Наверняка - не справится.
- Теперь вместо риска заболеть ты рискуешь уехать вместе с вагоном неизвестно куда.
Охотник наклонился и попытался перехватить пальцами подбородок вампира, чтобы заставить приподнять голову.
- Мне некуда деваться отсюда, - коротко отозвался Алан, не сопротивляясь. Только зажмурился - резко, не желая смотреть в чужие глаза. На лице была трещащая по швам, неумелая маска спокойствия.
Сухие, горячие пальцы прошлись по щеке Тремера, стирая несуществующие слезы. Виктор тяжело вздохнул и сел рядом, обнимая и притягивая к себе.
Такое уже было. Прикосновения и объятия. Там, в месте, память о котором была зыбкой, как утренний туман, и в тоже время яркой, как солнце, под которым он мог ходить там , не боясь сгореть.
Алан упёрся ладонью в грудь охотника, не давая притянуть себя слишком близко. И вздрогнул, когда ощутил под пальцами биение чужого сердца. Слова застревали где-то в горле, но он всё же смог из себя выдавить, ненавидя себя за то, что говорил:
- Уходи. Пожалуйста. Я… не хочу тебя видеть. Вас обоих.
- Ох дурак... - его прижали сильнее. Охотник был горячим, даже слишком горячим для человека.
Мерный стук сердца Виктора отдавался эхом в ушах. Алан сжался, ощущая кольцо рук вокруг себя, чувствуя запах тёплой кожи, а под ней - горячей крови. Ему хотелось слишком многого - и сразу. Заскулить. Вырваться. Остаться в этом тепле. Но он только крепче сомкнул веки, словно это могло защитить их обоих. И заговорил, вырывая каждое слово с боем у самого себя:
- Я не… я не дурак. А мертвец, который не должен ничего чувствовать.
- Вот интересно... - Виктор уселся поудобнее. - Кто вам всем внушил такую глупость и зачем? Буквально недавно мне о том же самом рассказывал Леон. И что-то я не поверил.
Подменыш встрепал рыжие волосы и снова вздохнул.
Мерное биение пульса. Горячие ладони вокруг плеч и в волосах. Алан сжался ещё сильней и подался назад, пытаясь выскользнуть из объятий Виктора.
- Так было бы проще. Мне. Сейчас… - он вновь зажмурился, ощущая такую знакомую и отвратительную тоску.
- Колись. Бани не будет, так что просто колись, - твердо проворчал смертный.
Алан вскинул на него глаза, впервые с того момента, как Виктор - Бьорн - появился в купе.
- Порог. Который я… хочу перешагнуть. И понимаю, что от этого станет только хуже. И лучше бы мне не… - он оборвал себя, отвёл взгляд в сторону. И закончил. - Лучше не перешагивать его.
- Порог чего?
Алан повёл плечами, всё также не глядя на охотника.
- А это важно?
- Да, - тот был спокоен. - Ты же из-за этого так страдаешь тут.
- Поэтому я и забрался сюда! - Алан рывком отодвинулся ещё дальше от Виктора, вжимаясь в угол дивана. - Чтобы никто не видел, как я… так страдаю. Бессмысленно. Глупо.
- Так не страдай глупо! Страдай, ну не знаю, со смыслом! Колись давай уже!
Алан застыл неподвижно, даже не моргая. Он смотрел куда-то в сторону, и не шевелился с десяток секунд. А потом ткнул пальцем в Виктора.
- Ты.
Ещё один жест рукой, указывающий на кого-то за пределами вагона.
- Он.
А потом Алан, тоскливо улыбнувшись, указал на себя.
- И я. Тот, кто… кто не сможет быть, как ты. Не сможет стать чем-то большим, чем… путающимся под ногами бесполезным Тремером.
Вздох был тяжелым. Очень тяжелым. Виктор со стоном приложил ладонь к лицу.
- Алан... ты все же дурак... - охотник потер висок. - Кто Леон тебе. Определись.
Он отвернулся, не зная, что говорить в ответ, что говорить самому себе. Потом поднялся на ноги.
- Это пройдёт. Через… какое-то время. И ничего не будет. И всё будет нормально.
Алан врал. Он знал - чужая кровь лишь усилила то, что и так существовало, ту глупую, никому ненужную привязанность.
- Алан, ты меня знаешь, я не отцеплюсь.
- Не отцепишься, - не стал спорить он. Потом Алан обернулся к охотнику, глядя ему в глаза. И заговорил, быстро и сбивчиво. - Но какая разница, если я… если я не могу ответить даже себе на вопрос? Если не могу… ничего сказать Леону? Какая разница, если я это я. Бесполезный. Жалкий. Мы делаем вид, что тогда… что ничего не было. И лучше продолжать делать вид.
Алан отступил на шаг назад и опустился на диван напротив Бьорна. И добавил, тихо и зло:
- Я не знаю, кто он мне.
Тремера снова обняли. Крепко и дружески.
- Мне он страсть и добыча. Я ему... полагаю что тоже. Мне ты младший брат. Я тебе - не знаю. Ты ему слабость и, наверное, друг, а он тебе?
Алан зажмурился, обречённо уткнулся лбом в плечо Бьорна. И тихо заговорил:
- Он… тень над обрывом в Бездне. Тень, которой я не могу позволить упасть. Он - темнота, которую хочется согреть. Он - тот, кто делает так больно, что хочется выть. И тот, кто защищает. Тот, кому я смотрел в глаза, когда вспоминал . Он тот, кто дал возможность почувствовать себя почти живым.
Холодное, безжизненное тело. И такая живая, мечущаяся душа...
Гвидион продолжал гладить, прижимая к себе самое опасное существо в округе, хищника и колдуна. И - запутавшегося в переживания младшего братишку, переживающего своей первый роман.
- Все хорошо, - мягко шептал Виктор в рыжие волосы. - У любви, как и у всех чувств и эмоций, есть множество толкований и оттенков. Ты перед ним стоишь без доспеха. Что ж, так почему бы не снять доспех и с него? Он ведь идет за тобой, пытается защитить тебя от всего и всех. Но не любовник. Не брат. Не отец. Скорее... друг. Очень близкий друг из тех, кому доверяют тайны. А еще ты считаешь его придирчивой примой, которая смотрит сверху вниз на поклонника. Но Леон не Прекрасная Дама, он сам молод и голоден до чужого внимания. Вся его жизнь, все поведение говорит об одной жажде. Чтобы на него смотрели. Чтобы его ценили. Чтобы хвалили.
Алан долго молчал. А под ладонью охотника постепенно расслаблялись напряжённые плечи.
- Я просто боюсь его подвести. Боюсь, что… окажусь слабым тогда, когда нужно быть сильным. И я… Леон спрашивал, в чём моя проблема. А как я могу сказать, что он , - короткий, сдавленный и грустный смешок, - моя проблема? Проблема, которую я… считаю лучшей в своей жизни.
- Хм. Прямо так и сказать? Леон у нас, кхм, туповат в некоторых областях.
- «Леон, ты - моя проблема»…? - Алан снова замолчал, а потом чуть приподнял голову, глядя Виктору в глаза. - Ты сказал, что не знаешь, кто, ну… кто ты мне.
Он на мгновение отвёл взгляд в сторону.
- Ты тот, кто зачем-то слушает все те, ну… глупости, что я говорю. В чьём присутствии мне… не страшно спать днём. Тот, кто не заслужил тоски, что пожирает изнутри, и я ненавижу себя за то, что не могу тебе помочь. Тот, кого я буду защищать. Ценной своей жизни.
- Ох дурак... - охотник потер макушку вампира костяшками пальцев. - Не надо ценой жизни. Это плохой подход. Мне потом еще страдать, мстить... хорошо еще что могилу не надо будет копать, так, растер по земле и сойдет. А с Леоном так и скажи. Он сначала похлопает глазами, потом скажет гадость, что ты бесполезный Тремер или еще что-то. От смущения и от того, что надо же что-то сказать, а он не умеет. Вопрос в том, чего ты хочешь добиться. К чему прийти.
- Я пообещал Яхонту, что никаких могил с мечами… - тихо пробормотал Алан, чуть ёжась от непривычного жеста Виктора.
Он не знал, чего хотел добиться. А то, что крутилось в голове - что подсказывала сила чужой крови - было слишком… Алан издал сдавленный, странный звук, отдалённо похожий на смешок.
- Иногда я хочу вцепиться в него и не… не отпускать. Иногда просто хочу, чтобы ему было, ну, проще. Не дать упасть. Не знаю, Бьорн, я… это слишком сложно. Сложнее, чем, ну. Чем ритуал.
- Значит, поддерживай. Ему тоже нужно. Но только... - Бьорн задумался. - Если тебе станет плохо или еще что-то такое, то не вываливай на него. И не пытайся зажиматься. Лучше расскажи мне, я привычный. Знаешь, сколько Инга мне истерик закатила по поводу платьев, указов и идиотов-подданных?
- Тебе и так тяжело. И без моих… истерик по поводу платьев.
- Что там мне, я уж решу, - охотник фыркнул. - Я держусь на том, что своей смертью или глупостями огорчу слишком много приятных мне людей.
Алан молча обнял его - очень осторожно, бережно, но в тоже время крепко.
- Так что хватит уже искать себе башни. Я от этого расстраиваюсь и нарушаю режим, Леон придет и будет бухтеть.
- У каждого злого колдуна должна быть башня… - негромко проговорил Алан, разомкнув кольцо рук вокруг охотника. Вздохнув, он добавил. - Но, обещаю, когда, ну… захочу в следующий раз поскулить, то буду делать это у тебя под дверью.
- Башня у него для колдовства! И вообще в Башне нет ничего хорошего. Это раскол и падение. Если тебе надо поскулить, то скули на Луну.
- Скулить на мечты и поиск себя? - Алан дёрнул уголками губ в быстрой, едва уловимой улыбке. И осторожно ухватил Бьорна за рукав, потянув его прочь из купе. - Пойдём… не будем, ну. Нарушать твой режим ещё больше.
- Именно. Потому что ты этим и занят. А Луна позволит докопаться до сути переживаний, - подменыш не стал противиться.
«Я скулю из-за злости на самого себя. От бессилия».
Но Алан не стал говорить это вслух; он понимал - злость, бессилие это лишь то, что было на поверхности. Над поиском. Над мечтой. Он только кивнул и чуть крепче ухватил Бьорна за руку. И пошёл дальше, выводя подмёныша из вагона в ночь.
@темы: Алан, 29 августа, 1926 год, Ингебьорн