[дерзкий цирк дерзок]

Сцена после титров.
Ночь (день), в которой лорд Ингебьорн отвечает на вопросы обещает украсить шкурой своего врага пол перед камином

Где-то и когда-то, дата неизвестна

Молчать никогда не поздно. Молчание – первый шаг в беспамятство, необходимое для того мига, когда мираж Грезы превращается в пьянящий жар, который невозможно разбить тяжелой серостью привычки. Подменыш молчал, и шепот теней охотно подпевал шипению прошлого.
Кто ты?
Отблеск золота скользнул по прозрачным, несуществующим крыльям.
Я Ингебьорн аэп Гвидион, сын Бертрана Безумного и светлой Королевы Ингрид.
Запястья коснулась струя холодного воздуха, напомнив о стуже Зимы.
Я Саймон Ивлер, сирота, не знающий ни своих родителей, ни своего рода.
Небо обрушилось, вызвав головокружение и тошноту самой Смерти.
Я Виктор Картер, призрак чужого прошлого, все еще сжимающий в руках меч Грозы и Сокола.
Меч плавно влился в танец Охотника, размеренно пластая воздух широкими мазками, отдаваясь тяжестью в руках и звоном где-то на краю слуха. Там, где ожидают своего часа призраки будущего.
Откуда ты?
Ожидаемый вопрос заставил все же немного пошатнуться, рвано ударив невидимого противника и застыв в неподвижности и размышлении. Откуда?
Из Аркадии, забывшей о том, как была благосклонной ко всем, кто был по обе стороны от ее ворот. Сейчас закрытых ворот, отделивших воплощения грезы от тех, кто связывал ее с миром людей.
Из сиротского приюта, где за сладость могли побить, где жадно впивались в еду и вещи, потому что через мгновение этого могло уже не быть. Пряный запах первой крови Охотник почувствовал именно там.
Из далеких краев, где огромные сосны и горы впиваются в белесое небо, а холод пронизывает тело так, что ты не можешь сделать глоток воздуха. Где оттенкам снега есть названия, и названий этих многие десятки.
Блик восходящей луны искрой стек по клинку, завершившему тяжелый взмах. Подменыш вновь закружился, закрыв глаза и приготовившись к последнему вопросу Сфинкса. Нахальной кошки цвета камеди. На спине и над верхней губой Охотника выступили капли пота, патокой потекшие вниз.
Куда ты идешь?
Вперед, во тьму и холодный блеск Зимы, уксусом разъедающий души и разум, не оставляющий даже крохи надежды на мечту и новый мир. Потому что Осень уже раскрасила рубинами деревья, и плеск алой крови в венах лишь напоминает об этом.
Вперед, по бесконечной дороге, где хмель поглощает мысли, бокал превращается в кубок, а простое стекло в хрусталь. Там, на этой Дороге, не имеет значения ничего из того, что терзает душу. Только терпкий запах охоты.
Вперед, оставляя за собой игристую рябь привычной реальности, смятой чужими лапами. Лапами существа, которое не должно существовать и которое никто из людей не сможет запомнить.
Вперед.
Просто – вперед.
Потому что тот, кто лег, умирает.
Лорд Ингебьорн не желал умирать, потому что Сокол слишком горд, чтобы сломаться под ударами Судьбы и Проклятия.
Саймон не желал умирать, потому что за его спиной оставалась Сестра и Братья, Друг и Любимый, и ради этого стоило жить.
Виктор не желал умирать, потому что смерть претила самой его сущности. И что же, что бой безнадежен, и это известно заранее?
Ятаган с тихим шелестом улегся в ножны. Человек улыбнулся, раскинув руки и беззвучно засмеявшись в лицо Врагу. Хочешь взять? Попробуй. А я украшу твоей шкурой пол перед камином!

@темы: Ингебьорн, 1927 год