Ночь, в которой Джо приносит окровавленный свёрток в своё Убежище, а Эш говорит сам с собой в горящем парке и осознаёт, что у него есть сила
Новый Орлеан, 8 сентября
В катакомбах под борделем было достаточно места и пустых, заваленных битым кирпичом и хламом бункеров. Но Убежище было только одно. Можно, конечно, было оставить тело Эша хоть посреди темного гулкого коридора, всё равно никто кроме Джо сюда не заходил. Выходов из этого куска катакомб было всего три. Два из них в клубе, а третий - на заброшенном складе в двух кварталах от "Двойной лианы".
Джо был в хорошем настроении, поэтому решил всё же принести ковер с телом к себе в Убежище, уложив его на пол возле кровати. Времени для охоты оставалось в обрез, поэтому Эрреро ограничился поверхностным осмотром размотанного из ковра тела дискорданта. Да, почти оторванная или отгрызенная кем-то в локте рука. И уж точно откушенные три пальца и часть щеки. Не смертельно. Но всё равно потребуется время и немало крови, чтобы вылечить это. Он не стал пока будить Эша и вытаскивать грубый кол из ветки в груди. Оставил его на полу, на ковре, а сам вышел на поверхность, в поисках добычи. Тихий предрассветный час не принес многого, тот работяга, который шел, наверное, на завод по темной улице, поделился с бруджей своей кровью. Можно сказать, по братски. Пол литра. Маловато. Но времени на поиски не оставалось. Эрреро пришлось вернуться.
По пути он прихватил на складе воронку, которой пользовались для разлива спиртного по бутылкам. Решив сначала скормить добытую кровь дискорданту, а уж потом выводить его из торпора - мало ли, вдруг он проснется настолько голодным, что бросится на него самого - Эрреро присел рядом на ковер, стараясь не испачкаться пропитавшей ворс кровью Симмонса. Пришлось повозиться и разжать крепко стиснутые зубы, чтобы вставить в них воронку. Кровь густым ручьем потекла в рот, проливаясь в горло. Он не торопился, не тратил драгоценную жидкость. Самого Джо еще не клонило в сон. Он мог спокойно бодрствовать еще некоторое время после рассвета. И даже было хорошо, что Эша придется разбудить в столь поздний для Сородича час. Он почти сразу уснет.
Последняя капля из бутылки упала в воронку и скатилась по ней словно зернышко граната. Эрреро отставил бутылку и убрал воронку. Подумал, и закатал рукава повыше. Свой пиджак он оставил в кабинете, после того как так и не решился поднять его с того места, на котором стоял Алан. Пусть лежит.
Оперевшись одной рукой на грудь дискорданта, второй он вытащил деревянную "занозу" и отбросил в угол, приготовившись, если что, ловить Сородича и прижимать его обратно к полу.
Парк des Buttes-Chaumont горел. Пылал одним огромным костром, превращая голые ветви деревьев в опадающий пепел.Тот вихрился под ногами водоворотами, обтекал ботинки. Эш замер. Где-то внутри пылал страх. Одним ярким костром, которого хватало. Огонь снаружи и внутри. Страх и желание убежать.
Почему ты боишься?
- Потому что я слаб.
Почему ты слаб?
И вопрос остается без ответа. Почему? Эш вздрогнул. Пламя снаружи неукротимо приближалось, словно волна цунами.
Неужели в тебе нет ни капли гордости? Ни капли страсти и ярости?
Этого нет? Эш отступил назад. Шаг, еще. Смотрел на пламя и понимал что бежать некуда. Знакомый парк плавился в жаре, взмывал к небу серым пеплом.
Нет?
Изнутри понималась боль, страх, безысходность. И злость. Не на пламя, не на того, кто зажег этот костер. На себя. На собственную беспомощность, на неспособность следовать своим желаниям.
- Есть!
Ты хотел защитить друга. Почему же не вытолкнул его? Почему позволил прыгнуть вперед?
Почему? Эш закричал. Безнадежно, словно выплескавая страх и боль наружу, формируя злость на себя в что-то, с чем он мог справиться.
Пламя казалось живым. Казалось, что кто-то танцует в нем свое танго - страсть и свобода, сила и долг. Тот, кто был в пламени, не боялся. Тот, кто танцевал там, сам шагнул вперед, подхватив жар и огонь словно нечто живое и хрупкое.
- Кто ты такой?!
Злость взметнулась навстречу пламени, Эш шагнул вперед, понимая что пламя слишком близко. Жар обдал лицо искрами, но Эш всматривался в танец огня, стараясь рассмотреть того, кто задавал вопросы.
Шагни вперед.
Голос казался насмешливо спокойным. Решится или нет? Переборет собствнную слабость или останется безвольно стоять на месте, позволяя огню лизать ботинки, подниматься по штанинам вверж, пожирать жертву.
Страх взметнулся, беря за горло и парализуя тело. Эш застыл, закрыл глаза. Он ненавидел себя. За трусость, за слабость, за чертову беспомощность. Он выжил тогда, у Мадам. Натворил ошибок и продложает бежать от чертового пламени. От того, кто задавал сейчас вопросы, сжигая так странно знакомый Эшу парк ради собственной прихоти. От собственных действий. От самого себя.
Эш открыл глаза и шагнул вперед. Внутри выл страх, заглушаемый рычанием ненависти. Пламя коснулось лица, лизнуло одежду, опалило брови и волосы. И Эш шагнул еще раз. И еще. Жар вокруг лишь добавлял злости и сил, чтобы шагать дальше.
"Иди вперед, или возвращайся назад. Или застынь на месте. Но это должно привести к какому-либо результату, а не быть напрасной тратой времени".
Эш рванул вперед, понимая что конца этому пламени может и не быть. Но он все еще ощущал того, кто танцевал в нем. Кто задавал вопросы. Он протянул руку, пытаясь дотянуться до этого огненного призрака, и та провалилась в пустоту. Кисть обдало холодом. За стеной пламени воздух пронзали зеленые ветви, пышные кроны поднимались к небу.
Голос смеялся. Не издевательски, не подначивая - чисто и ярко, словно радуясь результату. И горюя о чем-то своем, что он принял как должное. За стеной пламени стоял... он сам? То самое лицо, которое Эш не мог узнать в зеркале. Та самая осанка, которая казалась непривычной. Тот взгляд, который он никогда не видел у себя. Не видел ли? Та самая улыбка.
- Кто ты?
Ответом был лишь смех, наполненный горечью.
Это больше не имеет значения. Зачем ты смотришь в пустоту?
Хотелось протянуть руку и коснуться такого знакомого незнакомца. "Хотелось?". Эш мотнул головой. Вот и сейчас он медлил, не решаясь на что-то большее, чем неозвученое желание. Он взглянул на свои руки.
Слабыми мы делаем себя сами. Когда отказываемся от своей силы. Ответь себе - у тебя есть сила?
"Нет..."
- Да!
Эш шагнул вперед, желая дотронутсья до того, кто задавал вопросы. Но руки нащупали лишь пустоту. Тот ловко ушел от прикосновения, скользнув чуть дальше и снова рассмеявшись.
Ты не веришь в свой ответ. В свои силы. Зачем тебе я?
- Потому что я и есть ты!
Эш уверенно шагнул вперед, готовый идти, бежать, пока не настигнет свое отражение. Шаг, еще, сорваться на бег, преследуя смех и уверенность.
Ты выскользнешь отсюда.
Чужое-свое тело перестало бежать и шагнуло на встречу, вбиваясь материальным ощущением в Эша, выбивая воздух из легких.
И снова забудешь обо всем.
Эш не хотел забывать. Он вцепился в отражение, не позволяя сбежать или скинуть хватку. Да, может быть руки его были слабы.
Но желание удержать было сильней страха.
- Я не хочу забывать!
Это не в твоем праве. И не зависит от твоих желаний.
- Нет, не забуду!
Эш всматривался в насмешливый взгляд, в сильную, пусть и грустную улыбку, удерживая своего двойника. Нет, он не забудет.
Не позволит себе забыть.
Ты все еще боишься
Слова ударили больней чем могло бы ударить тело. Эш задохнулся от этого понимания, зажмурился... и улыбнулся в ответ.
- Боюсь. Но не позволю себе забыть.
Позволишь. Когда придет время, ты отпустишь меня.
Прикосновение руки к щеке было странным и мимолетным. Улыбка в глазах казалась призрачным отсветом пылающего костра.
И пойдешь дальше сам, не опираясь на давно мертвого призрака. Глупый, глупый мальчишка, которому пора вспомнить для чего ты жил. Дерись, пылай, говори "я тебя люблю" тем, кого действительно любишь.
Голос слабел, окружающее становилось похожим на обычный сон, тающий в ладонях остатками воспоминаний. "Я не забуду!".
- Le temps viendra et je vais dire encore: "Je t'aime"!
Голос вернулся, но говорить было сложно. Эш почти не понимал, что говорит это вслух. В груди разливалась боль, правый локоть нещадно болел, как и подрезаные сухожилия под коленями. Он резко вдохнул, словно ему все еще надо было дышать. Словно он все еще был в том пылающем парке.
Эрреро инстинктивно прижал Эша к полу сильнее, заглянул в лицо. Дискордант всё еще не открывал глаз, только пробормотал что-то невнятное. На французском судя по всему. И последняя фраза была... О да, она была самой известной французской фразой. Это сочетание трех слов милые барышни писали в своих альбомах на разных языках, украшая буквы замысловатой вязью и окружая ореолом из ангелочков. Но.. какого... "Je t'aime"!
Что-то давило на грудь, не позволяло встать. Эш дернулся изо всех сил, пытаясь сбросить противника. Он все еще был в парке.
Он сконцентрировал волю и открыл глаза, всматривался в того, кто его держал. Сейчас он имел право спрашивать и получать ответы. Требовать и получать беспрекословное повиновение. Но перед ним был не противник. Хотя дать определение тому, какой статус для него лично сейчас имел Джозеф Эрреро, Эш не мог. Как и прекратить то, что начал.
- Что с Энди? - он откинул и чуть повернул голову, пытаясь скрыть разорванную щеку, но не выпустить из вида Джозефа. Спросить о том, жив ли гангрел, было для Эша важней собственного состояния.
По голове словно огрели мягкой подушкой и Джо немного повело от этого взгляда, который в него уперся. Сам он продолжал удерживать дискорданта, открытой ладонью упираясь в плечо. Чей-то властный голос в его голове требовал немедленно дать ответ на поставленный вопрос. Но это было так... грубо. По сравнению с тем измученно прекрасным лицом, которое он видел перед собой. Эрреро заворчал от неудовольствия. Зачем требовать? Он и так сам бы ответил... Эрреро тянул время, пытаясь заглянуть в наполовину скрытую вторую половину лица, и всё сильнее чувствовал, что у него где-то буквально над головой скапливается грозовая туча чужого неудовольствия. Еще немного, и саданет разрядом молнии. Бружда хмыкнул, он любил опасные игры.
- Жив, здоров, пингвин. - Все таки ослабив нажим, ответил Джо, по прежнему глядя на Эша. - За ним хм.. приезжал мистер Каллахан, и забрал его обратно в ваш цирк.
Энди был жив и о нем явно могли позаботиться. Эш на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями сквозь накатывающие волны боли. Дыра в щеке не позволяла нормально говорить и на то, что обычно не отнимало сил, приходилось тратить еще больше внимания и сил.
- Свидетели? Те, кто на нас напал?
"И что ты сейчас в таком состоянии способен со всем этим сделать, а, Эш?" Хотелось мотнуть головой и забиться в угол, рыча на любого, кто подойдет слишком близко, но даже на это не было никаких сил. Он внимательно смотрел на Джо. Просто ожидая ответа и звука чужого голоса.
- Я там что ли был? - Огрызнулся Джо, убирая руки. Эш явно не собирался вскакивать и нестись куда-то, или бросаться на него. Судя по всему ему было слишком хреново даже чтобы просто разговаривать. И всё же он пытался что-то выспросить. Эрреро выпрямился с отстраненным интересом наблюдая как гримаса боли искажает бледное красивое лицо. Наклонил голову и нахмурился. - Свидетелей вы с Уилсоном будете сами разыскивать. Это вам от Моргана задание по исправлению собственных ошибок. Но это не раньше, чем ты нормально на ноги встанешь. Слишком слабо выглядишь, Эш. Давай я тебя что ли на кровать перетащу.
- Я слаб, - Эш отвернулся, смотря в стену и сжимая зубы. - Но не нуждаюсь в сострадании или чужой жалости.
Злость всколыхнулась волной, подминая под себя страх и беспомощность. Ощущение собственной слабости начинало бесить. Хотелось подняться и найти еды, но больше не казаться слабым. Может быть после этой тирады он так и останется лежать на полу. Но пусть так, чем ощущать липкое прикосновение жалости.
- Может, сам дойдешь тогда? - Эрреро всё же поднялся на ноги и потер пальцами переносицу. Он наконец почувствовал сонливость. Осталось только это очнувшееся чудо в ковре уложить спать. Да и... Какого черта он вообще с ним носится? Джо буркнул и отошел к кровати, но оглянувшись на Эша в залитой кровью одежде, вновь ругнулся под нос и сдернул с кровати одно из покрывал. - Не хочешь жалости - не будь жалким.
Испанец накрыл дискорданта поверх. Не то, чтобы вампиры вообще нуждались в одеялах и прочих излишествах культурного цивилизованного общества. Но просто захотелось прикрыть изувеченное тело. Пусть залечивается. Заодно и чужие взгляды на ранах не будут тревожить болезненную гордость.
- Спасибо, - Эш проговорил это уже не дублируя мельпоменией. Слово прозвучало коротко и зло. Он не был жалок. Даже лежа на полу и пачкая все кровью он предпочел бы и дальше лежать на месте и смотреть в стену, чем чтобы с ним носились как с хрупкой вазой.
Буравить стену дальше взглядом было довольно глупо, но это отвлекало от боли. Нужно было заснуть. Эш закрыл глаза и постарался провалиться в сон.
В ответ послышалось только хмыканье, или фырканье. Но тихое. А потом вся комната погрузилась во тьму. А весь мир за её пределами залил солнечный свет.
Новый Орлеан, 8 сентября
В катакомбах под борделем было достаточно места и пустых, заваленных битым кирпичом и хламом бункеров. Но Убежище было только одно. Можно, конечно, было оставить тело Эша хоть посреди темного гулкого коридора, всё равно никто кроме Джо сюда не заходил. Выходов из этого куска катакомб было всего три. Два из них в клубе, а третий - на заброшенном складе в двух кварталах от "Двойной лианы".
Джо был в хорошем настроении, поэтому решил всё же принести ковер с телом к себе в Убежище, уложив его на пол возле кровати. Времени для охоты оставалось в обрез, поэтому Эрреро ограничился поверхностным осмотром размотанного из ковра тела дискорданта. Да, почти оторванная или отгрызенная кем-то в локте рука. И уж точно откушенные три пальца и часть щеки. Не смертельно. Но всё равно потребуется время и немало крови, чтобы вылечить это. Он не стал пока будить Эша и вытаскивать грубый кол из ветки в груди. Оставил его на полу, на ковре, а сам вышел на поверхность, в поисках добычи. Тихий предрассветный час не принес многого, тот работяга, который шел, наверное, на завод по темной улице, поделился с бруджей своей кровью. Можно сказать, по братски. Пол литра. Маловато. Но времени на поиски не оставалось. Эрреро пришлось вернуться.
По пути он прихватил на складе воронку, которой пользовались для разлива спиртного по бутылкам. Решив сначала скормить добытую кровь дискорданту, а уж потом выводить его из торпора - мало ли, вдруг он проснется настолько голодным, что бросится на него самого - Эрреро присел рядом на ковер, стараясь не испачкаться пропитавшей ворс кровью Симмонса. Пришлось повозиться и разжать крепко стиснутые зубы, чтобы вставить в них воронку. Кровь густым ручьем потекла в рот, проливаясь в горло. Он не торопился, не тратил драгоценную жидкость. Самого Джо еще не клонило в сон. Он мог спокойно бодрствовать еще некоторое время после рассвета. И даже было хорошо, что Эша придется разбудить в столь поздний для Сородича час. Он почти сразу уснет.
Последняя капля из бутылки упала в воронку и скатилась по ней словно зернышко граната. Эрреро отставил бутылку и убрал воронку. Подумал, и закатал рукава повыше. Свой пиджак он оставил в кабинете, после того как так и не решился поднять его с того места, на котором стоял Алан. Пусть лежит.
Оперевшись одной рукой на грудь дискорданта, второй он вытащил деревянную "занозу" и отбросил в угол, приготовившись, если что, ловить Сородича и прижимать его обратно к полу.
Парк des Buttes-Chaumont горел. Пылал одним огромным костром, превращая голые ветви деревьев в опадающий пепел.Тот вихрился под ногами водоворотами, обтекал ботинки. Эш замер. Где-то внутри пылал страх. Одним ярким костром, которого хватало. Огонь снаружи и внутри. Страх и желание убежать.
Почему ты боишься?
- Потому что я слаб.
Почему ты слаб?
И вопрос остается без ответа. Почему? Эш вздрогнул. Пламя снаружи неукротимо приближалось, словно волна цунами.
Неужели в тебе нет ни капли гордости? Ни капли страсти и ярости?
Этого нет? Эш отступил назад. Шаг, еще. Смотрел на пламя и понимал что бежать некуда. Знакомый парк плавился в жаре, взмывал к небу серым пеплом.
Нет?
Изнутри понималась боль, страх, безысходность. И злость. Не на пламя, не на того, кто зажег этот костер. На себя. На собственную беспомощность, на неспособность следовать своим желаниям.
- Есть!
Ты хотел защитить друга. Почему же не вытолкнул его? Почему позволил прыгнуть вперед?
Почему? Эш закричал. Безнадежно, словно выплескавая страх и боль наружу, формируя злость на себя в что-то, с чем он мог справиться.
Пламя казалось живым. Казалось, что кто-то танцует в нем свое танго - страсть и свобода, сила и долг. Тот, кто был в пламени, не боялся. Тот, кто танцевал там, сам шагнул вперед, подхватив жар и огонь словно нечто живое и хрупкое.
- Кто ты такой?!
Злость взметнулась навстречу пламени, Эш шагнул вперед, понимая что пламя слишком близко. Жар обдал лицо искрами, но Эш всматривался в танец огня, стараясь рассмотреть того, кто задавал вопросы.
Шагни вперед.
Голос казался насмешливо спокойным. Решится или нет? Переборет собствнную слабость или останется безвольно стоять на месте, позволяя огню лизать ботинки, подниматься по штанинам вверж, пожирать жертву.
Страх взметнулся, беря за горло и парализуя тело. Эш застыл, закрыл глаза. Он ненавидел себя. За трусость, за слабость, за чертову беспомощность. Он выжил тогда, у Мадам. Натворил ошибок и продложает бежать от чертового пламени. От того, кто задавал сейчас вопросы, сжигая так странно знакомый Эшу парк ради собственной прихоти. От собственных действий. От самого себя.
Эш открыл глаза и шагнул вперед. Внутри выл страх, заглушаемый рычанием ненависти. Пламя коснулось лица, лизнуло одежду, опалило брови и волосы. И Эш шагнул еще раз. И еще. Жар вокруг лишь добавлял злости и сил, чтобы шагать дальше.
"Иди вперед, или возвращайся назад. Или застынь на месте. Но это должно привести к какому-либо результату, а не быть напрасной тратой времени".
Эш рванул вперед, понимая что конца этому пламени может и не быть. Но он все еще ощущал того, кто танцевал в нем. Кто задавал вопросы. Он протянул руку, пытаясь дотянуться до этого огненного призрака, и та провалилась в пустоту. Кисть обдало холодом. За стеной пламени воздух пронзали зеленые ветви, пышные кроны поднимались к небу.
Голос смеялся. Не издевательски, не подначивая - чисто и ярко, словно радуясь результату. И горюя о чем-то своем, что он принял как должное. За стеной пламени стоял... он сам? То самое лицо, которое Эш не мог узнать в зеркале. Та самая осанка, которая казалась непривычной. Тот взгляд, который он никогда не видел у себя. Не видел ли? Та самая улыбка.
- Кто ты?
Ответом был лишь смех, наполненный горечью.
Это больше не имеет значения. Зачем ты смотришь в пустоту?
Хотелось протянуть руку и коснуться такого знакомого незнакомца. "Хотелось?". Эш мотнул головой. Вот и сейчас он медлил, не решаясь на что-то большее, чем неозвученое желание. Он взглянул на свои руки.
Слабыми мы делаем себя сами. Когда отказываемся от своей силы. Ответь себе - у тебя есть сила?
"Нет..."
- Да!
Эш шагнул вперед, желая дотронутсья до того, кто задавал вопросы. Но руки нащупали лишь пустоту. Тот ловко ушел от прикосновения, скользнув чуть дальше и снова рассмеявшись.
Ты не веришь в свой ответ. В свои силы. Зачем тебе я?
- Потому что я и есть ты!
Эш уверенно шагнул вперед, готовый идти, бежать, пока не настигнет свое отражение. Шаг, еще, сорваться на бег, преследуя смех и уверенность.
Ты выскользнешь отсюда.
Чужое-свое тело перестало бежать и шагнуло на встречу, вбиваясь материальным ощущением в Эша, выбивая воздух из легких.
И снова забудешь обо всем.
Эш не хотел забывать. Он вцепился в отражение, не позволяя сбежать или скинуть хватку. Да, может быть руки его были слабы.
Но желание удержать было сильней страха.
- Я не хочу забывать!
Это не в твоем праве. И не зависит от твоих желаний.
- Нет, не забуду!
Эш всматривался в насмешливый взгляд, в сильную, пусть и грустную улыбку, удерживая своего двойника. Нет, он не забудет.
Не позволит себе забыть.
Ты все еще боишься
Слова ударили больней чем могло бы ударить тело. Эш задохнулся от этого понимания, зажмурился... и улыбнулся в ответ.
- Боюсь. Но не позволю себе забыть.
Позволишь. Когда придет время, ты отпустишь меня.
Прикосновение руки к щеке было странным и мимолетным. Улыбка в глазах казалась призрачным отсветом пылающего костра.
И пойдешь дальше сам, не опираясь на давно мертвого призрака. Глупый, глупый мальчишка, которому пора вспомнить для чего ты жил. Дерись, пылай, говори "я тебя люблю" тем, кого действительно любишь.
Голос слабел, окружающее становилось похожим на обычный сон, тающий в ладонях остатками воспоминаний. "Я не забуду!".
- Le temps viendra et je vais dire encore: "Je t'aime"!
Голос вернулся, но говорить было сложно. Эш почти не понимал, что говорит это вслух. В груди разливалась боль, правый локоть нещадно болел, как и подрезаные сухожилия под коленями. Он резко вдохнул, словно ему все еще надо было дышать. Словно он все еще был в том пылающем парке.
Эрреро инстинктивно прижал Эша к полу сильнее, заглянул в лицо. Дискордант всё еще не открывал глаз, только пробормотал что-то невнятное. На французском судя по всему. И последняя фраза была... О да, она была самой известной французской фразой. Это сочетание трех слов милые барышни писали в своих альбомах на разных языках, украшая буквы замысловатой вязью и окружая ореолом из ангелочков. Но.. какого... "Je t'aime"!
Что-то давило на грудь, не позволяло встать. Эш дернулся изо всех сил, пытаясь сбросить противника. Он все еще был в парке.
Он сконцентрировал волю и открыл глаза, всматривался в того, кто его держал. Сейчас он имел право спрашивать и получать ответы. Требовать и получать беспрекословное повиновение. Но перед ним был не противник. Хотя дать определение тому, какой статус для него лично сейчас имел Джозеф Эрреро, Эш не мог. Как и прекратить то, что начал.
- Что с Энди? - он откинул и чуть повернул голову, пытаясь скрыть разорванную щеку, но не выпустить из вида Джозефа. Спросить о том, жив ли гангрел, было для Эша важней собственного состояния.
По голове словно огрели мягкой подушкой и Джо немного повело от этого взгляда, который в него уперся. Сам он продолжал удерживать дискорданта, открытой ладонью упираясь в плечо. Чей-то властный голос в его голове требовал немедленно дать ответ на поставленный вопрос. Но это было так... грубо. По сравнению с тем измученно прекрасным лицом, которое он видел перед собой. Эрреро заворчал от неудовольствия. Зачем требовать? Он и так сам бы ответил... Эрреро тянул время, пытаясь заглянуть в наполовину скрытую вторую половину лица, и всё сильнее чувствовал, что у него где-то буквально над головой скапливается грозовая туча чужого неудовольствия. Еще немного, и саданет разрядом молнии. Бружда хмыкнул, он любил опасные игры.
- Жив, здоров, пингвин. - Все таки ослабив нажим, ответил Джо, по прежнему глядя на Эша. - За ним хм.. приезжал мистер Каллахан, и забрал его обратно в ваш цирк.
Энди был жив и о нем явно могли позаботиться. Эш на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями сквозь накатывающие волны боли. Дыра в щеке не позволяла нормально говорить и на то, что обычно не отнимало сил, приходилось тратить еще больше внимания и сил.
- Свидетели? Те, кто на нас напал?
"И что ты сейчас в таком состоянии способен со всем этим сделать, а, Эш?" Хотелось мотнуть головой и забиться в угол, рыча на любого, кто подойдет слишком близко, но даже на это не было никаких сил. Он внимательно смотрел на Джо. Просто ожидая ответа и звука чужого голоса.
- Я там что ли был? - Огрызнулся Джо, убирая руки. Эш явно не собирался вскакивать и нестись куда-то, или бросаться на него. Судя по всему ему было слишком хреново даже чтобы просто разговаривать. И всё же он пытался что-то выспросить. Эрреро выпрямился с отстраненным интересом наблюдая как гримаса боли искажает бледное красивое лицо. Наклонил голову и нахмурился. - Свидетелей вы с Уилсоном будете сами разыскивать. Это вам от Моргана задание по исправлению собственных ошибок. Но это не раньше, чем ты нормально на ноги встанешь. Слишком слабо выглядишь, Эш. Давай я тебя что ли на кровать перетащу.
- Я слаб, - Эш отвернулся, смотря в стену и сжимая зубы. - Но не нуждаюсь в сострадании или чужой жалости.
Злость всколыхнулась волной, подминая под себя страх и беспомощность. Ощущение собственной слабости начинало бесить. Хотелось подняться и найти еды, но больше не казаться слабым. Может быть после этой тирады он так и останется лежать на полу. Но пусть так, чем ощущать липкое прикосновение жалости.
- Может, сам дойдешь тогда? - Эрреро всё же поднялся на ноги и потер пальцами переносицу. Он наконец почувствовал сонливость. Осталось только это очнувшееся чудо в ковре уложить спать. Да и... Какого черта он вообще с ним носится? Джо буркнул и отошел к кровати, но оглянувшись на Эша в залитой кровью одежде, вновь ругнулся под нос и сдернул с кровати одно из покрывал. - Не хочешь жалости - не будь жалким.
Испанец накрыл дискорданта поверх. Не то, чтобы вампиры вообще нуждались в одеялах и прочих излишествах культурного цивилизованного общества. Но просто захотелось прикрыть изувеченное тело. Пусть залечивается. Заодно и чужие взгляды на ранах не будут тревожить болезненную гордость.
- Спасибо, - Эш проговорил это уже не дублируя мельпоменией. Слово прозвучало коротко и зло. Он не был жалок. Даже лежа на полу и пачкая все кровью он предпочел бы и дальше лежать на месте и смотреть в стену, чем чтобы с ним носились как с хрупкой вазой.
Буравить стену дальше взглядом было довольно глупо, но это отвлекало от боли. Нужно было заснуть. Эш закрыл глаза и постарался провалиться в сон.
В ответ послышалось только хмыканье, или фырканье. Но тихое. А потом вся комната погрузилась во тьму. А весь мир за её пределами залил солнечный свет.
@темы: Джо, 1926 год, Джуд/Алекс/Эш, 8 сентября