Ночь, в которой Леон находит под одиноким деревом усталого человека, а потом предлагает ему немного повеселиться
29 апреля, Греза
Леон проснулся за полдень, солнце вылизало комнату и ушло в другие окна. И Бьорн ушел вслед за ним (или наоборот?), так что проснулся он в одиночестве. Лежать было... приятно, но неспокойно. Зов Белтейна стучал в ушах, поднимал на ноги. Танцуй! Люби! Живи! Забывай о том, что ты мертв. Хотя бы во время праздника.
Осторожно двигая правой рукой, Леон оделся, открыл дверь и вышел наружу.
Ремень он зачем-то намотал на руку.
Замок был незнакомым, неуловимо похожим на родовое гнездо Гвидионов, но другим. Ощутимо другим, на каком-то глубоком уровне. Замок Короля Неблагого Двора.
Двор готовился провожать Короля и встречать Королеву. Праздник в этом году выходил со всех сторон необычным, и его стоило подготовить так, чтобы не забыть. Суета с легким оттенком тревожности и предвкушения висела в воздухе, и эту суету разносили люди. Много людей. И нелюдей.
Слишком много.
На Леона косились, случайно пробегая мимо, совсем не так, как косятся на незнакомца, которого не должно тут быть. На него смотрели со значением, и это значение ему не нравилось. В замке Благой Ингебьорг гости были гостями, здесь, у Охотника, все было добычей, и Двор, судя по всему, перенял привычки своего Короля довольно охотно. К тому моменту, как Леон спустился во двор замка, ему уже хотелось стать невидимым. Он первый раз в жизни и не-жизни ощущал такой продирающий до костей дискомфорт от внимания к себе. Дождавшись, пока наблюдателей, хотя бы видимых, вокруг станет чуть поменьше, он быстро пересек двор и отошел подальше, ища место, где можно было бы смотреть и не привлекать внимания.
Греза слегка прогнулась под ногами Бомэйна, когда он наступил в чей-то след. Человеческий след. Еще один.
А в конце цепочки обнаружилось и место - небольшой холмик на краю поля, увенчанный одиноким деревцем. Под ним сидел усталый человек, привалившийся спиной к стволу деревца и положивший кисти на согнутые колени.
Леон несколько секунд постоял на опушке, разглядывая человека, затем спокойно поднялся, наступая в следы, и сел рядом, скрестив ноги.
Тот слегка повернул голову, покосившись. Потом вздохнул и сполз пониже.
- Я подумал, что тебе тут одиноко, - невозмутимо сказал Леон. - И ты наверняка будешь счастлив меня видеть.
- Ты наглая бездушная скотина, - фыркнул колдун беззлобно.
- Души у меня нет, верно, но это не делает меня скотиной, - Леон притворно вздохнул и безуспешно попытался сесть поудобнее. - Завтра Белтейн. Ты должен сейчас лежать в объятиях какой-нибудь красотки. Тут они в количестве, могу проводить. Все... в порядке?
- Я сейчас и сплю, если Молли не убежала. Кому Бельтейн, а кому помолвка, - он помолчал, потер ладонями лоб. - я предвкушаю перспективу общения с политической частью своего общества. И у меня заранее ломит зубы. отбиться отобьюсь, конечно...
- Помочь? - Леон подобрался, и сквозь фейский облик на мгновение проступил сейчас расслабленный и довольный, но готовый в любую секунду убивать, хищник. - Отбиться?
- Ну тебя там только и не хватало! Чтобы меня к гилгулу приговорили какому-нибудь за творимую херню, ведь такой повод есть.
Леон склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на колдуна. Подмечая то, что обычно не видел в мире Осени, и делая выводы, к которым точно не был там способен.
- Расскажи... подробнее. Пожалуйста.
- Да что особо рассказывать... - Шульц снова потер лицо, тяжело вздохнув. - Не выходит у меня с сородичами. Я как был дикарем из леса, даже не из деревни, так и остался. Приходил я как-то в город, уже после того, как Пробудился. Мне надоело бродить в одиночку, только иногда соприкасаясь с такими же умниками, как я. пытался помочь. Выполнял приказы. Вроде бы... вроде бы даже получал какой-то ответ, но никак не мог понять, что же у них в головах творится. Не помогает в этом эмпатия. Или правила у нас разные. По мне так пришел на чужую территорию - прижми уши и не отсвечивай, пока не почувствуешь себя в силе отвоевать свой кусок. Но от меня постоянно чего-то хотели. Чтобы я проявлял инициативу. Ну да, конечно, в чужом городе. А когда на меня начали валить свои проблемы и недочеты... в общем, я понял тогда только одно. Что чем наглее харя, тем меньше шансов, что осудят. и тем больше, что наградят. Еще и учитель... всего месяц, но мне хватило. я так и не понял, за что он меня постоянно пинал. вроде бы сам по себе мужик нормальный, даже добрый, но... но трусливый. Когда я был в состоянии больной тряпочки что физически, что морально, он от меня отрекся, сбежав от ответственности за то, что я натворил. Суд этот... сейчас, когда я в силе, я оцениваю, что мог бы просто упереться, и они бы мне ничего не сделали. А тогда подчинился, думая только о том, чтобы меня оставили в покое. И он... не пришел. Струсил, ведь это его была ответственность и его ошибка, а не моя. Это он должен был следить за моим состоянием. Но не стал.
Леон вздохнул, легко хлопнув колдуна по плечу.
- Ты их все время оправдываешь. Пытаешься показать их лучше, чем они есть. Зачем?
- Затем, что сам не слишком-то отличаюсь. Если кого-то принижать, то и самому надо туда же или наоборот приосаниваться. А я не хочу.
- Это неправда, - голос Леона звучал не успокаивающе, а твердой уверенностью. - Ты иной. Ты хороший человек, Пилигрим. Они нет. И это не принижение, а правда. Но... как хочешь. Люди имеют право на то, чтобы нести в мешке свои камни столько, сколько хотят. И не желать их выбросить, потому что это все, что у них есть. Имеют право мечтать. Даже если и мечтают только о том, чтобы быть одному на краю чужого праздника, чтоб никто не доебался. Не грызи себя. Ты не Алан, ты ведь и... прогрызешь.
- Если бы мечтал об одиночестве, ты бы меня не нашел.
Леон передернул плечами и аккуратно лег спиной в траву, заложив левую руку за голову.
- Ты ведь тоже зацепил мою Песню. И тебе тоже бы... стравить пар.
- В смысле устроить мальчишник?
- Можно и это. Но хотел бы ты мальчишника, был бы там, - правая рука неопределенно махнула куда-то в сторону замка, - а не тут. А ты тут, сидишь один и предвкушаешь, как тебя опять будут пинать. Когда я хочу получить по роже, я иду и делаю все, чтобы это случилось. Ты не хочешь. Но ждешь. Рассказывай.
- Рассказал ведь. Я предвкушаю, как мне будут рассказывать, как было надо организовывать оборону. Или что вообще не надо было лезть Сироте. Или почему я до сих пор не примкнул ни к одной традиции, гордый что ли? И что связался с вами. И что должен еще послужить и научиться смирению.
- Я еще раз должен заметить, что это... необязательно. Можно послать нахуй. Вместо служения. Сложно, но я готов тебе в этом помочь. Ты знаешь, у меня бывают радикальные и слегка ебанутые идеи, и они работают. Или... в любом случае, всегда можно прийти сюда. Можно чуть раньше, чем ты начнешь напоминать менее живой труп, чем я сам. Кстати, с нами-то что не так? Что и связаться нельзя.
- У вас длина клыков не по регламенту. В общем-то на этом все. Я их и шлю нахуй вместо служения. За что в очередной раз отхватываю. я не хочу слать полностью, там есть с кем поговорить и поработать. Но политическая часть не вдохновляет. Я же рассказывал. А вот эскапизм не приносит облегчения.
- Это не эскапизм, - Леон вздохнул. - Это отдушина.
- Вот и я о том же. Впрочем, подменышам это жизнь. А мне нет.
- Если я приду к тебе с этим разговором в Осени, ты мне и слова не скажешь прямо, проебав себе мозги политикой, Равновесием, стабильностью и своим долбаным чувством превосходства. Ты слишком много думаешь, Кристиан. И в основном о других, а не о себе. Сейчас Бельтейн. Живи легко.
- Живи легко, забудь обо всем и плыви уже к Белиалу. Он мне уже это предлагал. Забыть и оставить. Зачем, если и без того бьют? Отомстить, танцевать на гребнях волны. Легко. Свободно.
Леон покосился на колдуна с пониманием.
- Боюсь, если ты опять пойдешь топиться, тебя опять вытащат. А то Алан... будет плакать. И вообще. Тогда хотя бы просто живи.
- Не будет, падение ангела это весело. И он падет, я лично знаю его демонов. Я вот просто живу. А ты говоришь мне про камни.
В голосе колдуна была усталость, тяжелая и слегка ядовитая. И он защищался. Леон помолчал, раздумывая. Затем повернулся, приподнялся на локте и посмотрел на Пилигрима выразительным взглядом.
- Слушай, ты так говоришь, будто я требую от тебя чего-то. Это ведь не так. Я говорю только о том, чем я могу помочь тебе. И молчу о том, чем не могу. Я слишком простой, а ты, хм, наоборот.
- Ты философствуешь. И не считай себя простым. Простые не прикрывают так много метафорами и словами.
- Это оттого, что ты заразный, - Леон легонько ткнул колдуна в плечо.
Тот фыркнул и щелкнул зубами возле самой шеи Леона.
- Я хочу сегодня... съездить с Аланом кое-куда. Раз мальчишник ты не хочешь, поехали делать глупости?..
- Надеюсь, эпического масштаба, чтобы меня потом хоть было за что реально судить? - он поднял брови.
- Хм. Ну, это зависит. А за что тебя обычно судят?
- За то, что сунулся не туда, не так и поперек. И вообще чего это я тут такой хожу не усмиренный?
- А. Ну тогда да, надо постараться. С эпическим масштабом. Впрочем, Алан... такой Алан, что по-другому не выйдет.
- Зря ты так считаешь. Он очень.. камерный. Замыкает все на себя.
- Ммм? Разверни? А то мы про каких-то разных Аланов.
- Он пытается работать с миром вокруг, но пытается его поглотить и измерить собой. Человеком. Соответственно, сужая мир до себя. Мир такого не любит, и в итоге алан просто работает с кусочком с себя размером, считая, что работает с миром вообще.
Леон зевнул.
- Мир его любит. Его все любят.
- Кроме него самого. И то странною любовью. Он все еще ограждается, пытаясь любить тебя.
- Это у вас, магов, кажется, цеховое. Не в смысле любить меня, а... про "не любить себя". Хотя Костопил любил себя так, что аж лопался.
- Источник пиздюлей находится у нас внутри и коротко называется аватаром.
- Поэтому ты такой сложный.
- Самоконтроль. Везде он, - греза дрогнула, снимаясь, искажаясь. Они сидели уже не на травянистом холмике, а на каменистом утесе, и под ногами был длинный склон, покрытый вереском. А за ним - еще холмы, и еще, покрытые синеватым лесом. Греза снова дернулась, и вернулось перед глаза ристалище,к оторое приводили в порядок. только холм остался все тем же утесом, и под ногами, как казалось, был все тот же склон.
Леон улыбнулся. Почти по-детски восхищенно. Перевернулся на живот и всмотрелся в ристалище.
Оттуда доносилась ругань, и пара красных шапок деловито подъедала какое-то многострадальное деревце.
- Я об этом. Одному я уже пожелал тут сгинуть, едва удержал от окончательного исчезновения.
- Ну... я тут тоже за словами слежу. Пророчества это не то, что хоть кто-то вообще хочет слышать.
- Слова проще. Мне нужно сдерживать мысли. Я тяжеловат для Грезы. Пошли, прихватим Алана и пойдем грабить кого-нибудь по ту сторону меридиана, - он поднялся, наступая на серебристую тропу.
Леон рассмеялся, легко поднялся и пошел вслед за магом.
29 апреля, Греза
Леон проснулся за полдень, солнце вылизало комнату и ушло в другие окна. И Бьорн ушел вслед за ним (или наоборот?), так что проснулся он в одиночестве. Лежать было... приятно, но неспокойно. Зов Белтейна стучал в ушах, поднимал на ноги. Танцуй! Люби! Живи! Забывай о том, что ты мертв. Хотя бы во время праздника.
Осторожно двигая правой рукой, Леон оделся, открыл дверь и вышел наружу.
Ремень он зачем-то намотал на руку.
Замок был незнакомым, неуловимо похожим на родовое гнездо Гвидионов, но другим. Ощутимо другим, на каком-то глубоком уровне. Замок Короля Неблагого Двора.
Двор готовился провожать Короля и встречать Королеву. Праздник в этом году выходил со всех сторон необычным, и его стоило подготовить так, чтобы не забыть. Суета с легким оттенком тревожности и предвкушения висела в воздухе, и эту суету разносили люди. Много людей. И нелюдей.
Слишком много.
На Леона косились, случайно пробегая мимо, совсем не так, как косятся на незнакомца, которого не должно тут быть. На него смотрели со значением, и это значение ему не нравилось. В замке Благой Ингебьорг гости были гостями, здесь, у Охотника, все было добычей, и Двор, судя по всему, перенял привычки своего Короля довольно охотно. К тому моменту, как Леон спустился во двор замка, ему уже хотелось стать невидимым. Он первый раз в жизни и не-жизни ощущал такой продирающий до костей дискомфорт от внимания к себе. Дождавшись, пока наблюдателей, хотя бы видимых, вокруг станет чуть поменьше, он быстро пересек двор и отошел подальше, ища место, где можно было бы смотреть и не привлекать внимания.
Греза слегка прогнулась под ногами Бомэйна, когда он наступил в чей-то след. Человеческий след. Еще один.
А в конце цепочки обнаружилось и место - небольшой холмик на краю поля, увенчанный одиноким деревцем. Под ним сидел усталый человек, привалившийся спиной к стволу деревца и положивший кисти на согнутые колени.
Леон несколько секунд постоял на опушке, разглядывая человека, затем спокойно поднялся, наступая в следы, и сел рядом, скрестив ноги.
Тот слегка повернул голову, покосившись. Потом вздохнул и сполз пониже.
- Я подумал, что тебе тут одиноко, - невозмутимо сказал Леон. - И ты наверняка будешь счастлив меня видеть.
- Ты наглая бездушная скотина, - фыркнул колдун беззлобно.
- Души у меня нет, верно, но это не делает меня скотиной, - Леон притворно вздохнул и безуспешно попытался сесть поудобнее. - Завтра Белтейн. Ты должен сейчас лежать в объятиях какой-нибудь красотки. Тут они в количестве, могу проводить. Все... в порядке?
- Я сейчас и сплю, если Молли не убежала. Кому Бельтейн, а кому помолвка, - он помолчал, потер ладонями лоб. - я предвкушаю перспективу общения с политической частью своего общества. И у меня заранее ломит зубы. отбиться отобьюсь, конечно...
- Помочь? - Леон подобрался, и сквозь фейский облик на мгновение проступил сейчас расслабленный и довольный, но готовый в любую секунду убивать, хищник. - Отбиться?
- Ну тебя там только и не хватало! Чтобы меня к гилгулу приговорили какому-нибудь за творимую херню, ведь такой повод есть.
Леон склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на колдуна. Подмечая то, что обычно не видел в мире Осени, и делая выводы, к которым точно не был там способен.
- Расскажи... подробнее. Пожалуйста.
- Да что особо рассказывать... - Шульц снова потер лицо, тяжело вздохнув. - Не выходит у меня с сородичами. Я как был дикарем из леса, даже не из деревни, так и остался. Приходил я как-то в город, уже после того, как Пробудился. Мне надоело бродить в одиночку, только иногда соприкасаясь с такими же умниками, как я. пытался помочь. Выполнял приказы. Вроде бы... вроде бы даже получал какой-то ответ, но никак не мог понять, что же у них в головах творится. Не помогает в этом эмпатия. Или правила у нас разные. По мне так пришел на чужую территорию - прижми уши и не отсвечивай, пока не почувствуешь себя в силе отвоевать свой кусок. Но от меня постоянно чего-то хотели. Чтобы я проявлял инициативу. Ну да, конечно, в чужом городе. А когда на меня начали валить свои проблемы и недочеты... в общем, я понял тогда только одно. Что чем наглее харя, тем меньше шансов, что осудят. и тем больше, что наградят. Еще и учитель... всего месяц, но мне хватило. я так и не понял, за что он меня постоянно пинал. вроде бы сам по себе мужик нормальный, даже добрый, но... но трусливый. Когда я был в состоянии больной тряпочки что физически, что морально, он от меня отрекся, сбежав от ответственности за то, что я натворил. Суд этот... сейчас, когда я в силе, я оцениваю, что мог бы просто упереться, и они бы мне ничего не сделали. А тогда подчинился, думая только о том, чтобы меня оставили в покое. И он... не пришел. Струсил, ведь это его была ответственность и его ошибка, а не моя. Это он должен был следить за моим состоянием. Но не стал.
Леон вздохнул, легко хлопнув колдуна по плечу.
- Ты их все время оправдываешь. Пытаешься показать их лучше, чем они есть. Зачем?
- Затем, что сам не слишком-то отличаюсь. Если кого-то принижать, то и самому надо туда же или наоборот приосаниваться. А я не хочу.
- Это неправда, - голос Леона звучал не успокаивающе, а твердой уверенностью. - Ты иной. Ты хороший человек, Пилигрим. Они нет. И это не принижение, а правда. Но... как хочешь. Люди имеют право на то, чтобы нести в мешке свои камни столько, сколько хотят. И не желать их выбросить, потому что это все, что у них есть. Имеют право мечтать. Даже если и мечтают только о том, чтобы быть одному на краю чужого праздника, чтоб никто не доебался. Не грызи себя. Ты не Алан, ты ведь и... прогрызешь.
- Если бы мечтал об одиночестве, ты бы меня не нашел.
Леон передернул плечами и аккуратно лег спиной в траву, заложив левую руку за голову.
- Ты ведь тоже зацепил мою Песню. И тебе тоже бы... стравить пар.
- В смысле устроить мальчишник?
- Можно и это. Но хотел бы ты мальчишника, был бы там, - правая рука неопределенно махнула куда-то в сторону замка, - а не тут. А ты тут, сидишь один и предвкушаешь, как тебя опять будут пинать. Когда я хочу получить по роже, я иду и делаю все, чтобы это случилось. Ты не хочешь. Но ждешь. Рассказывай.
- Рассказал ведь. Я предвкушаю, как мне будут рассказывать, как было надо организовывать оборону. Или что вообще не надо было лезть Сироте. Или почему я до сих пор не примкнул ни к одной традиции, гордый что ли? И что связался с вами. И что должен еще послужить и научиться смирению.
- Я еще раз должен заметить, что это... необязательно. Можно послать нахуй. Вместо служения. Сложно, но я готов тебе в этом помочь. Ты знаешь, у меня бывают радикальные и слегка ебанутые идеи, и они работают. Или... в любом случае, всегда можно прийти сюда. Можно чуть раньше, чем ты начнешь напоминать менее живой труп, чем я сам. Кстати, с нами-то что не так? Что и связаться нельзя.
- У вас длина клыков не по регламенту. В общем-то на этом все. Я их и шлю нахуй вместо служения. За что в очередной раз отхватываю. я не хочу слать полностью, там есть с кем поговорить и поработать. Но политическая часть не вдохновляет. Я же рассказывал. А вот эскапизм не приносит облегчения.
- Это не эскапизм, - Леон вздохнул. - Это отдушина.
- Вот и я о том же. Впрочем, подменышам это жизнь. А мне нет.
- Если я приду к тебе с этим разговором в Осени, ты мне и слова не скажешь прямо, проебав себе мозги политикой, Равновесием, стабильностью и своим долбаным чувством превосходства. Ты слишком много думаешь, Кристиан. И в основном о других, а не о себе. Сейчас Бельтейн. Живи легко.
- Живи легко, забудь обо всем и плыви уже к Белиалу. Он мне уже это предлагал. Забыть и оставить. Зачем, если и без того бьют? Отомстить, танцевать на гребнях волны. Легко. Свободно.
Леон покосился на колдуна с пониманием.
- Боюсь, если ты опять пойдешь топиться, тебя опять вытащат. А то Алан... будет плакать. И вообще. Тогда хотя бы просто живи.
- Не будет, падение ангела это весело. И он падет, я лично знаю его демонов. Я вот просто живу. А ты говоришь мне про камни.
В голосе колдуна была усталость, тяжелая и слегка ядовитая. И он защищался. Леон помолчал, раздумывая. Затем повернулся, приподнялся на локте и посмотрел на Пилигрима выразительным взглядом.
- Слушай, ты так говоришь, будто я требую от тебя чего-то. Это ведь не так. Я говорю только о том, чем я могу помочь тебе. И молчу о том, чем не могу. Я слишком простой, а ты, хм, наоборот.
- Ты философствуешь. И не считай себя простым. Простые не прикрывают так много метафорами и словами.
- Это оттого, что ты заразный, - Леон легонько ткнул колдуна в плечо.
Тот фыркнул и щелкнул зубами возле самой шеи Леона.
- Я хочу сегодня... съездить с Аланом кое-куда. Раз мальчишник ты не хочешь, поехали делать глупости?..
- Надеюсь, эпического масштаба, чтобы меня потом хоть было за что реально судить? - он поднял брови.
- Хм. Ну, это зависит. А за что тебя обычно судят?
- За то, что сунулся не туда, не так и поперек. И вообще чего это я тут такой хожу не усмиренный?
- А. Ну тогда да, надо постараться. С эпическим масштабом. Впрочем, Алан... такой Алан, что по-другому не выйдет.
- Зря ты так считаешь. Он очень.. камерный. Замыкает все на себя.
- Ммм? Разверни? А то мы про каких-то разных Аланов.
- Он пытается работать с миром вокруг, но пытается его поглотить и измерить собой. Человеком. Соответственно, сужая мир до себя. Мир такого не любит, и в итоге алан просто работает с кусочком с себя размером, считая, что работает с миром вообще.
Леон зевнул.
- Мир его любит. Его все любят.
- Кроме него самого. И то странною любовью. Он все еще ограждается, пытаясь любить тебя.
- Это у вас, магов, кажется, цеховое. Не в смысле любить меня, а... про "не любить себя". Хотя Костопил любил себя так, что аж лопался.
- Источник пиздюлей находится у нас внутри и коротко называется аватаром.
- Поэтому ты такой сложный.
- Самоконтроль. Везде он, - греза дрогнула, снимаясь, искажаясь. Они сидели уже не на травянистом холмике, а на каменистом утесе, и под ногами был длинный склон, покрытый вереском. А за ним - еще холмы, и еще, покрытые синеватым лесом. Греза снова дернулась, и вернулось перед глаза ристалище,к оторое приводили в порядок. только холм остался все тем же утесом, и под ногами, как казалось, был все тот же склон.
Леон улыбнулся. Почти по-детски восхищенно. Перевернулся на живот и всмотрелся в ристалище.
Оттуда доносилась ругань, и пара красных шапок деловито подъедала какое-то многострадальное деревце.
- Я об этом. Одному я уже пожелал тут сгинуть, едва удержал от окончательного исчезновения.
- Ну... я тут тоже за словами слежу. Пророчества это не то, что хоть кто-то вообще хочет слышать.
- Слова проще. Мне нужно сдерживать мысли. Я тяжеловат для Грезы. Пошли, прихватим Алана и пойдем грабить кого-нибудь по ту сторону меридиана, - он поднялся, наступая на серебристую тропу.
Леон рассмеялся, легко поднялся и пошел вслед за магом.