Ночь, в которой Тадеуш выбирает не самый подходящий момент для беседы с Аланом, перья приводят к неловкой ситуации, а Мария оказывается в нужном месте и в нужное время.
Спрингфилд, 11 августа
Постояв немного и приняв как данность тот факт, что ужасное пугало-цимисх на деле оказалось не таким уж и ужасным и даже в чем-то простаком, Тадеуш решил закончить дело с распаковкой, и перейти, наконец, к успокаивающим его операциям по преобразованию вещества.
Но для этого ему надо было найти Алана, чтобы тот сказал, куда можно поставить атанор, тигли и прочее.
Вспомнив примерно, вкакую сторону вышеупомянутый Алан пошел, Тадеуш направился в ту же сторону, иногда выкликая его по имени.
Алан обнаружился в стороне от грузовика, на границе лагеря и окружавшего его пустыря. Здесь было тихо, можно было сосредоточиться. Перед ним на земле стояла миска, полная куриных перьев. В руках Алан крутил зажигалку - до рассвета было еще много времени, и от оттягивал подготовку к ритуалу, стараясь успокоиться.
Но со стороны лагеря послышался чужой голос, зовущий его по имени. Алан вскинул голову, сощурился, пытаясь разглядеть того, кто его зовет. А потом узнал голос. И резко подскочил, не ожидая ничего хорошего от появления Тадеуша.
А Тадеуш приближался, медленно, но неотвратимо.
И очень скоро увидел нервного Алана, и перья перед ним.
Лучшей иллюстрации фразы "застигнут на горячем" нельзя было и придумать.
Тадеуш остановился, скрестил руки на груди и молча принялся смотреть, переводя взгляд то на Алана, то на миску перьев.
- Ирландские обычаи. Древние. На удачу, - напряженно и медленно проговорил Алан, по чьему лицу было видно - присутствие рядом другого Собрата его беспокоит. И тоже скрестил руки, лишь секунду спустя осознав, что повторил чужую позу. - Вы что-то хотели, Тадеуш?
- Вот как, обычаи, - медленно повторил Тадеуш, чьи инстинкты, а также полученный в капелле опыт хором твердили, что реакция говорит сама за себя. - Очень интересно, не расскажете ли мне о них? Я бы даже посмотрел, как вы это делаете.
- Вам будет не интересно, - отрезал Алан, отчётливо понимая, что ходит по лезвию ножа - или уже свалился с него. И повторил в надежде отвлечь Тадеуша от следов не начатого ритуала. - Что вы хотели? Если вы про мисс Джуд, я принесу ей свои извинения. Позже.
- Я тремере, мне уже интересно, - ответил Тадеуш, и тон его голоса это подтверждал. С Мисс Симмонс мы разберемся позднее, пока же меня интересует одно - что вы хотите делать с этими несчастными перьями?
Алан чувствовал чужое любопытство, азарт и понимал, что нужно выкрутиться - сказать что-то, что могло бы отвлечь Тадеуша от подозрений. Или не дало бы интересу научному смениться интересом куда более опасным.
- Закопать их в землю, - голос звучал с наигранной и вымученной небрежностью, а взгляд Алана оставался напряжённым. - А что? В вашем клане, господин Тадеуш, у них другое применение?
Тадеуш вздохнул тоскливо.
- Алан, не надо мне врать, тем более так неумело. К тому же, я не испанская инквизиция, и пока не собираюсь вас выдавать, пытать и что-то там еще. Более того, если я услышу правду - с высокой долей вероятности она останется между нами. Если же не услышу, - он развел руками, - извините, буду своими методами удовлетворять свое клановое, - он легко подчеркнул это слово, - любопытство.
- Чего вы от меня хотите, господин Бродски?
Алан знал,что именно тот хочет услышать. А ещё он знал - помнил слова своего Сира - о том, что соклановцам верить нельзя. Никогда. Даже если они обещают не пытать тебя в обмен на правду.
Тадеуш снова вздохнул, смотря на Алана, как на нашкодившего подростка.
- Вы же сами знаете ответ на этот вопрос, правда ведь?
лан - в который раз за эту ночь - бессильно сжал кулаки. Разжал, осознавая всю бессмысленность этого жеста.
- Вашему клану верить нельзя.
- А вашему? - Тадеуш начал что-то подозревать. - Какого ВЫ клана, Алан? Почему вас так пугают тремеры?
- Сир всегда говорил, чтобы я держался от вас подальше, если хочу выжить, - и в этот раз в словах Алана было ни капли лжи.
- Ну так я и предлагаю решить дело полюбовно, без привлечения капеллы, - Тадеуш постарался быть как можно более убедительным. - Более того, если вы прекратите упрямиться и своими руками затягивать петлю на собственной шее, доносить на вас мне будет невыгодно.
лан молчал несколько секунд. Вздохнул. А проговорил:
- Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. И я не хочу ни с кем воевать. Драться. Просто хочу спокойно заниматься своими исследованиями, - он слегка повысил голос. - Да, господин Бродски, я боюсь Пирамиду, вы это хотели услышать? Встреча с вами не грозит мне ничем хорошим. Что вы от меня ещё хотите?
Он замолчал, выпрямился и с отчаянным вызовом посмотрел на Тадеуша.
- Так расскажите мне правду, я уйду и все станет тихо и спокойно, как раньше. Более того, в глазах капеллы я стану вашим соучастником и поэтому буду кровно заинтересован в сохранении вашего инкогнито, - не отставал Тадеуш.
- Что вам помешает выдать меня? Мы - никто друг-другу, господин Бродски.
- Вы можете считать меня исчадием ада, но подлостей просто ради подлостей я не делаю, - почти искренне сказал Тадеуш. - И вообще стараюсь обходиться без них. К тому же, если вы согласитесь обучить меня тому, что знаете сами, мне будет важно, чтобы вы жили здесь, рядом со мной. Если вас заграбастает капелла, мне от ваших знаний ни крошечки не достанется.
- А. Тремерская жадность. Или как там говорят, - рассеянно кивнул Алан, ощущая себя крысой, загнанной в угол дружелюбно настроенным котом. Он не любил ощущать себя крысой.
Он пожал плечами, сжал пальцами переносицу над дужками очков, зажмурился на мгновение. И вздохнул, как перед прыжком куда-то, где нет дна.
- Я ваш соклановец.
Тадеуш разом потерял уверенность. Закашлявшись, он растерянно посмотрел на Алана.
- Да? Но... как?
На него смотрели также озадаченно - Алан ожидал чего угодно, но только не такой реакции.
- Что - как?
- Как так получилось? - Тадеуш судорожно припоминал все, что помнил из истории дома и клана.
А помнил он немного, потому что по славной студенческой привычке ненужные знания выветривались из его головы, как только в них отпадала внешняя надобность
- Я ожидал другого, - тихо пробормотал Алан, искоса глядя на Тадеуша. Он чувствовал чужую, искреннюю растерянность, но никакой враждебности не было. Это сбивало с толку. Должно же было быть… как-то иначе?
- Долгая история, - мгновение спустя он поспешно добавил. - Я никого не убивал. Честно.
- А что, должен был? - Тадеуш припомнил что-то из истории. Кажется, отступника звали Горатрикс, впрочем, уверенности не было.
- Нет, но… - Алан не договорил, махнул рукой и замолчал. Иногда он задумывался о том, что будет, если столкнётся с кем-то из соклановцев, и те раскроют его. Реальность оказалась куда неожиданней.
- И так они пялились друг на друга третьи сутки, - пробормотал Тадеуш. Инициативу явно пора было снова брать в свои руки, но с учетом открывшейся правды ( он запоздало понадеялся, что это правда, а не какая-то хитрая подстава от капеллы) он не был так уверен в том, что именно хочет от неожиданно обретенного соклановца.
Алан опустил глаза на клятую миску с перьями. Пожал плечами и невесело хмыкнул, нагибаясь за ней.
- У меня ещё есть дела, - он выпрямился и внимательно посмотрел на Тадеуша. - Мне придётся вам поверить. Это… требует определённой смелости.
- У вас... теперь уже у нас уже нет выбора, - Тадеуш решил продолжить. - И, кстати. Вы не должны никому говорить об этом разговоре. Вообще никому. Даже Леону. Вам я поверил, но у капеллы везде глаза и уши. Более того. Если о вас станет известно, то нам намного лучше будет порознь. Без сговора, а, с вашей стороны, есще и попыткой соблазнения законопослушного тремпера на путь отступничества.
Он надеялся, что это подействует, и его спина быдет хотя бы отчасти прикрыта
Алан кивнул.
- Хорошо.
Потом отвёл взгляд в сторону, нахмурился, явно желая что-то сказать, но колебаясь. И всё же, помедлив, он добавил:
- Будьте осторожны с Цин Луном.
И отвернулся, доставая свободной рукой из кармана зажигалку.
Тадеуш кивнул.
- А, вы собираетесь их жечь? - спросил он с добродушным любопытством. - Это как-то ритуал, наверное. Знавал я сородичей, от которых несло жженым перем ночи напролет. А что он делает?
На Тадеуша опасливо покосились. Пусть тот и был искренен в своём интересе, и говорил правду, Алан был бы куда счастливей, закончи они разговор чуть раньше.
- Делает дневной сон… безопасней.
- Вы же не будете возражать, если я помотрю, как вы это делаете?
- Я их просто сожгу. И всё. Нужен пепел, и ритуал проводится перед самым рассветом.
- А как конкретно он проводится?
Тадеуш сгорал от нетерпения узнать и опробовать.
Алан присел на корточки, высыпав все перья на землю и оставив в миске, стоящей на расстоянии вытянутой руки, только одно. Покосился снизу вверх на Тадеуша. Он не привык разговаривать с кем-то про ритуалы, тем более - разговаривать о них со своим соклановцем.
- Пепел нужно просто… - он щёлкнул зажигалкой, опасливо, но явно делая это уже не в первый раз… а потом в панике зашипел, отшатнувшись от крохотного огонька, вскочил на ноги, выпустив из руки зажигалку. И кинулся в сторону от лагеря.
Покачав головой от такой несдержанности, Тадеуш поднял зажигалку и злополучную миску с перьями и неторопливо пошел следом.
Ужас отступил, когда лагерь остался далеко позади, а вокруг была бесконечная темнота полей. Алан по инерции сделал ещё пару шагов вперёд, остановился и оглянулся назад, сощурившись - где-то вдалеке мерцали огни цирка.
- Твою ж ёбаную мать, - чётко и едва ли не по слогам проговорил он, осознавая всё безумие ситуации.
И услышал сзади топот Тадеуша, который перешел с бега на шаг.
Рядом кто-то громко всхрапнул лошадиным голосом.
Незамеченная до этого момента пегая лошадиная морда с испугом уставилась на тремера. Морда загораживала собой кибитку, почти невидимую в предрассветной темноте - ни один огонек в ней не горел.
Тень на пороге кибитки шевельнулась и окрикнула лошадь женским голосом:
- Эй, Ржанка! Чего творишь?
Интонации были ласковые, голос приятный, но лошадь ощутимо подпрыгнула.
Алан отступил на шаг от лошади. Потом оглянулся туда, откуда раздавались тяжелые шаги Тадеуша. Покосился на наручные часы, стрелки на которых угрожающе подступили к рассветному времени. Снова выругался.
- Те авес бахтало! Здоров будь! - из кибитки под лунный свет резво выпрыгнула пестро разодетая молодая женщина. С первого взгляда в ней можно было опознать цыганку - настолько стереотипными были ее внешность и повадки: ярко красное платье в желтых оборках, босые ноги, черные, как крыло ворона, волосы. Карие глаза цыганки впились в Алана и на секунду будто пронзили его насквозь. Или это был просто отблеск звездного света? Взгляд женщины смягчился, - Если это ловушка, то чертовски успешная, клянусь сандалиями Девы Марии! Как я же могу отказать гостю в убежище! - цыганка всплеснула руками у пышной груди с почти совсем неприличным вырезом, зазвенели тяжелые браслеты, - Солнце уж на подходе, заходи скорее! Ах, прости, я опять бегу впереди лошади... Что весьма полезно под утро, не находишь? Кстати, я тоже Мария! Но ты можешь звать меня "Мадам Помпадур"! - с некоторой гордостью цыганка указала на свою кибитку, на боку которой было действительно написано "Мадам Помпадур", и заулыбалась.
Тадеуш подошел, все еще держа в руке миску с перьями и зажигалку.
Чувствовал он себя при виде всего этого великолепия удивительно по дурацки.
- Доброй ночи, мадам, - нерешительно поздоровался он.
Завидев второго собрата, цыганка расхохоталась, - Мадам сегодня на расхват! Доброй! Не часто встречаешь столько шимуло в одном месте... Да-да, я тоже одна из вас! Так могу ли я узнать ваши имена? Можно ненастоящие! Поторопитесь представиться, или я придумаю вам очень смешные клички, - цыганка захихикала, глядя на Тадеуша с миской в руках, - Особенно тебе! Без обид!
Алан, всё это время в растерянности смотревший на цыганку - в её бледной ауре Собрата плескалось множество оттенков, и уследить за ними, уловить главный, было сложно - резко обернулся к Тадеушу. Который пришёл с миской. И чертовой зажигалкой. В глазах Алана читалось отчаянное непонимание: то, что тот пошёл за ним, назнакомым Собратом, было не менее странным, чем вот эта яркая кибитка с владелицей, звавшей их в убежище. Посреди полей.
Стоило что-то сказать, но чужая речь - бойкая, яркая, сбивала с толку. И Алан молча, с настороженным любопытством, смотрел на Марию, не зная, что говорить. Соглашаться на убежище? Представляться?
С болотными чудовищами - особенно, когда они были всего лишь выдумкой людей - было гораздо проще.
Цыганка отвернула от Алана осмелевшую лошадиную морду, большие ноздри которой жадно принюхивались к незнакомым запахам незваных гостей, и звонко зацокала языком - цок-цок, тик-так. Неловкое молчание не успело затянуться - время вампиров на ответ вышло очень быстро.
- Ладно, ты будешь Апельсинчик, а ты, который с чашей - Пеплокрыл Наичудеснейший! Ах да, забыла спросить - вы друг друга не собираетесь убивать? Меня? Ржанку? Точно нет? А калечить? Тогда заходите, что стоим! Али желаете под землей переночевать? Ну так тоже располагайтесь, земля вообще ничейная!
- Не собираемся, - успел пробормотать Алан, порядком ошарашенный потоком слов и искреннего, дружелюбного энтузиазма, который обрушивала на него Мария. Помедлив, он сделал пару шагов вперёд, в сторону кибитки - до рассвета оставалось действительно не так много времени. Оглянулся на Тадеуша и слегка пожал плечами, словно говоря - другого выбора у нас нет.
До лагеря они бы точно не успели добежать.
Тадеуш пошел следом.
За эту ночь у него было больше впечатлений, чем за среднестатистический месяц раньше.
Цыганка запрыгнула на подножку и пошире распахнула двери кибитки, чтобы позволить гостям пройти.
На первый взгляд скрипучая кибитка не очень-то подходила на роль дневного убежища для немертвого: ни разноцветные доски, ни проржавевшие гвозди, торчащие под совершенно абстрактными углами, не внушали доверия.
Но стоило только заглянуть внутрь, как секрет надежной защиты от солнечных лучей становился ясен! Кибитка была под самый потолок завалена разномастным хламом: со стен свисали связки амулетов, трав и сушеных лягушачьих лапок, в углу лежал целый ворох тканей и платьев, тут и там можно было наткнуться на колоды карт, хрустальные шары, доски с цифрами и другие инструменты гадалки.
Среди этого бардака выделялся на удивление пустой и чистый столик.
Мария сняла с одной табуретки котелок, а с другой пинком отправила в угол пару туфель, - Вот, милости прошу, яхонтовые мои! Позолотите руч... тьфу ты, привычка! Хотя не откажусь! Хосе встретите - не пугайтесь, он всему обучен, носа сюда не сунет... Сменщик это мой дневной, лошадью правит, три года уж вместе путешествуем! А вы сами откуда и куда?
Оказавшись внутри кибитки, Алан завертел головой - не то любопытствуя на разномастный хлам, не то пытаясь высмотреть что-то опасное. Кажущаяся хлипкость не пугала, ему доводилось пережидать день в куда более сомнительных убежищах. Куда больше насторожили слова про сменщика Марии - присутствие человека не сулило ничего хорошего.
Алан отвёл взгляд от гадальных досок и с вежливой настороженностью отозвался:
- Мы из… эмм, цирка. Путешествующего. Стоит в городе неподалёку.
На циркачей они, конечно, с Тадеушем не тянули, но врать сейчас смысла не было.
При виде таких залежей хлама у Тадеуша загорелись глаза. Он любил всякие интересные безделушки, и всегда жалел, что нельзя натащить из в свою капелловскую комнату.
- У вас тут очень уютно и интересно, - сказал он чистую правду. И плюхнулся на ближайшую пригодную для сидения поверхность. А ручку можно и позолотить. Подставляйте.
Крепко заперев дверь и задернув за ней тяжелую штору - окон в кибитке, разумеется, не было - цыганка уселась прямо на полу, на кусок парусины. Заслышав про золото, она заметно оживилась, и в ее глазах и ауре мелькнула несколько нездоровая вспышка жадности, - Задаток - это я люблю, это мне нравится! - Мария вытянула вперед аж обе руки, сложив их лодочкой.
- Нам надо как-то предупредить наших… друзей, - Алан обернулся на запертую дверь, за которой где-то вдалеке остался лагерь. Он мог себе представить, что будет твориться в цирке перед рассветом, когда обнаружится, что они вдвоём не вернулись и куда-то запропали. Ох проклятье.
- Поздно, - вздохнул Тадеуш, - не успеем.
Пристально глядя на сложенные ладони, он напряженно сощурился, прикусив от напряжения губу.
На ладонях появился маленький и кривенький самородок.
Алан, присевший на второй свободный табурет, едва удержался, чтобы не выругаться - он смутно слышал от Сира о путях Тауматургии, позволявших создавать вещи из ниоткуда. Но одно дело было слышать чужие слова, а второе - видеть это собственными глазами.
У цыганки перехватило дыхание, - Огогошеньки! - самородок был немедленно опробован на зуб, после чего стремительно исчез в глубинах пышного декольте.
Однако, подумав секунду, цыганка достала кусочек золота обратно на свет тусклой масляной лампы в дальнем углу кибитки и принялась вертеть в руках, - Ты и впрямь Наичудеснейший, хоть и в перьях! А он не исчезнет к закату?.. - цыганка посмотрела снизу вверх на Тадеуша с таким выражением лица, как будто этот самородок был ее единственной надеждой на прокорм пяти детей-сирот.
- Так хотелось бы поболтать с вами еще... Но я уже чувствую, как глаза слипаются... - цыганка широко зевнула, даже не попытавшись прикрыть рот рукой, ведь руки были заняты волшебной блестяшкой.
- Стойте. Подождите! - Алан вскинул руки и торопливо продолжил. - Ваш Хосе, он… он не мог бы днём добраться до цирка и передать записку? Цирк стоит на окраине Спрингфилда, это не так далеко. Если у вас есть бумага, я напишу. Просто, мы… эээ, никого не предупредили. О своём уходе.
- Ооо, Апельсинчик, а ты сообразительный, - цыганка подмигнула Алану и, не вставая и не выпуская из рук золото, извлекла откуда-то из недр сваленного в углу барахла серый лист бумаги. С листа пришлось стряхнуть подозрительно похожую на замогильный прах пыль, - Держи! Как допишешь, просунь в щель под дверью кибитки, только в шторе не запутайся. Да подробнее пиши: что, куда и кому - а то Хосе парень умный, но все же не мыслечтец!
Алан забрал лист и огляделся, пытаясь отыскать среди кучи хлама и удивительных безделушек что-нибудь, похожее на карандаш. Или ручку. Впрочем, перо с чернилами тоже бы подошло, но он сомневался, что такое найдётся у Марии.
Удивительно, но именно чернильница нашлась первой. Рядом обнаружилось перо. Устроив бумагу на коленях, Алан повертел в пальцах перо, попробовал его на остроту и быстро написал на половине листа короткую записку:
«Леон! Это не то, что ты думаешь, просто странные обстоятельства. Я жив, вернусь следующим вечером. Передай мисс Симмонс, что с мистером Бродски тоже всё в порядке.
Алан.»
Он подождал, пока чернила засохнут, сложил лист напополам и приписал сверху: «господину Леону Домиано, «Жёлтый Цирк», город Спрингфилд», потом отошёл к двери и аккуратно подсунул под неё записку. Вздохнул и вернулся к Тадеушу и Марии.
- Раз все всё - спокойного отдыха! - цыганка встала, постучала трижды по деревянной маске африканской наружности с большими клыками и зелеными полосками на носу, - Сторожи, Гарри! - И погасила лампу, хотя в ней и так оставалось масла лишь на донышке.
Последний отблеск огня, шорох юбок устраивающейся поудобнее цыганки - и кибитка погрузилась в непроницаемую темноту и тишину. Только ветер методично колотил чем-то о дальнюю стенку, со стороны кучера.
Перед рассветом, не встретив Алана ни в фургоне, ни рядом с ним, Леон пожал плечами. Где бы Тремер ни был, он придет. А в темноте кузова уже была Гленн. Так было даже забавнее. Алан, в конце концов, зацепил Леона упрямством. Неготовностью сдаваться сразу. Это добавляло азарта и интереса, иначе Тремер давно был бы мертв, так или иначе.
Ласомбра поднялся в кузов и запер дверь изнутри.
В темноте кузова также был и Шон. Мохнатое тело пса возлежало ровно поперек отрубившейся тзимицу. На явление Леона Шон поднял голову и принюхался, после чего тяжко вздохнул, будто резко осознал всю тяжесть бытия, шумно почесал задней запой за ухом и улегся обратно. В замкнутом пространстве кузова неуловимо начинало тянуть псиной.
Джуд искал Тадеуша почти до самого рассвета. Он видел, что тремер ушел в ту сторону, куда скрылся Алан. Во всяком случае явно хотел его найти. А потом они оба исчезли в неизвестном направлении. Где-то в душе шевельнулось беспокойство. Даже не смотря на то, что Тадеуш всегда казался Джуд вполне разумным и дальновидным сородичем, мысль о том, что он не найдет укрытия до рассвета отчасти злила, отчасти вызывала опасения за алхимика. Но так или иначе время неуклонно уходило и Джуд был вынужден скрыться в их карете. Заставив себя успокоиться он забылся сном, надеясь проснуться пораньше и отправиться на поиски Тадеуша.
Спрингфилд, 11 августа
Постояв немного и приняв как данность тот факт, что ужасное пугало-цимисх на деле оказалось не таким уж и ужасным и даже в чем-то простаком, Тадеуш решил закончить дело с распаковкой, и перейти, наконец, к успокаивающим его операциям по преобразованию вещества.
Но для этого ему надо было найти Алана, чтобы тот сказал, куда можно поставить атанор, тигли и прочее.
Вспомнив примерно, вкакую сторону вышеупомянутый Алан пошел, Тадеуш направился в ту же сторону, иногда выкликая его по имени.
Алан обнаружился в стороне от грузовика, на границе лагеря и окружавшего его пустыря. Здесь было тихо, можно было сосредоточиться. Перед ним на земле стояла миска, полная куриных перьев. В руках Алан крутил зажигалку - до рассвета было еще много времени, и от оттягивал подготовку к ритуалу, стараясь успокоиться.
Но со стороны лагеря послышался чужой голос, зовущий его по имени. Алан вскинул голову, сощурился, пытаясь разглядеть того, кто его зовет. А потом узнал голос. И резко подскочил, не ожидая ничего хорошего от появления Тадеуша.
А Тадеуш приближался, медленно, но неотвратимо.
И очень скоро увидел нервного Алана, и перья перед ним.
Лучшей иллюстрации фразы "застигнут на горячем" нельзя было и придумать.
Тадеуш остановился, скрестил руки на груди и молча принялся смотреть, переводя взгляд то на Алана, то на миску перьев.
- Ирландские обычаи. Древние. На удачу, - напряженно и медленно проговорил Алан, по чьему лицу было видно - присутствие рядом другого Собрата его беспокоит. И тоже скрестил руки, лишь секунду спустя осознав, что повторил чужую позу. - Вы что-то хотели, Тадеуш?
- Вот как, обычаи, - медленно повторил Тадеуш, чьи инстинкты, а также полученный в капелле опыт хором твердили, что реакция говорит сама за себя. - Очень интересно, не расскажете ли мне о них? Я бы даже посмотрел, как вы это делаете.
- Вам будет не интересно, - отрезал Алан, отчётливо понимая, что ходит по лезвию ножа - или уже свалился с него. И повторил в надежде отвлечь Тадеуша от следов не начатого ритуала. - Что вы хотели? Если вы про мисс Джуд, я принесу ей свои извинения. Позже.
- Я тремере, мне уже интересно, - ответил Тадеуш, и тон его голоса это подтверждал. С Мисс Симмонс мы разберемся позднее, пока же меня интересует одно - что вы хотите делать с этими несчастными перьями?
Алан чувствовал чужое любопытство, азарт и понимал, что нужно выкрутиться - сказать что-то, что могло бы отвлечь Тадеуша от подозрений. Или не дало бы интересу научному смениться интересом куда более опасным.
- Закопать их в землю, - голос звучал с наигранной и вымученной небрежностью, а взгляд Алана оставался напряжённым. - А что? В вашем клане, господин Тадеуш, у них другое применение?
Тадеуш вздохнул тоскливо.
- Алан, не надо мне врать, тем более так неумело. К тому же, я не испанская инквизиция, и пока не собираюсь вас выдавать, пытать и что-то там еще. Более того, если я услышу правду - с высокой долей вероятности она останется между нами. Если же не услышу, - он развел руками, - извините, буду своими методами удовлетворять свое клановое, - он легко подчеркнул это слово, - любопытство.
- Чего вы от меня хотите, господин Бродски?
Алан знал,что именно тот хочет услышать. А ещё он знал - помнил слова своего Сира - о том, что соклановцам верить нельзя. Никогда. Даже если они обещают не пытать тебя в обмен на правду.
Тадеуш снова вздохнул, смотря на Алана, как на нашкодившего подростка.
- Вы же сами знаете ответ на этот вопрос, правда ведь?
лан - в который раз за эту ночь - бессильно сжал кулаки. Разжал, осознавая всю бессмысленность этого жеста.
- Вашему клану верить нельзя.
- А вашему? - Тадеуш начал что-то подозревать. - Какого ВЫ клана, Алан? Почему вас так пугают тремеры?
- Сир всегда говорил, чтобы я держался от вас подальше, если хочу выжить, - и в этот раз в словах Алана было ни капли лжи.
- Ну так я и предлагаю решить дело полюбовно, без привлечения капеллы, - Тадеуш постарался быть как можно более убедительным. - Более того, если вы прекратите упрямиться и своими руками затягивать петлю на собственной шее, доносить на вас мне будет невыгодно.
лан молчал несколько секунд. Вздохнул. А проговорил:
- Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. И я не хочу ни с кем воевать. Драться. Просто хочу спокойно заниматься своими исследованиями, - он слегка повысил голос. - Да, господин Бродски, я боюсь Пирамиду, вы это хотели услышать? Встреча с вами не грозит мне ничем хорошим. Что вы от меня ещё хотите?
Он замолчал, выпрямился и с отчаянным вызовом посмотрел на Тадеуша.
- Так расскажите мне правду, я уйду и все станет тихо и спокойно, как раньше. Более того, в глазах капеллы я стану вашим соучастником и поэтому буду кровно заинтересован в сохранении вашего инкогнито, - не отставал Тадеуш.
- Что вам помешает выдать меня? Мы - никто друг-другу, господин Бродски.
- Вы можете считать меня исчадием ада, но подлостей просто ради подлостей я не делаю, - почти искренне сказал Тадеуш. - И вообще стараюсь обходиться без них. К тому же, если вы согласитесь обучить меня тому, что знаете сами, мне будет важно, чтобы вы жили здесь, рядом со мной. Если вас заграбастает капелла, мне от ваших знаний ни крошечки не достанется.
- А. Тремерская жадность. Или как там говорят, - рассеянно кивнул Алан, ощущая себя крысой, загнанной в угол дружелюбно настроенным котом. Он не любил ощущать себя крысой.
Он пожал плечами, сжал пальцами переносицу над дужками очков, зажмурился на мгновение. И вздохнул, как перед прыжком куда-то, где нет дна.
- Я ваш соклановец.
Тадеуш разом потерял уверенность. Закашлявшись, он растерянно посмотрел на Алана.
- Да? Но... как?
На него смотрели также озадаченно - Алан ожидал чего угодно, но только не такой реакции.
- Что - как?
- Как так получилось? - Тадеуш судорожно припоминал все, что помнил из истории дома и клана.
А помнил он немного, потому что по славной студенческой привычке ненужные знания выветривались из его головы, как только в них отпадала внешняя надобность
- Я ожидал другого, - тихо пробормотал Алан, искоса глядя на Тадеуша. Он чувствовал чужую, искреннюю растерянность, но никакой враждебности не было. Это сбивало с толку. Должно же было быть… как-то иначе?
- Долгая история, - мгновение спустя он поспешно добавил. - Я никого не убивал. Честно.
- А что, должен был? - Тадеуш припомнил что-то из истории. Кажется, отступника звали Горатрикс, впрочем, уверенности не было.
- Нет, но… - Алан не договорил, махнул рукой и замолчал. Иногда он задумывался о том, что будет, если столкнётся с кем-то из соклановцев, и те раскроют его. Реальность оказалась куда неожиданней.
- И так они пялились друг на друга третьи сутки, - пробормотал Тадеуш. Инициативу явно пора было снова брать в свои руки, но с учетом открывшейся правды ( он запоздало понадеялся, что это правда, а не какая-то хитрая подстава от капеллы) он не был так уверен в том, что именно хочет от неожиданно обретенного соклановца.
Алан опустил глаза на клятую миску с перьями. Пожал плечами и невесело хмыкнул, нагибаясь за ней.
- У меня ещё есть дела, - он выпрямился и внимательно посмотрел на Тадеуша. - Мне придётся вам поверить. Это… требует определённой смелости.
- У вас... теперь уже у нас уже нет выбора, - Тадеуш решил продолжить. - И, кстати. Вы не должны никому говорить об этом разговоре. Вообще никому. Даже Леону. Вам я поверил, но у капеллы везде глаза и уши. Более того. Если о вас станет известно, то нам намного лучше будет порознь. Без сговора, а, с вашей стороны, есще и попыткой соблазнения законопослушного тремпера на путь отступничества.
Он надеялся, что это подействует, и его спина быдет хотя бы отчасти прикрыта
Алан кивнул.
- Хорошо.
Потом отвёл взгляд в сторону, нахмурился, явно желая что-то сказать, но колебаясь. И всё же, помедлив, он добавил:
- Будьте осторожны с Цин Луном.
И отвернулся, доставая свободной рукой из кармана зажигалку.
Тадеуш кивнул.
- А, вы собираетесь их жечь? - спросил он с добродушным любопытством. - Это как-то ритуал, наверное. Знавал я сородичей, от которых несло жженым перем ночи напролет. А что он делает?
На Тадеуша опасливо покосились. Пусть тот и был искренен в своём интересе, и говорил правду, Алан был бы куда счастливей, закончи они разговор чуть раньше.
- Делает дневной сон… безопасней.
- Вы же не будете возражать, если я помотрю, как вы это делаете?
- Я их просто сожгу. И всё. Нужен пепел, и ритуал проводится перед самым рассветом.
- А как конкретно он проводится?
Тадеуш сгорал от нетерпения узнать и опробовать.
Алан присел на корточки, высыпав все перья на землю и оставив в миске, стоящей на расстоянии вытянутой руки, только одно. Покосился снизу вверх на Тадеуша. Он не привык разговаривать с кем-то про ритуалы, тем более - разговаривать о них со своим соклановцем.
- Пепел нужно просто… - он щёлкнул зажигалкой, опасливо, но явно делая это уже не в первый раз… а потом в панике зашипел, отшатнувшись от крохотного огонька, вскочил на ноги, выпустив из руки зажигалку. И кинулся в сторону от лагеря.
Покачав головой от такой несдержанности, Тадеуш поднял зажигалку и злополучную миску с перьями и неторопливо пошел следом.
Ужас отступил, когда лагерь остался далеко позади, а вокруг была бесконечная темнота полей. Алан по инерции сделал ещё пару шагов вперёд, остановился и оглянулся назад, сощурившись - где-то вдалеке мерцали огни цирка.
- Твою ж ёбаную мать, - чётко и едва ли не по слогам проговорил он, осознавая всё безумие ситуации.
И услышал сзади топот Тадеуша, который перешел с бега на шаг.
Рядом кто-то громко всхрапнул лошадиным голосом.
Незамеченная до этого момента пегая лошадиная морда с испугом уставилась на тремера. Морда загораживала собой кибитку, почти невидимую в предрассветной темноте - ни один огонек в ней не горел.
Тень на пороге кибитки шевельнулась и окрикнула лошадь женским голосом:
- Эй, Ржанка! Чего творишь?
Интонации были ласковые, голос приятный, но лошадь ощутимо подпрыгнула.
Алан отступил на шаг от лошади. Потом оглянулся туда, откуда раздавались тяжелые шаги Тадеуша. Покосился на наручные часы, стрелки на которых угрожающе подступили к рассветному времени. Снова выругался.
- Те авес бахтало! Здоров будь! - из кибитки под лунный свет резво выпрыгнула пестро разодетая молодая женщина. С первого взгляда в ней можно было опознать цыганку - настолько стереотипными были ее внешность и повадки: ярко красное платье в желтых оборках, босые ноги, черные, как крыло ворона, волосы. Карие глаза цыганки впились в Алана и на секунду будто пронзили его насквозь. Или это был просто отблеск звездного света? Взгляд женщины смягчился, - Если это ловушка, то чертовски успешная, клянусь сандалиями Девы Марии! Как я же могу отказать гостю в убежище! - цыганка всплеснула руками у пышной груди с почти совсем неприличным вырезом, зазвенели тяжелые браслеты, - Солнце уж на подходе, заходи скорее! Ах, прости, я опять бегу впереди лошади... Что весьма полезно под утро, не находишь? Кстати, я тоже Мария! Но ты можешь звать меня "Мадам Помпадур"! - с некоторой гордостью цыганка указала на свою кибитку, на боку которой было действительно написано "Мадам Помпадур", и заулыбалась.
Тадеуш подошел, все еще держа в руке миску с перьями и зажигалку.
Чувствовал он себя при виде всего этого великолепия удивительно по дурацки.
- Доброй ночи, мадам, - нерешительно поздоровался он.
Завидев второго собрата, цыганка расхохоталась, - Мадам сегодня на расхват! Доброй! Не часто встречаешь столько шимуло в одном месте... Да-да, я тоже одна из вас! Так могу ли я узнать ваши имена? Можно ненастоящие! Поторопитесь представиться, или я придумаю вам очень смешные клички, - цыганка захихикала, глядя на Тадеуша с миской в руках, - Особенно тебе! Без обид!
Алан, всё это время в растерянности смотревший на цыганку - в её бледной ауре Собрата плескалось множество оттенков, и уследить за ними, уловить главный, было сложно - резко обернулся к Тадеушу. Который пришёл с миской. И чертовой зажигалкой. В глазах Алана читалось отчаянное непонимание: то, что тот пошёл за ним, назнакомым Собратом, было не менее странным, чем вот эта яркая кибитка с владелицей, звавшей их в убежище. Посреди полей.
Стоило что-то сказать, но чужая речь - бойкая, яркая, сбивала с толку. И Алан молча, с настороженным любопытством, смотрел на Марию, не зная, что говорить. Соглашаться на убежище? Представляться?
С болотными чудовищами - особенно, когда они были всего лишь выдумкой людей - было гораздо проще.
Цыганка отвернула от Алана осмелевшую лошадиную морду, большие ноздри которой жадно принюхивались к незнакомым запахам незваных гостей, и звонко зацокала языком - цок-цок, тик-так. Неловкое молчание не успело затянуться - время вампиров на ответ вышло очень быстро.
- Ладно, ты будешь Апельсинчик, а ты, который с чашей - Пеплокрыл Наичудеснейший! Ах да, забыла спросить - вы друг друга не собираетесь убивать? Меня? Ржанку? Точно нет? А калечить? Тогда заходите, что стоим! Али желаете под землей переночевать? Ну так тоже располагайтесь, земля вообще ничейная!
- Не собираемся, - успел пробормотать Алан, порядком ошарашенный потоком слов и искреннего, дружелюбного энтузиазма, который обрушивала на него Мария. Помедлив, он сделал пару шагов вперёд, в сторону кибитки - до рассвета оставалось действительно не так много времени. Оглянулся на Тадеуша и слегка пожал плечами, словно говоря - другого выбора у нас нет.
До лагеря они бы точно не успели добежать.
Тадеуш пошел следом.
За эту ночь у него было больше впечатлений, чем за среднестатистический месяц раньше.
Цыганка запрыгнула на подножку и пошире распахнула двери кибитки, чтобы позволить гостям пройти.
На первый взгляд скрипучая кибитка не очень-то подходила на роль дневного убежища для немертвого: ни разноцветные доски, ни проржавевшие гвозди, торчащие под совершенно абстрактными углами, не внушали доверия.
Но стоило только заглянуть внутрь, как секрет надежной защиты от солнечных лучей становился ясен! Кибитка была под самый потолок завалена разномастным хламом: со стен свисали связки амулетов, трав и сушеных лягушачьих лапок, в углу лежал целый ворох тканей и платьев, тут и там можно было наткнуться на колоды карт, хрустальные шары, доски с цифрами и другие инструменты гадалки.
Среди этого бардака выделялся на удивление пустой и чистый столик.
Мария сняла с одной табуретки котелок, а с другой пинком отправила в угол пару туфель, - Вот, милости прошу, яхонтовые мои! Позолотите руч... тьфу ты, привычка! Хотя не откажусь! Хосе встретите - не пугайтесь, он всему обучен, носа сюда не сунет... Сменщик это мой дневной, лошадью правит, три года уж вместе путешествуем! А вы сами откуда и куда?
Оказавшись внутри кибитки, Алан завертел головой - не то любопытствуя на разномастный хлам, не то пытаясь высмотреть что-то опасное. Кажущаяся хлипкость не пугала, ему доводилось пережидать день в куда более сомнительных убежищах. Куда больше насторожили слова про сменщика Марии - присутствие человека не сулило ничего хорошего.
Алан отвёл взгляд от гадальных досок и с вежливой настороженностью отозвался:
- Мы из… эмм, цирка. Путешествующего. Стоит в городе неподалёку.
На циркачей они, конечно, с Тадеушем не тянули, но врать сейчас смысла не было.
При виде таких залежей хлама у Тадеуша загорелись глаза. Он любил всякие интересные безделушки, и всегда жалел, что нельзя натащить из в свою капелловскую комнату.
- У вас тут очень уютно и интересно, - сказал он чистую правду. И плюхнулся на ближайшую пригодную для сидения поверхность. А ручку можно и позолотить. Подставляйте.
Крепко заперев дверь и задернув за ней тяжелую штору - окон в кибитке, разумеется, не было - цыганка уселась прямо на полу, на кусок парусины. Заслышав про золото, она заметно оживилась, и в ее глазах и ауре мелькнула несколько нездоровая вспышка жадности, - Задаток - это я люблю, это мне нравится! - Мария вытянула вперед аж обе руки, сложив их лодочкой.
- Нам надо как-то предупредить наших… друзей, - Алан обернулся на запертую дверь, за которой где-то вдалеке остался лагерь. Он мог себе представить, что будет твориться в цирке перед рассветом, когда обнаружится, что они вдвоём не вернулись и куда-то запропали. Ох проклятье.
- Поздно, - вздохнул Тадеуш, - не успеем.
Пристально глядя на сложенные ладони, он напряженно сощурился, прикусив от напряжения губу.
На ладонях появился маленький и кривенький самородок.
Алан, присевший на второй свободный табурет, едва удержался, чтобы не выругаться - он смутно слышал от Сира о путях Тауматургии, позволявших создавать вещи из ниоткуда. Но одно дело было слышать чужие слова, а второе - видеть это собственными глазами.
У цыганки перехватило дыхание, - Огогошеньки! - самородок был немедленно опробован на зуб, после чего стремительно исчез в глубинах пышного декольте.
Однако, подумав секунду, цыганка достала кусочек золота обратно на свет тусклой масляной лампы в дальнем углу кибитки и принялась вертеть в руках, - Ты и впрямь Наичудеснейший, хоть и в перьях! А он не исчезнет к закату?.. - цыганка посмотрела снизу вверх на Тадеуша с таким выражением лица, как будто этот самородок был ее единственной надеждой на прокорм пяти детей-сирот.
- Так хотелось бы поболтать с вами еще... Но я уже чувствую, как глаза слипаются... - цыганка широко зевнула, даже не попытавшись прикрыть рот рукой, ведь руки были заняты волшебной блестяшкой.
- Стойте. Подождите! - Алан вскинул руки и торопливо продолжил. - Ваш Хосе, он… он не мог бы днём добраться до цирка и передать записку? Цирк стоит на окраине Спрингфилда, это не так далеко. Если у вас есть бумага, я напишу. Просто, мы… эээ, никого не предупредили. О своём уходе.
- Ооо, Апельсинчик, а ты сообразительный, - цыганка подмигнула Алану и, не вставая и не выпуская из рук золото, извлекла откуда-то из недр сваленного в углу барахла серый лист бумаги. С листа пришлось стряхнуть подозрительно похожую на замогильный прах пыль, - Держи! Как допишешь, просунь в щель под дверью кибитки, только в шторе не запутайся. Да подробнее пиши: что, куда и кому - а то Хосе парень умный, но все же не мыслечтец!
Алан забрал лист и огляделся, пытаясь отыскать среди кучи хлама и удивительных безделушек что-нибудь, похожее на карандаш. Или ручку. Впрочем, перо с чернилами тоже бы подошло, но он сомневался, что такое найдётся у Марии.
Удивительно, но именно чернильница нашлась первой. Рядом обнаружилось перо. Устроив бумагу на коленях, Алан повертел в пальцах перо, попробовал его на остроту и быстро написал на половине листа короткую записку:
«Леон! Это не то, что ты думаешь, просто странные обстоятельства. Я жив, вернусь следующим вечером. Передай мисс Симмонс, что с мистером Бродски тоже всё в порядке.
Алан.»
Он подождал, пока чернила засохнут, сложил лист напополам и приписал сверху: «господину Леону Домиано, «Жёлтый Цирк», город Спрингфилд», потом отошёл к двери и аккуратно подсунул под неё записку. Вздохнул и вернулся к Тадеушу и Марии.
- Раз все всё - спокойного отдыха! - цыганка встала, постучала трижды по деревянной маске африканской наружности с большими клыками и зелеными полосками на носу, - Сторожи, Гарри! - И погасила лампу, хотя в ней и так оставалось масла лишь на донышке.
Последний отблеск огня, шорох юбок устраивающейся поудобнее цыганки - и кибитка погрузилась в непроницаемую темноту и тишину. Только ветер методично колотил чем-то о дальнюю стенку, со стороны кучера.
Перед рассветом, не встретив Алана ни в фургоне, ни рядом с ним, Леон пожал плечами. Где бы Тремер ни был, он придет. А в темноте кузова уже была Гленн. Так было даже забавнее. Алан, в конце концов, зацепил Леона упрямством. Неготовностью сдаваться сразу. Это добавляло азарта и интереса, иначе Тремер давно был бы мертв, так или иначе.
Ласомбра поднялся в кузов и запер дверь изнутри.
В темноте кузова также был и Шон. Мохнатое тело пса возлежало ровно поперек отрубившейся тзимицу. На явление Леона Шон поднял голову и принюхался, после чего тяжко вздохнул, будто резко осознал всю тяжесть бытия, шумно почесал задней запой за ухом и улегся обратно. В замкнутом пространстве кузова неуловимо начинало тянуть псиной.
Джуд искал Тадеуша почти до самого рассвета. Он видел, что тремер ушел в ту сторону, куда скрылся Алан. Во всяком случае явно хотел его найти. А потом они оба исчезли в неизвестном направлении. Где-то в душе шевельнулось беспокойство. Даже не смотря на то, что Тадеуш всегда казался Джуд вполне разумным и дальновидным сородичем, мысль о том, что он не найдет укрытия до рассвета отчасти злила, отчасти вызывала опасения за алхимика. Но так или иначе время неуклонно уходило и Джуд был вынужден скрыться в их карете. Заставив себя успокоиться он забылся сном, надеясь проснуться пораньше и отправиться на поиски Тадеуша.
@темы: Алан, Мария, Тадеуш, 11 августа, 1926 год, Джуд/Алекс/Эш, Леон