Ночь, в которой Эш наблюдает, Алиса психует, Гленн примеряет роль императрицы всея депо, Леон бьёт шабашитов вагонами, Алан ведёт настоящий инквизиторский допрос, а взятый в плен шабашит откусывает себе язык и не идёт на сближение с дружелюбной стаей
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо, дальний ангар
В ангаре пахло пылью и застарелой сыростью.
В неровном свете фонарей маслянисто переливались глубокие лужи, из которых скрюченными пальцами торчали обломки арматуры. Силы фонарей не хватало, чтобы разогнать заливавшую длинное пространство ангара темноту, и она сжирала, вбирала в себя две пары железнодорожных путей, протянувшихся от одних массивных ворот до других.
Над путями тянулись толстые тросы, кое где - провисшие, кое где - натянутые до предела. С них металлическими горгулиями свешивались лебёдки и тронутые ржавчиной цепи. Прорывавшийся внутрь влажный ветер раскачивал цепи, сталкивая их друг с другом с тихим звоном.
По краям тусклого круга света высились штабеля пустых ящиков и темнели очертания остановленных сейчас конвейеров.
К центру круга теней становилось меньше, и свет выхватывал каждую струйку крови, исчертившую подвешенное тело причудливой картой боя. Два крюка, тяжёлых и чуть тронутых ржавчиной - под каждую ключицу, протыкая кожу и выходят наружу. Трос натянулся под весом тела, едва-едва не достающего кончиками босых ног деревянных шпал.
Тишина.
Только поскрипывает, тихо и обречённо, цепь, протянувшаяся вверх от залитых кровью изгибов крюков.
Внезапное поручение леди Регента передать Леону коробку красного дерева, Эш воспринял внимательно и сосредоточено. Он бережно принял ее из рук леди Корриво и положил во внутренний карман пиджака. Там до нее будет сложно добраться не только самому гангрелу, но и тому, кто захочет так или иначе ее прибрать к своим рукам.
Уже выходя из Капеллы он надвинул шляпу глубже на глаза. Где-то на краю сознания все еще билась дикая и раздражающая мысль о том, что там его могут ждать совсем не те, кого он ожидает увидеть, и сил изгнать ее из головы не было. Давешний разговор с мистером Ньюменом, если это все таки был именно он, звучал в голове снова и снова, заставляя кривится так, словно во рту поселился привкус какой-то мерзкой кислятины. Поведя плечами, Эш направился в депо.
По прибытию ему вполне быстро указали в каком направлении двигаться. На удивление по описанию это оказался самый дальний ангар, добраться до которого гангрел предпочел прячась в тенях и внимательно следя за тем, что творилось вокруг. Какой-то подсознательный холодок, волной идущий по внутренностям, заставлял поводить плечами и прислушиваться чаще, чем, возможно, стоило.
Громада ангара вызвала новый приступ настороженности. Что его там могло ждать вместо Дамиано? Или кто? Мотнув головой он решительно вошел внутрь, старательно не задев ничего, что издало бы хоть какой-то звук. Внутри было достаточно темно, чтобы и дальше иметь возможность не выделяться из окружающей тьмы почти до самого периметра, освещенного ярким светом фонарей, обращенных на подвешенное на крюках тело. Нахмурившись, гангрел скользнул ближе, старательно не пересекая границы света и темноты.
Когда из подвешенного пленника выдернул кол, Алан вздрогнул; он представил себе, как в мгновение возвращается чувствительность к телу, и вместе с ней и боль. Много боли.
«Это глава стаи. Так надо, ради всех нас - и города» - он убеждал самого себя, но одновременно с этим вспоминал ощущения от меча шабашита. Того, что лежал сейчас рядом на ящике, отчищенный от крови, смазанный и аккуратно завёрнутый в отрез кожи. Святой меч, похожий по ощущениям на недовольную потерей хозяина собаку.
Передёрнув плечами, Алан нервно сжал в ладони карандаш, которым набрасывал список вопросов, пока дожидался остальных в этом промозглом ангаре. Список он потом впихнул в руки Леону.
Дурацкая идея. Жуткая ситуация.
Алан вскинул глаза к замершему на крюках пленнику. «Это лучше закончить быстро». Лишь мгновение спустя он осознал, что произнёс это вслух. Идиот
По ряду причин Гленн в данный момент резко возлюбила в одежде воиющий минимализм. То есть, что то такое, что было бы на эту самую одежду максимально не похоже. Ибо ткань с телом сочеталась неприятно... Потому выбор пал на платье, и платье являло собой по сути драпировку, пусть и объемную, длинную, но свободную до одури, оставляющей открытым одно плечо полностью. Цимисх этак вальяжно, на глаз (а на деле- чтоб лишний раз не перегибаться в корпусе) разсвалилась в кресле, широко, по мужчки разведя колени. Благо, длинная "юбка" позволяла делать это без нарушения приличий, и даже частично драпировала пол вокруг ступней. Одной рукой цимисх подпирала голову, пальцами другой машинально "облизывала" подлокотник. Очень такая белая, на фоне черной ткани платья, и очень излучающая неодобрение. Даже браслеты, надетые выше локтя, даже воткнутая в пышную шевелюру диадема казалось, отблескивают как то недобро. Ну да, к висящему на крюках шабашиту Гленн не испытывала никаких теплых чувств. Он пришел сюда, в этот город, убивать. Он был опасен для нее, для ее "семейки", для их комфортной и спокойной (в случае с Цирком- смешная формулировка) жизни... Ему не стоило так делать. Тот факт, что в общем-то на драку с шабашитом они нарвались сами, цимисх как то пропускала мимо себя... Хорошо бы, все сейчас прошло гладко. Хорошо бы, с ним не пришлось драться второй раз. Хотя, вот много он без рук навоюет? А кто ж его знает, может, и много... Удручало то, что случись чего, лично она не сказать тоб могла быть очень полезной. Не то, знаете ли, состояние. Но и не быть тут, хотябы номинально контролизруя происходящее, на уровне наблюдения, она тоже не могла...
Карие глаза распахнулись сильнее, когда тело судорожно сжалось, заходясь громком вибрирующем стоне. Пленник забился, пытаясь хоть как-то унять боль, отвлечься, приспособиться. И где-то через полторы минуты конвульсий затих, все еще судорожно сжимаясь. Волосы упали на лицо, с которого капала текущая из лба кровь.
Леон не отошел назад, после того как вытащил кол - напротив, стоял близко, провокационно близко, почти вплотную, - и с легкой брезгливостью наблюдал за корчами пленника. Когда тот обвис на цепях, Леон дал ему с полминуты, чтобы привыкнуть. Затем легко стукнул колом по цепям, чтобы привлечь к себе внимание, как по струнам какого-то адского музыкального инструмента, вызывая еще один аккорд боли, стонов и судороги.
- Ты меня знаешь, - ровным тоном произнес Леон, когда глаза пленника сфокусировались на нем. - Мое имя Леон Дамиано делла Ласомбра, потомок Альченцо Мирра из Черной Руки. Как твое имя, падаль?
Продернутые болью и прожилками лопнувших сосудов карие глаза обежали ангар, остановившись на вопрошающем.
- Здравствуй, Младший, - хриплым, иссушенным голосом сказал Салюбри с заметным восточно-европейским акцентом. - Я Иштван, потомок Адоная из воинов-Салюбри. Полагаю, вступление затем, что ты хотел что-то узнать?
Леон улыбнулся, наблюдая, как с каждым движением губ пленника на пол падает капелька темного густого витэ. Младший, значит.
- Кто-то из твоих братьев забрал одну жизнь из числа тех, что принадлежали мне. Я взамен решил взять твою. - Ласомбра позволил голосу Белтейна внутри набрать чуть больше силы, так, чтобы пленник увидел в глазах отражение загнавшей его Дикой Охоты. - И взял. Я хочу знать все о тех, кто осадил город... для начала.
- Ты забрал всего лишь жизнь в плату за право силы и за мои ошибки, - губы были бледными, тонкими и выразительными. - Не путай.
На заднем плане, развалившаяся в кресле цимисх взирала. Именно что взирала на происхоядщее, и никто не мог бы сказать, что это был взгляд равнодушного наблюдателя. Против расхожего стереотипа, Гленн так то не любила пыток или жестокости ради жестокости, но. "Засранец. Ты-чертов засранец, ты поступил плохо! Теперь страдай!" вполне четко светилось в ее взгляде, обращенном на пленника. Ну да, она получила от салюбри по первое число, и конечно злилась теперь на него за это. Несправедливо, зато жизненно. А вот на Леона она глядела совсем по другому. Что то такое в этом взгляде было, можно сказать что почти оценивающее... Именно почти, но более того- темное, звериное. Леон ей нравился, вот прямо сейчас. Хороший вожак, опасный. Цимисх чуть неслышно вздохнула, чуть заметно качнув головой, рассыпая в пространство мелкие блики с украшения в волосах. Гленн сидела, завернутая в стекающие с нее складки ткани, распространяя вокруг себя запах скотобойни- остывшей и подсыхающей крови, и ей нравился Леон. Ощутимо так, и почти что платонически. Было в нем что то такое, вызывающее желание завалиться на землю, подставить мягкое брюхо и шею, смотреть снизу-вверх спокойно и безмятежно... УДивительно приятное чувство, если не задумываться о гордом статусе человека и все такое. Впрочем, она и не задумывалась. Она смотрела.
В фон вагона - голоса, звон цепей, стоны и эхо - вплелся новый. Тихий перестук туфелек.
Алиса - на этот раз она была в глухом черном платьице и с натуго заплетенными косичками- вошла и встала как вкопанная. Кровь. Боль. Стоны муки... и посреди тот - кто причинил боль ее домену. Он ранил Энди. Он ранил Гленн. Он ответит. Запах витэ ударил в голову, и малкавианка вдруг бросилась вперед рваным движением свихнувшегося механизма.
С началом разговора Эш аккуратно шагнул из тени, хотя его там могли заметить и раньше. В любой момент могла понадобиться та самая коробочка, которую он так и не достал пока из внутреннего кармана. Допрашиваемый выглядел... паскудно. Но его вид не вызвал каких-то сильных эмоций. Тот весел там явно по совершенно веским причинам, от которых губы кривились в кривоватой ухмылке. Этот шабашит мог знать что-то о том, что такое Магнус и сколько его последователей по секте находятся в городе. И где. Что было крайне немаловажно.
Мысли прервал перестук каблуков, который резко замолк только для того, чтобы превратиться в смазанный звук рванувшегося в атаку тела. Гангрел рванул наперерез, старательно ухватывая легкую Алису за талию и отбрасывая с собой в тьму за освещенным участком. Висящий на крюках шабашит был не так прост. Дыра от третьего глаза напомнила о прошлом, от чего ухмылка превратилась в оскал.
- Алиса, придет время и он ответит за то что сделал... тебе. Или вам, - Эш прошептал это почти в ухо малкавианке и дернул плечом, не отпуская девушку из замка рук, удерживая ее лицом от кровавого представления. - Сейчас не время.
Леон провел по губам пленника пальцем, стирая с них кровь и чувствуя жжение в кончиках пальцев. Проклятие Каина в крови не желало касаться тела, в котором жила Истинная Вера. Ласомбра облизнул палец, пробуя крестоносца на вкус. Бить можно и не руками.
- Это ты путаешь, падаль.
Леон сделал шаг в сторону и толкнул ногой рычаг. С глухим щелчком сложился "башмак" из-под колес ближайшей вагонетки, и та, набрав скорость, всей массой ударилась в пленника.
Алан дёрнулся, соскакивая с ящика, на котором сидел. Сначала - к Алисе, уже потянувшись было к мечу за спиной - "успеть бы поймать!". Но Эш - откуда? - оказался первым. А мгновение спустя он дёрнулся снова, когда тяжёлая вагонетка с силой ударилась об тело пленника. Да, тот был Собратом. И шабашитом. И это всё было чем-то вынужденным, но... Алан замер в полудесятке шагов от Леона и пленника, пытаясь успокоиться. Или хотя бы - продышаться.
Крик заглушил собой тихий хруст костей. Окровавленное тело уже не билось, безвольно обвиснув. Из всех трех глаз потекли темными струями кровавые слезы. Салюбри больше не кричал.
Молчание прервал тихий стон.
Все так же ногой Леон перекинул рычаг, и автоматическая лебедка с мерными щелчками начала поднимать вагонетку обратно, на сей раз повыше. Бросил взгляд на Алису, перевел на Алана. Пока все было в порядке.
Леон подхватил с ящика меч крестоносца и бросил его на рельсы. Звон стали о сталь звучал в затихшем ангаре особенно звонко и нездешне. Леон не был уверен, сможет ли массивная туша вагона переломить зачарованный клинок, но Иштван точно не мог быть уверен в обратном.
Почти нежным жестом он поднял пленника за подбородок, стер кровь с глаз и повернул лицом к себе.
- Вернемся к тому, что я хотел знать.
Алиса вывернулась в руках Эша, ломано дернулась.. и испуганно затихла, когда вагон врезался в висящее тело.
Она развернулась, не пытаясь больше освободиться, и теперь молча смотрела, не отрывая от пленника глаз, с уверенностью сумасшедшей проведя пареллель между Леоном, вагоном и допросом. Леон хотел знать. Леон был в своем праве.
На реский выпад Алисы (а если с косичками и в платье- то это определенно не Майк), Гленн мысленно чертыхнулась. Не потому что не была солидарна с Алисой, а потому, что определенно не могла адекватно учавствовать в ситуации, как бы та ни развивалась дальше. Это было плохо, и это доставляло дискомфорт, вполне сравнимый с дискомфортом от резких движений. Но не оставаться же совсем в стороне от всего, работая красивым украшением в интерьере, правда? Потому цимисх пошла по пути известной пословицы про Магомета и гору. То есть, мягко улыбнулась одновременно и Эшу, и малкавианке, поманив их обоих рукой к себе. Акцентированно так, можно сказать настойчиво. И даже приглашающе похлопав ладонью по подлокотнику шшикарного (на ее вкус) кресла. Делать что угодно, укладываясь в некий предельный минимум движений было не удобно (и да, в этом тоже был виноват шабашит, не надо забывать!), но куда деваться.
Алиса больше не стремилась рвать шабашита на мелкие куски и Эш освободил ее из объятий. Зато заметил вполне недвусмысленный взгляд и жест Гленн. Но нужно было сделать то, за чем его и посылали. Он легким шагом направился в нужном направлении.
- Это для вас, господин Дамиано.
Вальяжно достав из внутреннего кармана коробку, Эш аккуратно положил ее на ящик, на котором до этого лежал меч, после чего направился к креслу, в котором восседала цимисх. Отсалютовав Гленн шляпой он элегантно присел на подлокотник кресла так, чтобы не мешать, и надвинул шляпу чуть глубже на глаза, идеально подыгрывая поведению цимисха.
Алиса повела плечами, ощутив себя на свободе, поймала взгляд Гленн и так же, совершенно молча и не сводя с разыгрывающейся перед ней сцены глаз, подошла к Гленн и все с той же грацией механической куклы, обретшей разум и решившей отомстить миру за все, опустилась на второй подлокотник, опираясь локотком на спинку кресла и чуть покачивая ногой.
Залитые кровью глаза невидяще глянули на Ласомбру. Салюбри моргнул отяжелевшими веками, на ресницах повисла кровавая паутина.
- Nu, - с улыбкой, похожей на безумный оскал проговорил он и откусил себе язык, глотая хлынувшую кровь
В ушах всё ещё стоял отзвук чужого крика, а во рту было солоно от крови. Не чужой, своей - Алан с силой прикусил губу, удерживая себя… от чего? И стоило ли удерживать?
«Хватит».
Он сделал шаг вперёд, глядя на залитое кровью тело, глядя на Леона.
- Хватит! Будь он трижды из Шабаша - с ним нельзя… нельзя так! Хватит этой… клятой боли.
С каждым словом он делал шаг всё ближе к Леону, ощущая, как разгорается внутри пламя, рвущееся наружу, жаждущее раскрыться. Не злое, не яростное, но желающее загасить чужую боль, остановить её, стереть кровь с чужих ладоней, не допустить, чтобы её стало больше.
Леон стоял вплотную к пленнику, и Алан едва ли не пробежал последние пару шагов, с силой уткнувшись в спину Ласомбре, обхватывая его руками.
- Хватит, Леон. Пожалуйста. Прекрати! Не надо так больше.
Раскрыться, выпуская в промозглый ангар свет и огонь - не обжигающие, но греющие, не слепящие, но закрывающие огромными крыльями от окружающего мира - его, Леона… И пленника
- Я даже не начинал, - Леон с сожалением отпустил пленника и повернулся к Алану, как вдруг тот... раскрыл крылья.
Леон застыл, растеряв все слова.
Карие глаза отразили крылья золотыми точками.
- Хватит боли. Для нас всех, - Алан всё ещё держал Леона в кольце рук и выдохнул это ему куда-то в ключицы. Потом он разжал ладони, выпуская его, и сделал шаг вперёд к пленному. Вскинув руку, Алан очень осторожно коснулся пальцами щеки Иштвана.
- Мы просто хотим… спасти тех, кого можно. Просто расскажи. Без боли и пыток. Пожалуйста.
А за его спиной дрожали тепло и свет, пытаясь удержать внутри распахнутых крыльев того, в ком шептала Бездна, и того, кто нёс отчищающий огонь неверным.
Салюбри покачал головой, что-то коротко выдохнув одними губами. Его спина медленно выпрямилась, ноги явно обрели подвижность.
Алан вскинул голову, глядя Иштвану в глаза, не отводя взгляда. И заговорил - быстро и негромко.
- Ты ведь чувствуешь, кто пришёл в этот город? Я знаю, чувствуешь… твой меч, он… словно был в руке святого. Герцог отлично повеселится, когда вы нападёте. Герцог - и Вирм, который сжимается вокруг города. Они хотят его. Хотят всё… хотят жизни всех, кто тут есть. Их души. И ваше нападение - оно идёт на гребне их волны. Пожалуйста! - Алан сжал в отчаянии кулаки, всё также не отводя взгляда от залитого кровью лица пленного.
- Все они… все эти люди, чёрт побери - танцующие, играющие джаз, живые. Любящие. Не сдающиеся даже в эти времена - они, ну… чёрт, они не заслужили этого!
Пленный приподнял бровь. Сморгнул, пытаясь стряхнуть с ресниц засыхающую кровь. Скривился в ответ на упоминание людей.
Леон сделал несколько шагов назад, подтащил ведро с кровью, припасенное раньше, почти бросил на пол, так, что немного крови выплеснулось наружу. Поставил ногу на рычаг и принялся наблюдать за Аланом. Времени было достаточно.
Он чувствовал чужое отвращение - к непотопляемому южному городу, пропитанному алкоголем и вуду. Всё это нужно было сжечь, чтобы взрастить на пепле что-то новое… чистое. И ещё были страх. Сомнения.
Алан прерывисто выдохнул, часто моргая. А потом привстал на цыпочки, пытаясь вытянуться, оказаться лицом к лицу с Иштваном.
- Альченцо Мирр делла Ласомбра из Черной Руки спас этот город… осенью. Спас от участи пострашней вас. Пострашней… Белиала, - Алан моргнул, усилием воли удерживая голос ровным. Его трясло. - Ты думаешь, он бы привёл нас сюда просто так? А он вёл. Всех нас. Направлял судьбы. Собирал здесь. Собирал - чтобы вы! - уничтожили всё? Как бы не так! Ты думаешь, что знаешь планы Чёрной Руки, потомок Адоная? Знаешь, зачем мы здесь?
Салюбри дернулся, прерывисто зашипев от боли. Потом покачал головой и посмотрел поверх голов, за крышу - в небо.
Это было... неожиданно. Леон вытаращился на Алана так, словно впервые того видел. И убрал ногу с рычага.
Нормально или нет шел допрос до сих пор, Гленн не знала. Ну не было, не было у нее в жизни и не-жизни такого опыта, но вроде же нормально? Вроде... Так что она сидела, развалившись в кресле в позе переевшего патриция, расслабленно поглаживая Алису по спине одной рукой. Потому что могла, и потоу что ну, хотелось как то подуспокоить малкавианку. Дескать, пока еще не пора дергаться и неврничать, пока еще не пора... Вот как зеврей успокаивают, безо взяких дисциплин. Вторую рук уона ненавязчиво прирстроила поверх коленки Эша, как на подлокотник (который сейчас они занял). Но крылья, пррезавшие у Алана вместе с гражданской позицией, это было уже слишком. Очень слишком, учитывая недавнюю беседу с Пилигриммом. И цимисх психанула. Резким движением она пригребла Алису к себе, универсальным жестом защиты ребенка от подкроватного чудища, подаваясь вперед и шипя от накативших ощущений. Больно же! Эша при этом она как бы так ненавязчиво оттирала плечом назад, отгораживая его от Аллана и всей сцены в целом. Ну да, крылья были уже слишком ярким явлением, и цимисху нужна была точка стабильности, что то такое, понятное, в чем можно черпать моральные силы для себя. Втаскивание в личное пространство, попытка прикрыть хоть как то других, от этого самого непонятного, была как раз таким способом...
Когда Алан метнулся к несчастному пленнику, Алиса еле заметно скривилась. Нельзя быть добрым к врагу. К шабашиту. Нельзя быть милосердным к тому, кто пришел убить тебя и танцевать на твоем пепле.
... Оказалось- можно. Когда крылья Алана, сиюящие и светлые, распахнулись и укрыли его и пленника от всех, Алиса испуганно прянула назад, а потом замерла уличным котенком, которогл впервые занесли в теплый дом. Ангел. Он был Ангелом, не тем грозным и страшным воином Господа - но мучительно, отчаянно светлым. Милосердным. Слишком искренним, слишком живым и светло горящим для этого гребаного мира.
Она знала, что бога нет. Знала, что мир полон горя и мрака, но сейчас... может, Майк не так и прав? Может, там наверху кто-то есть? Для таких, хотя бы для таких как Алан!
Она дала сгрести себя в охапку и даже безотчетно погладила Гленн по плечу- я в порядке, все хорошо
"Глупый! - если б она не боялась нарушить это хрупкое чудо, она бы закричала, - Трехглазый идиот! Он ближе к вашему богу, чем вся ваша братия с железом наперевес! Он, мать твою, хочет спасти тебя!"
Генерал-Майор Авель: Свет... Эш уже видел его однажды в своей лаборатории. И именно после него Эрреро снесло голову, а сам Эш... очень старался не переступить черту между желанием обездвижить противника и убить. А сейчас...
Не смотря на то, что Гленн его оттирала себе за спину он текуче ушел от этой попытки, мягко погладив плечо цимисха кончиками пальцев. Все нормально.
Крылья, сотканные из света и решительности, разгоняли тьму вокруг не хуже фонарей. Но не смотря на то, что Эш уже видел такой свет, он не переставал казаться ему чему-то большим, чем просто выбросом фотонов и энергии. Эмоции, намеренья, силы, что находились в душе Алана, были на столько искренними, что хотелось прикоснуться к этому янтарно-медовому сиянию, погладить перья, но гангрел сидел изваянием на подлокотнике кресла и не позволял себе двинуться.
- Ты хочешь жить, Иштван… Единорог-Воитель, - древние прозвище клана всплывало в памяти мучительно долго.
Алан качнулся, с трудом вновь поймал равновесии - дрожали колени, руки, всё тело, выпрямился, глянул в глаза Салюбри. Зелёные - в карие.
- А мы… мы пришли сюда не для того, чтобы погибнуть. Не для этого нас вёл сюда Альченцо Мирр. И ты - тоже. Ты можешь выжить. С нами. Надежда, Единорог. Не запрещай себе… посмотри ей в глаза. Посмотри мне в глаза. Пожалуйста. Прошу тебя.
Он так и не посмотрел. Только вздохнул, уткнувшись лбом в плечо рыжего и снова выгнувшись от боли.
Алан зажмурился. Потом поднял руку, напрягая ладонь почти до боли - чтобы не дрожали пальцы, и осторожно погладил пленного по волосам, от макушки до затылка. И замер.
Леон оскалился, глядя на это, но промолчал. Провернул колесо лебедки, натягивающей цепи с пленником. Щелчок. Еще один. Тело Салюбри дернулось рывками, опускаясь вниз, касаясь шпал сначала кончиками поджатых в судороге ног, затем коленями. Леон подвинул ведро с кровью ближе, оттесняя Алана. Еще один рывок, и крестоносец стоит на коленях над ведром.
- Пей. И начинай говорить.
Вампир сверкнул глазами, слегка оскалившись. Принюхался, похоже, просто наслаждаясь моментом, когда боли было чуть меньше. И опустил голову, окунув лицо в кровь.
Пил он долго. Тянул время. Отдыхал, если можно так назвать происходящее действо.
Подняв лицо, он открыл все три глаза, посмотрев на Леона снизу вверх. Золотистый зрачок нашарил темные глаза Ласомбры.
Леон поднял бровь с легким интересом. "Давай, рискни".
В нем не появилось алого цвета. Два простых глаза устало закрылись. Он покачал головой.
Оттеснённый в сторону Алан долго не простоял; с беззвучным вздохом он опустился на землю, сел, скрестив лодыжки и обхватив колени руками. Прикрыв глаза, он склонил голову на бок, словно вслушивался во что-то, и пробормотал:
- Он ничего не скажет.
Леон презрительно оскалился и пнул пустое ведро так, что оно, с лязганьем прокатившись по шпалам, остановилось возле Алана, пачкая ему ботинки остатками крови.
- Разумеется. Ты думал, он тебе поверил и проникся? Забыл, что он такое? Хватит играть в рыцаря, Алан Каллахан, это война, а не сказка. В нем ни капли того, что заслуживало бы твоего сопливого милосердия. И уж тем более ничего святого или близкого к Богу. Он шабашит. Лицемерная кровожадная мразь, называющая прихоти своего Зверя дорогой к Просветлению. Знаешь, что он и его стая сделали бы с тобой, будь ты на его месте? Не знаешь, разумеется, потому что ты в телеге, которую я веду и я оберегаю от подобных ему. Хватит, мне это надоело. Вставай и продолжай допрос. Теперь моим способом, а не твоим. Гленн, сделай этой падали язык.
Шабашит не дрогнул. Усмехнулся, повернув голову на звук. Потом спокойно кивнул, не открывая глаз.
На самом деле, Гленнн среагировала чуть раньше, чем к ней обратился именно Леон. Среагировала на оседающего на пол Алана, потому что... Ну, потому что он человек, по определению субстания хрупкая, хоть с крыльями, хоть без. И учитывая все, что тут происходит, ему навреняка было некомфортно, нужна была какая-то помощь, может быть просто участие.... Или как то так, но увы, ничем, кроме моральной поддержки обеспечить человека цимисх не могла. С другой стороны- это же не повод оставаться в стороне, верно?
- Эш, не поможешь?
Негромко, но эмоционально произнесла она, теперь уже собственно, отвечая и на свой порыв, и на запрос Леона. Правда, Алису пришлось таки выпустить, на последок погладив по косичкам, но все же. Перемещаться вместе с креслом было... странно и непривычно. Шатко как то так, и рождало странные ассоциации с выносом то ли тела, то ли праздничного торта.
- Все будет хорошо... Дыши, все будет.
Неуместным совершенно, успокоительно-сочувственным тоном мурлыкнула она Алану, старательно изображая ободрительную улыбку на своем лице. К ситуации это вот все не шлосовершенно, но что поделать, иногда социальные взаимодействия у цимисха давали мощный сбой. Потом все свое внимание она перенесла на пленника. Этот засранец хотел убить ее, хотел убить Энди и навреняка убил бы Алана... Да что там, он убил бы всех, дай ему волю. Он был неправ, сунулся не на ту территорию охотиться, и теперь сам стал жертвой. Жертве придется говорить. Взгляд цимисха был серьезен, и в общем то спокоен, так смотрят на свиную тушу, еред тем как разобрать на грудинку и филе.
- Надо разжать и фиксировать челюсть, а то думаю, он станет кусаться. Я могу это сделать и так, но проще будет чем-либо распереть.
Задумчиво сообщила она Леону, машинально разминая пальцы. Длинные, неприятно гибкие пальцы...
Слова Леона били наотмашь. Воля Леона обхватывала запястья стальной хваткой и вздёргивала на ноги. Алан поднялся, неловко, на одно колено и замер, расширившимися глазами глядя на залившую рельсы кровь. Сквозь шум в ушах до него донесся знакомый голос. Всё будет хорошо?
«Но как? Как будет? Как ты хочешь спасти его, если твои собственные руки будут в крови? Как ты посмеешь говорить потом, что прячешь его в огне и свете, если сейчас - подчинишься?»
Уголки глаз защипало, и по щекам скользнуло что-то влажное. Хватка чужой воли сжалась до боли, когда он поднялся и повернулся - но не к пленнику, а к Леону, и вскинул на него глаза, глядя поверх очков.
- Я могу… - слова давались с трудом, силуэт Ласомбры плыл перед глазами в солёной пелене, и щёки были мокрыми, - сам. Не в телеге. Рядом с тобой. И я не буду. Его. Пытать. Не буду. - Он всхлипнул и мотнул головой. - Не заставляй меня… снова… пожалуйста. Это больно. Пожалуйста. Леон. Не надо. Я не… я не хочу.
Последние слова он проговорил, выскребая откуда-то изнутри остатки сил, но прозвучали они через слёзы. А потом накатила холодная, бесконечная чернота.
Шабашит оскалился, щелкнув зубами. Потом кивнул еще раз, требовательно посмотрев на Гленн.
Леон подхватил оседающего колдуна за шиворот, не давая ему треснуться головой о рельсы, и аккуратно положил туда, где было почище. Затем прихватил из ближайшего ящика огромные клещи для укладки шпал, и повернулся к пленнику, смеривая его тяжелым взглядом. "Кто-то из нас троих сломается", - говорил этот взгляд. "И это буду не я".
Клещи зацепили нижнюю челюсть крестоносца, разжимая залитую кровью пасть.
Если бы Алан задал вопрос "как именно все будет хорошо" вслух, Гленн точно нашлась бы что ответить. Что то про крутые времена и меры, про то, что в случае вилки "спасать своих или чужих" на самом деле никакой вилки нет, и что на врагов мораль и нравственность не распространяются.... Но Алан грохнулся в обморок, и сейчас было совершенно нельзя завернуть его в плед, утащить от пугающих впечатлений и вообще... И вообще получалось, что так даже лучше. Но, бессознательное состяние Алана отодвигало ЕГО проблему на потом, и как следствие, цимисх (будучи не самой сложно организованной личностью) органично переключилась на проблему насущную. Шабашит (который навреняка в обмороке Алана виноват тоже, потому что крайний это важно) и его вынужденное молчание. Гленн одобрительно цыкнула зубом на щипцы- инструмент выглядел надежным, и за пальцы можно было временно не бесппокоиться... Ну что ж, значит, надо работать. Плавным, деловитым движением опытного мясника, оглаживающего тушу, она провела по бедру пленника, собирая податливую плоть в щепотку. Язык ведь из ничего не возьмется, правильно? Значит, надо его вылепить, вытянуть его из недр чужого мяса... Понемногу, не спеша, потому что работа тонкая, и запороть все из-за лишней суеты- последнее дело. Лишний раз покосившись на Леона, вынужденно игающего роль ассистента, и удерживая в пальцах свежеизготовленный орган, цимисх прищурилась и полезла пальцами в рот "пациента". Где то там должны быть ошметки языка прежнего, выкусить его начисто почти нереально. Очень хорошо, вот на эти скользкие лохмотья мы и будем ориентироваться, сплетая их с так скзаать, привнесенным извне. Волоконо к волокну, чтобы аккуратно. Чтобы можно было этим всем пользоваться... Провозилась цимисх не сказать чтобы долго, но достаточно. Финальным аккордом Гленн самым циничным образом лишила шабашита самого важного в жизни любого вампира- зубов. Потому что ну вот очень обидно будет, коли он откусит и ЭТОТ язык тоже. Она между прочим, старалась! И вышло между прочим, хорошо!
- Лучше, чем новый.
С оттенком некоторого удоволетворения сообщила она Леону, заодно молча показывая ему коллекцию "вампирской чести" на раскрытой ладони.
Несколько взрывов сломило стены ангара, и он медленно, с треском, начал осыпаться внутрь...
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо, дальний ангар
В ангаре пахло пылью и застарелой сыростью.
В неровном свете фонарей маслянисто переливались глубокие лужи, из которых скрюченными пальцами торчали обломки арматуры. Силы фонарей не хватало, чтобы разогнать заливавшую длинное пространство ангара темноту, и она сжирала, вбирала в себя две пары железнодорожных путей, протянувшихся от одних массивных ворот до других.
Над путями тянулись толстые тросы, кое где - провисшие, кое где - натянутые до предела. С них металлическими горгулиями свешивались лебёдки и тронутые ржавчиной цепи. Прорывавшийся внутрь влажный ветер раскачивал цепи, сталкивая их друг с другом с тихим звоном.
По краям тусклого круга света высились штабеля пустых ящиков и темнели очертания остановленных сейчас конвейеров.
К центру круга теней становилось меньше, и свет выхватывал каждую струйку крови, исчертившую подвешенное тело причудливой картой боя. Два крюка, тяжёлых и чуть тронутых ржавчиной - под каждую ключицу, протыкая кожу и выходят наружу. Трос натянулся под весом тела, едва-едва не достающего кончиками босых ног деревянных шпал.
Тишина.
Только поскрипывает, тихо и обречённо, цепь, протянувшаяся вверх от залитых кровью изгибов крюков.
Внезапное поручение леди Регента передать Леону коробку красного дерева, Эш воспринял внимательно и сосредоточено. Он бережно принял ее из рук леди Корриво и положил во внутренний карман пиджака. Там до нее будет сложно добраться не только самому гангрелу, но и тому, кто захочет так или иначе ее прибрать к своим рукам.
Уже выходя из Капеллы он надвинул шляпу глубже на глаза. Где-то на краю сознания все еще билась дикая и раздражающая мысль о том, что там его могут ждать совсем не те, кого он ожидает увидеть, и сил изгнать ее из головы не было. Давешний разговор с мистером Ньюменом, если это все таки был именно он, звучал в голове снова и снова, заставляя кривится так, словно во рту поселился привкус какой-то мерзкой кислятины. Поведя плечами, Эш направился в депо.
По прибытию ему вполне быстро указали в каком направлении двигаться. На удивление по описанию это оказался самый дальний ангар, добраться до которого гангрел предпочел прячась в тенях и внимательно следя за тем, что творилось вокруг. Какой-то подсознательный холодок, волной идущий по внутренностям, заставлял поводить плечами и прислушиваться чаще, чем, возможно, стоило.
Громада ангара вызвала новый приступ настороженности. Что его там могло ждать вместо Дамиано? Или кто? Мотнув головой он решительно вошел внутрь, старательно не задев ничего, что издало бы хоть какой-то звук. Внутри было достаточно темно, чтобы и дальше иметь возможность не выделяться из окружающей тьмы почти до самого периметра, освещенного ярким светом фонарей, обращенных на подвешенное на крюках тело. Нахмурившись, гангрел скользнул ближе, старательно не пересекая границы света и темноты.
Когда из подвешенного пленника выдернул кол, Алан вздрогнул; он представил себе, как в мгновение возвращается чувствительность к телу, и вместе с ней и боль. Много боли.
«Это глава стаи. Так надо, ради всех нас - и города» - он убеждал самого себя, но одновременно с этим вспоминал ощущения от меча шабашита. Того, что лежал сейчас рядом на ящике, отчищенный от крови, смазанный и аккуратно завёрнутый в отрез кожи. Святой меч, похожий по ощущениям на недовольную потерей хозяина собаку.
Передёрнув плечами, Алан нервно сжал в ладони карандаш, которым набрасывал список вопросов, пока дожидался остальных в этом промозглом ангаре. Список он потом впихнул в руки Леону.
Дурацкая идея. Жуткая ситуация.
Алан вскинул глаза к замершему на крюках пленнику. «Это лучше закончить быстро». Лишь мгновение спустя он осознал, что произнёс это вслух. Идиот
По ряду причин Гленн в данный момент резко возлюбила в одежде воиющий минимализм. То есть, что то такое, что было бы на эту самую одежду максимально не похоже. Ибо ткань с телом сочеталась неприятно... Потому выбор пал на платье, и платье являло собой по сути драпировку, пусть и объемную, длинную, но свободную до одури, оставляющей открытым одно плечо полностью. Цимисх этак вальяжно, на глаз (а на деле- чтоб лишний раз не перегибаться в корпусе) разсвалилась в кресле, широко, по мужчки разведя колени. Благо, длинная "юбка" позволяла делать это без нарушения приличий, и даже частично драпировала пол вокруг ступней. Одной рукой цимисх подпирала голову, пальцами другой машинально "облизывала" подлокотник. Очень такая белая, на фоне черной ткани платья, и очень излучающая неодобрение. Даже браслеты, надетые выше локтя, даже воткнутая в пышную шевелюру диадема казалось, отблескивают как то недобро. Ну да, к висящему на крюках шабашиту Гленн не испытывала никаких теплых чувств. Он пришел сюда, в этот город, убивать. Он был опасен для нее, для ее "семейки", для их комфортной и спокойной (в случае с Цирком- смешная формулировка) жизни... Ему не стоило так делать. Тот факт, что в общем-то на драку с шабашитом они нарвались сами, цимисх как то пропускала мимо себя... Хорошо бы, все сейчас прошло гладко. Хорошо бы, с ним не пришлось драться второй раз. Хотя, вот много он без рук навоюет? А кто ж его знает, может, и много... Удручало то, что случись чего, лично она не сказать тоб могла быть очень полезной. Не то, знаете ли, состояние. Но и не быть тут, хотябы номинально контролизруя происходящее, на уровне наблюдения, она тоже не могла...
Карие глаза распахнулись сильнее, когда тело судорожно сжалось, заходясь громком вибрирующем стоне. Пленник забился, пытаясь хоть как-то унять боль, отвлечься, приспособиться. И где-то через полторы минуты конвульсий затих, все еще судорожно сжимаясь. Волосы упали на лицо, с которого капала текущая из лба кровь.
Леон не отошел назад, после того как вытащил кол - напротив, стоял близко, провокационно близко, почти вплотную, - и с легкой брезгливостью наблюдал за корчами пленника. Когда тот обвис на цепях, Леон дал ему с полминуты, чтобы привыкнуть. Затем легко стукнул колом по цепям, чтобы привлечь к себе внимание, как по струнам какого-то адского музыкального инструмента, вызывая еще один аккорд боли, стонов и судороги.
- Ты меня знаешь, - ровным тоном произнес Леон, когда глаза пленника сфокусировались на нем. - Мое имя Леон Дамиано делла Ласомбра, потомок Альченцо Мирра из Черной Руки. Как твое имя, падаль?
Продернутые болью и прожилками лопнувших сосудов карие глаза обежали ангар, остановившись на вопрошающем.
- Здравствуй, Младший, - хриплым, иссушенным голосом сказал Салюбри с заметным восточно-европейским акцентом. - Я Иштван, потомок Адоная из воинов-Салюбри. Полагаю, вступление затем, что ты хотел что-то узнать?
Леон улыбнулся, наблюдая, как с каждым движением губ пленника на пол падает капелька темного густого витэ. Младший, значит.
- Кто-то из твоих братьев забрал одну жизнь из числа тех, что принадлежали мне. Я взамен решил взять твою. - Ласомбра позволил голосу Белтейна внутри набрать чуть больше силы, так, чтобы пленник увидел в глазах отражение загнавшей его Дикой Охоты. - И взял. Я хочу знать все о тех, кто осадил город... для начала.
- Ты забрал всего лишь жизнь в плату за право силы и за мои ошибки, - губы были бледными, тонкими и выразительными. - Не путай.
На заднем плане, развалившаяся в кресле цимисх взирала. Именно что взирала на происхоядщее, и никто не мог бы сказать, что это был взгляд равнодушного наблюдателя. Против расхожего стереотипа, Гленн так то не любила пыток или жестокости ради жестокости, но. "Засранец. Ты-чертов засранец, ты поступил плохо! Теперь страдай!" вполне четко светилось в ее взгляде, обращенном на пленника. Ну да, она получила от салюбри по первое число, и конечно злилась теперь на него за это. Несправедливо, зато жизненно. А вот на Леона она глядела совсем по другому. Что то такое в этом взгляде было, можно сказать что почти оценивающее... Именно почти, но более того- темное, звериное. Леон ей нравился, вот прямо сейчас. Хороший вожак, опасный. Цимисх чуть неслышно вздохнула, чуть заметно качнув головой, рассыпая в пространство мелкие блики с украшения в волосах. Гленн сидела, завернутая в стекающие с нее складки ткани, распространяя вокруг себя запах скотобойни- остывшей и подсыхающей крови, и ей нравился Леон. Ощутимо так, и почти что платонически. Было в нем что то такое, вызывающее желание завалиться на землю, подставить мягкое брюхо и шею, смотреть снизу-вверх спокойно и безмятежно... УДивительно приятное чувство, если не задумываться о гордом статусе человека и все такое. Впрочем, она и не задумывалась. Она смотрела.
В фон вагона - голоса, звон цепей, стоны и эхо - вплелся новый. Тихий перестук туфелек.
Алиса - на этот раз она была в глухом черном платьице и с натуго заплетенными косичками- вошла и встала как вкопанная. Кровь. Боль. Стоны муки... и посреди тот - кто причинил боль ее домену. Он ранил Энди. Он ранил Гленн. Он ответит. Запах витэ ударил в голову, и малкавианка вдруг бросилась вперед рваным движением свихнувшегося механизма.
С началом разговора Эш аккуратно шагнул из тени, хотя его там могли заметить и раньше. В любой момент могла понадобиться та самая коробочка, которую он так и не достал пока из внутреннего кармана. Допрашиваемый выглядел... паскудно. Но его вид не вызвал каких-то сильных эмоций. Тот весел там явно по совершенно веским причинам, от которых губы кривились в кривоватой ухмылке. Этот шабашит мог знать что-то о том, что такое Магнус и сколько его последователей по секте находятся в городе. И где. Что было крайне немаловажно.
Мысли прервал перестук каблуков, который резко замолк только для того, чтобы превратиться в смазанный звук рванувшегося в атаку тела. Гангрел рванул наперерез, старательно ухватывая легкую Алису за талию и отбрасывая с собой в тьму за освещенным участком. Висящий на крюках шабашит был не так прост. Дыра от третьего глаза напомнила о прошлом, от чего ухмылка превратилась в оскал.
- Алиса, придет время и он ответит за то что сделал... тебе. Или вам, - Эш прошептал это почти в ухо малкавианке и дернул плечом, не отпуская девушку из замка рук, удерживая ее лицом от кровавого представления. - Сейчас не время.
Леон провел по губам пленника пальцем, стирая с них кровь и чувствуя жжение в кончиках пальцев. Проклятие Каина в крови не желало касаться тела, в котором жила Истинная Вера. Ласомбра облизнул палец, пробуя крестоносца на вкус. Бить можно и не руками.
- Это ты путаешь, падаль.
Леон сделал шаг в сторону и толкнул ногой рычаг. С глухим щелчком сложился "башмак" из-под колес ближайшей вагонетки, и та, набрав скорость, всей массой ударилась в пленника.
Алан дёрнулся, соскакивая с ящика, на котором сидел. Сначала - к Алисе, уже потянувшись было к мечу за спиной - "успеть бы поймать!". Но Эш - откуда? - оказался первым. А мгновение спустя он дёрнулся снова, когда тяжёлая вагонетка с силой ударилась об тело пленника. Да, тот был Собратом. И шабашитом. И это всё было чем-то вынужденным, но... Алан замер в полудесятке шагов от Леона и пленника, пытаясь успокоиться. Или хотя бы - продышаться.
Крик заглушил собой тихий хруст костей. Окровавленное тело уже не билось, безвольно обвиснув. Из всех трех глаз потекли темными струями кровавые слезы. Салюбри больше не кричал.
Молчание прервал тихий стон.
Все так же ногой Леон перекинул рычаг, и автоматическая лебедка с мерными щелчками начала поднимать вагонетку обратно, на сей раз повыше. Бросил взгляд на Алису, перевел на Алана. Пока все было в порядке.
Леон подхватил с ящика меч крестоносца и бросил его на рельсы. Звон стали о сталь звучал в затихшем ангаре особенно звонко и нездешне. Леон не был уверен, сможет ли массивная туша вагона переломить зачарованный клинок, но Иштван точно не мог быть уверен в обратном.
Почти нежным жестом он поднял пленника за подбородок, стер кровь с глаз и повернул лицом к себе.
- Вернемся к тому, что я хотел знать.
Алиса вывернулась в руках Эша, ломано дернулась.. и испуганно затихла, когда вагон врезался в висящее тело.
Она развернулась, не пытаясь больше освободиться, и теперь молча смотрела, не отрывая от пленника глаз, с уверенностью сумасшедшей проведя пареллель между Леоном, вагоном и допросом. Леон хотел знать. Леон был в своем праве.
На реский выпад Алисы (а если с косичками и в платье- то это определенно не Майк), Гленн мысленно чертыхнулась. Не потому что не была солидарна с Алисой, а потому, что определенно не могла адекватно учавствовать в ситуации, как бы та ни развивалась дальше. Это было плохо, и это доставляло дискомфорт, вполне сравнимый с дискомфортом от резких движений. Но не оставаться же совсем в стороне от всего, работая красивым украшением в интерьере, правда? Потому цимисх пошла по пути известной пословицы про Магомета и гору. То есть, мягко улыбнулась одновременно и Эшу, и малкавианке, поманив их обоих рукой к себе. Акцентированно так, можно сказать настойчиво. И даже приглашающе похлопав ладонью по подлокотнику шшикарного (на ее вкус) кресла. Делать что угодно, укладываясь в некий предельный минимум движений было не удобно (и да, в этом тоже был виноват шабашит, не надо забывать!), но куда деваться.
Алиса больше не стремилась рвать шабашита на мелкие куски и Эш освободил ее из объятий. Зато заметил вполне недвусмысленный взгляд и жест Гленн. Но нужно было сделать то, за чем его и посылали. Он легким шагом направился в нужном направлении.
- Это для вас, господин Дамиано.
Вальяжно достав из внутреннего кармана коробку, Эш аккуратно положил ее на ящик, на котором до этого лежал меч, после чего направился к креслу, в котором восседала цимисх. Отсалютовав Гленн шляпой он элегантно присел на подлокотник кресла так, чтобы не мешать, и надвинул шляпу чуть глубже на глаза, идеально подыгрывая поведению цимисха.
Алиса повела плечами, ощутив себя на свободе, поймала взгляд Гленн и так же, совершенно молча и не сводя с разыгрывающейся перед ней сцены глаз, подошла к Гленн и все с той же грацией механической куклы, обретшей разум и решившей отомстить миру за все, опустилась на второй подлокотник, опираясь локотком на спинку кресла и чуть покачивая ногой.
Залитые кровью глаза невидяще глянули на Ласомбру. Салюбри моргнул отяжелевшими веками, на ресницах повисла кровавая паутина.
- Nu, - с улыбкой, похожей на безумный оскал проговорил он и откусил себе язык, глотая хлынувшую кровь
В ушах всё ещё стоял отзвук чужого крика, а во рту было солоно от крови. Не чужой, своей - Алан с силой прикусил губу, удерживая себя… от чего? И стоило ли удерживать?
«Хватит».
Он сделал шаг вперёд, глядя на залитое кровью тело, глядя на Леона.
- Хватит! Будь он трижды из Шабаша - с ним нельзя… нельзя так! Хватит этой… клятой боли.
С каждым словом он делал шаг всё ближе к Леону, ощущая, как разгорается внутри пламя, рвущееся наружу, жаждущее раскрыться. Не злое, не яростное, но желающее загасить чужую боль, остановить её, стереть кровь с чужих ладоней, не допустить, чтобы её стало больше.
Леон стоял вплотную к пленнику, и Алан едва ли не пробежал последние пару шагов, с силой уткнувшись в спину Ласомбре, обхватывая его руками.
- Хватит, Леон. Пожалуйста. Прекрати! Не надо так больше.
Раскрыться, выпуская в промозглый ангар свет и огонь - не обжигающие, но греющие, не слепящие, но закрывающие огромными крыльями от окружающего мира - его, Леона… И пленника
- Я даже не начинал, - Леон с сожалением отпустил пленника и повернулся к Алану, как вдруг тот... раскрыл крылья.
Леон застыл, растеряв все слова.
Карие глаза отразили крылья золотыми точками.
- Хватит боли. Для нас всех, - Алан всё ещё держал Леона в кольце рук и выдохнул это ему куда-то в ключицы. Потом он разжал ладони, выпуская его, и сделал шаг вперёд к пленному. Вскинув руку, Алан очень осторожно коснулся пальцами щеки Иштвана.
- Мы просто хотим… спасти тех, кого можно. Просто расскажи. Без боли и пыток. Пожалуйста.
А за его спиной дрожали тепло и свет, пытаясь удержать внутри распахнутых крыльев того, в ком шептала Бездна, и того, кто нёс отчищающий огонь неверным.
Салюбри покачал головой, что-то коротко выдохнув одними губами. Его спина медленно выпрямилась, ноги явно обрели подвижность.
Алан вскинул голову, глядя Иштвану в глаза, не отводя взгляда. И заговорил - быстро и негромко.
- Ты ведь чувствуешь, кто пришёл в этот город? Я знаю, чувствуешь… твой меч, он… словно был в руке святого. Герцог отлично повеселится, когда вы нападёте. Герцог - и Вирм, который сжимается вокруг города. Они хотят его. Хотят всё… хотят жизни всех, кто тут есть. Их души. И ваше нападение - оно идёт на гребне их волны. Пожалуйста! - Алан сжал в отчаянии кулаки, всё также не отводя взгляда от залитого кровью лица пленного.
- Все они… все эти люди, чёрт побери - танцующие, играющие джаз, живые. Любящие. Не сдающиеся даже в эти времена - они, ну… чёрт, они не заслужили этого!
Пленный приподнял бровь. Сморгнул, пытаясь стряхнуть с ресниц засыхающую кровь. Скривился в ответ на упоминание людей.
Леон сделал несколько шагов назад, подтащил ведро с кровью, припасенное раньше, почти бросил на пол, так, что немного крови выплеснулось наружу. Поставил ногу на рычаг и принялся наблюдать за Аланом. Времени было достаточно.
Он чувствовал чужое отвращение - к непотопляемому южному городу, пропитанному алкоголем и вуду. Всё это нужно было сжечь, чтобы взрастить на пепле что-то новое… чистое. И ещё были страх. Сомнения.
Алан прерывисто выдохнул, часто моргая. А потом привстал на цыпочки, пытаясь вытянуться, оказаться лицом к лицу с Иштваном.
- Альченцо Мирр делла Ласомбра из Черной Руки спас этот город… осенью. Спас от участи пострашней вас. Пострашней… Белиала, - Алан моргнул, усилием воли удерживая голос ровным. Его трясло. - Ты думаешь, он бы привёл нас сюда просто так? А он вёл. Всех нас. Направлял судьбы. Собирал здесь. Собирал - чтобы вы! - уничтожили всё? Как бы не так! Ты думаешь, что знаешь планы Чёрной Руки, потомок Адоная? Знаешь, зачем мы здесь?
Салюбри дернулся, прерывисто зашипев от боли. Потом покачал головой и посмотрел поверх голов, за крышу - в небо.
Это было... неожиданно. Леон вытаращился на Алана так, словно впервые того видел. И убрал ногу с рычага.
Нормально или нет шел допрос до сих пор, Гленн не знала. Ну не было, не было у нее в жизни и не-жизни такого опыта, но вроде же нормально? Вроде... Так что она сидела, развалившись в кресле в позе переевшего патриция, расслабленно поглаживая Алису по спине одной рукой. Потому что могла, и потоу что ну, хотелось как то подуспокоить малкавианку. Дескать, пока еще не пора дергаться и неврничать, пока еще не пора... Вот как зеврей успокаивают, безо взяких дисциплин. Вторую рук уона ненавязчиво прирстроила поверх коленки Эша, как на подлокотник (который сейчас они занял). Но крылья, пррезавшие у Алана вместе с гражданской позицией, это было уже слишком. Очень слишком, учитывая недавнюю беседу с Пилигриммом. И цимисх психанула. Резким движением она пригребла Алису к себе, универсальным жестом защиты ребенка от подкроватного чудища, подаваясь вперед и шипя от накативших ощущений. Больно же! Эша при этом она как бы так ненавязчиво оттирала плечом назад, отгораживая его от Аллана и всей сцены в целом. Ну да, крылья были уже слишком ярким явлением, и цимисху нужна была точка стабильности, что то такое, понятное, в чем можно черпать моральные силы для себя. Втаскивание в личное пространство, попытка прикрыть хоть как то других, от этого самого непонятного, была как раз таким способом...
Когда Алан метнулся к несчастному пленнику, Алиса еле заметно скривилась. Нельзя быть добрым к врагу. К шабашиту. Нельзя быть милосердным к тому, кто пришел убить тебя и танцевать на твоем пепле.
... Оказалось- можно. Когда крылья Алана, сиюящие и светлые, распахнулись и укрыли его и пленника от всех, Алиса испуганно прянула назад, а потом замерла уличным котенком, которогл впервые занесли в теплый дом. Ангел. Он был Ангелом, не тем грозным и страшным воином Господа - но мучительно, отчаянно светлым. Милосердным. Слишком искренним, слишком живым и светло горящим для этого гребаного мира.
Она знала, что бога нет. Знала, что мир полон горя и мрака, но сейчас... может, Майк не так и прав? Может, там наверху кто-то есть? Для таких, хотя бы для таких как Алан!
Она дала сгрести себя в охапку и даже безотчетно погладила Гленн по плечу- я в порядке, все хорошо
"Глупый! - если б она не боялась нарушить это хрупкое чудо, она бы закричала, - Трехглазый идиот! Он ближе к вашему богу, чем вся ваша братия с железом наперевес! Он, мать твою, хочет спасти тебя!"
Генерал-Майор Авель: Свет... Эш уже видел его однажды в своей лаборатории. И именно после него Эрреро снесло голову, а сам Эш... очень старался не переступить черту между желанием обездвижить противника и убить. А сейчас...
Не смотря на то, что Гленн его оттирала себе за спину он текуче ушел от этой попытки, мягко погладив плечо цимисха кончиками пальцев. Все нормально.
Крылья, сотканные из света и решительности, разгоняли тьму вокруг не хуже фонарей. Но не смотря на то, что Эш уже видел такой свет, он не переставал казаться ему чему-то большим, чем просто выбросом фотонов и энергии. Эмоции, намеренья, силы, что находились в душе Алана, были на столько искренними, что хотелось прикоснуться к этому янтарно-медовому сиянию, погладить перья, но гангрел сидел изваянием на подлокотнике кресла и не позволял себе двинуться.
- Ты хочешь жить, Иштван… Единорог-Воитель, - древние прозвище клана всплывало в памяти мучительно долго.
Алан качнулся, с трудом вновь поймал равновесии - дрожали колени, руки, всё тело, выпрямился, глянул в глаза Салюбри. Зелёные - в карие.
- А мы… мы пришли сюда не для того, чтобы погибнуть. Не для этого нас вёл сюда Альченцо Мирр. И ты - тоже. Ты можешь выжить. С нами. Надежда, Единорог. Не запрещай себе… посмотри ей в глаза. Посмотри мне в глаза. Пожалуйста. Прошу тебя.
Он так и не посмотрел. Только вздохнул, уткнувшись лбом в плечо рыжего и снова выгнувшись от боли.
Алан зажмурился. Потом поднял руку, напрягая ладонь почти до боли - чтобы не дрожали пальцы, и осторожно погладил пленного по волосам, от макушки до затылка. И замер.
Леон оскалился, глядя на это, но промолчал. Провернул колесо лебедки, натягивающей цепи с пленником. Щелчок. Еще один. Тело Салюбри дернулось рывками, опускаясь вниз, касаясь шпал сначала кончиками поджатых в судороге ног, затем коленями. Леон подвинул ведро с кровью ближе, оттесняя Алана. Еще один рывок, и крестоносец стоит на коленях над ведром.
- Пей. И начинай говорить.
Вампир сверкнул глазами, слегка оскалившись. Принюхался, похоже, просто наслаждаясь моментом, когда боли было чуть меньше. И опустил голову, окунув лицо в кровь.
Пил он долго. Тянул время. Отдыхал, если можно так назвать происходящее действо.
Подняв лицо, он открыл все три глаза, посмотрев на Леона снизу вверх. Золотистый зрачок нашарил темные глаза Ласомбры.
Леон поднял бровь с легким интересом. "Давай, рискни".
В нем не появилось алого цвета. Два простых глаза устало закрылись. Он покачал головой.
Оттеснённый в сторону Алан долго не простоял; с беззвучным вздохом он опустился на землю, сел, скрестив лодыжки и обхватив колени руками. Прикрыв глаза, он склонил голову на бок, словно вслушивался во что-то, и пробормотал:
- Он ничего не скажет.
Леон презрительно оскалился и пнул пустое ведро так, что оно, с лязганьем прокатившись по шпалам, остановилось возле Алана, пачкая ему ботинки остатками крови.
- Разумеется. Ты думал, он тебе поверил и проникся? Забыл, что он такое? Хватит играть в рыцаря, Алан Каллахан, это война, а не сказка. В нем ни капли того, что заслуживало бы твоего сопливого милосердия. И уж тем более ничего святого или близкого к Богу. Он шабашит. Лицемерная кровожадная мразь, называющая прихоти своего Зверя дорогой к Просветлению. Знаешь, что он и его стая сделали бы с тобой, будь ты на его месте? Не знаешь, разумеется, потому что ты в телеге, которую я веду и я оберегаю от подобных ему. Хватит, мне это надоело. Вставай и продолжай допрос. Теперь моим способом, а не твоим. Гленн, сделай этой падали язык.
Шабашит не дрогнул. Усмехнулся, повернув голову на звук. Потом спокойно кивнул, не открывая глаз.
На самом деле, Гленнн среагировала чуть раньше, чем к ней обратился именно Леон. Среагировала на оседающего на пол Алана, потому что... Ну, потому что он человек, по определению субстания хрупкая, хоть с крыльями, хоть без. И учитывая все, что тут происходит, ему навреняка было некомфортно, нужна была какая-то помощь, может быть просто участие.... Или как то так, но увы, ничем, кроме моральной поддержки обеспечить человека цимисх не могла. С другой стороны- это же не повод оставаться в стороне, верно?
- Эш, не поможешь?
Негромко, но эмоционально произнесла она, теперь уже собственно, отвечая и на свой порыв, и на запрос Леона. Правда, Алису пришлось таки выпустить, на последок погладив по косичкам, но все же. Перемещаться вместе с креслом было... странно и непривычно. Шатко как то так, и рождало странные ассоциации с выносом то ли тела, то ли праздничного торта.
- Все будет хорошо... Дыши, все будет.
Неуместным совершенно, успокоительно-сочувственным тоном мурлыкнула она Алану, старательно изображая ободрительную улыбку на своем лице. К ситуации это вот все не шлосовершенно, но что поделать, иногда социальные взаимодействия у цимисха давали мощный сбой. Потом все свое внимание она перенесла на пленника. Этот засранец хотел убить ее, хотел убить Энди и навреняка убил бы Алана... Да что там, он убил бы всех, дай ему волю. Он был неправ, сунулся не на ту территорию охотиться, и теперь сам стал жертвой. Жертве придется говорить. Взгляд цимисха был серьезен, и в общем то спокоен, так смотрят на свиную тушу, еред тем как разобрать на грудинку и филе.
- Надо разжать и фиксировать челюсть, а то думаю, он станет кусаться. Я могу это сделать и так, но проще будет чем-либо распереть.
Задумчиво сообщила она Леону, машинально разминая пальцы. Длинные, неприятно гибкие пальцы...
Слова Леона били наотмашь. Воля Леона обхватывала запястья стальной хваткой и вздёргивала на ноги. Алан поднялся, неловко, на одно колено и замер, расширившимися глазами глядя на залившую рельсы кровь. Сквозь шум в ушах до него донесся знакомый голос. Всё будет хорошо?
«Но как? Как будет? Как ты хочешь спасти его, если твои собственные руки будут в крови? Как ты посмеешь говорить потом, что прячешь его в огне и свете, если сейчас - подчинишься?»
Уголки глаз защипало, и по щекам скользнуло что-то влажное. Хватка чужой воли сжалась до боли, когда он поднялся и повернулся - но не к пленнику, а к Леону, и вскинул на него глаза, глядя поверх очков.
- Я могу… - слова давались с трудом, силуэт Ласомбры плыл перед глазами в солёной пелене, и щёки были мокрыми, - сам. Не в телеге. Рядом с тобой. И я не буду. Его. Пытать. Не буду. - Он всхлипнул и мотнул головой. - Не заставляй меня… снова… пожалуйста. Это больно. Пожалуйста. Леон. Не надо. Я не… я не хочу.
Последние слова он проговорил, выскребая откуда-то изнутри остатки сил, но прозвучали они через слёзы. А потом накатила холодная, бесконечная чернота.
Шабашит оскалился, щелкнув зубами. Потом кивнул еще раз, требовательно посмотрев на Гленн.
Леон подхватил оседающего колдуна за шиворот, не давая ему треснуться головой о рельсы, и аккуратно положил туда, где было почище. Затем прихватил из ближайшего ящика огромные клещи для укладки шпал, и повернулся к пленнику, смеривая его тяжелым взглядом. "Кто-то из нас троих сломается", - говорил этот взгляд. "И это буду не я".
Клещи зацепили нижнюю челюсть крестоносца, разжимая залитую кровью пасть.
Если бы Алан задал вопрос "как именно все будет хорошо" вслух, Гленн точно нашлась бы что ответить. Что то про крутые времена и меры, про то, что в случае вилки "спасать своих или чужих" на самом деле никакой вилки нет, и что на врагов мораль и нравственность не распространяются.... Но Алан грохнулся в обморок, и сейчас было совершенно нельзя завернуть его в плед, утащить от пугающих впечатлений и вообще... И вообще получалось, что так даже лучше. Но, бессознательное состяние Алана отодвигало ЕГО проблему на потом, и как следствие, цимисх (будучи не самой сложно организованной личностью) органично переключилась на проблему насущную. Шабашит (который навреняка в обмороке Алана виноват тоже, потому что крайний это важно) и его вынужденное молчание. Гленн одобрительно цыкнула зубом на щипцы- инструмент выглядел надежным, и за пальцы можно было временно не бесппокоиться... Ну что ж, значит, надо работать. Плавным, деловитым движением опытного мясника, оглаживающего тушу, она провела по бедру пленника, собирая податливую плоть в щепотку. Язык ведь из ничего не возьмется, правильно? Значит, надо его вылепить, вытянуть его из недр чужого мяса... Понемногу, не спеша, потому что работа тонкая, и запороть все из-за лишней суеты- последнее дело. Лишний раз покосившись на Леона, вынужденно игающего роль ассистента, и удерживая в пальцах свежеизготовленный орган, цимисх прищурилась и полезла пальцами в рот "пациента". Где то там должны быть ошметки языка прежнего, выкусить его начисто почти нереально. Очень хорошо, вот на эти скользкие лохмотья мы и будем ориентироваться, сплетая их с так скзаать, привнесенным извне. Волоконо к волокну, чтобы аккуратно. Чтобы можно было этим всем пользоваться... Провозилась цимисх не сказать чтобы долго, но достаточно. Финальным аккордом Гленн самым циничным образом лишила шабашита самого важного в жизни любого вампира- зубов. Потому что ну вот очень обидно будет, коли он откусит и ЭТОТ язык тоже. Она между прочим, старалась! И вышло между прочим, хорошо!
- Лучше, чем новый.
С оттенком некоторого удоволетворения сообщила она Леону, заодно молча показывая ему коллекцию "вампирской чести" на раскрытой ладони.
Несколько взрывов сломило стены ангара, и он медленно, с треском, начал осыпаться внутрь...
@темы: Алан, Алиса, Депо, Гленн, 28 апреля, Иштван, Джуд/Алекс/Эш, 1927 год, Леон