Ночи, в которых Алан пытается взять под контроль Волю, Кровь, Знание и Сущность
Новый Орлеан, 28 августа и неизвестная дата
Искры сварочного аппарат летели во все стороны. Слишком яркие, слишком огненные на фоне неподвижной тёмной громады поезда. Где Яков нашёл так поздно мастеров со сварочной машиной, согласившихся поработать в ночи - Алан не знал, но был благодарен распорядителю за то, что он… такой.
Сам он устроился чуть в отдалении, чтобы искры и всполохи вызывали лишь смутное раздражение Зверя.
Куда больше его - его, а не Зверя - злило то, что кто-то посмел причинить вред его поезду.
Его Ласару.
Алан зло передёрнул плечами, искоса глядя на взмывающие к небу искры. Он даже ничего не мог: ни найти того, кто это сделал, ни отомстить. И от осознания собственного бессилия где-то внутри разгоралось, подхватывая Зверя, сплетаясь с ним, злое пламя.
«… -управление огнём. Тенями. Кровью. Плотью. Всё это, и ещё большее - пути, которые могут открыться вам, Алан, если вы окажетесь достаточно сильны. А вы ведь окажетесь?
Он хочет сказать, что да, да, он справится, он выдержит - он же уже выдержал, сколько… половину ночи? Но все силы уходят на то, чтобы удерживать Зверя и вслушиваться в слова Сира, не обращая внимания на боль - от вошедших в тело игл, от содранных до мяса запястий и лодыжек. Он справится. Он сможет. Он станет достаточно сильным, чтобы управлять кровью. Плотью. Тенями. Огнём.»
Вздрогнув, Алан ссутулился, зажмурившись и с силой сжав кулаки. Сир говорил - у него мало сил, и даже изматывающий ритуал, через который проходил каждый новый чайлдэ клана Тремер, не смог сделать его достаточно сильным.
Но он был сильным. Он обязан был им стать. Заткнуть глотку страху снова оступиться.
Алан вскинул глаза - на возившихся у поезда людей, на расчерчивающие ночь искры сварки.
Эти искры, они были огнём.
Огнём, которым мог овладеть тот, в ком была кровь клана Тремер.
Огнём, которым мог овладеть Алан Каллахан, доказывая самому себе - и всему миру - что он не слабый. Что он не боится. Что он сможет.
Воля.
Кровь.
Знание.
Сущность.
Алан смотрел на свою раскрытую ладонь, по которой тонкими ручейками из разрезанного запястья стекала кровь. Алыми нитями протянулись линия жизни, судьбы, ума.
Он зажмурился на мгновение, собираясь, концентрируясь. Он владел собой. Владел свой волей, и мог собрать её, сплести в тонкую, прочную нить, которую можно перекинуть с одной стороны пропасти на другую. От пустоты - к силе. Воля станет мостом - шатким, тонким, по которому он сможет пройти. Пройти и не упасть.
Он падал много раз, и запястья были покрыты уже не успевавшими заживать порезами - но каждый раз он вставал, говоря себе: всё получится. В этот раз - получится. И вновь взывал к своей крови.
Кровь медленно заполняла открытую ладонь. Кровь клана Тремер. Кровь, которая когда-то изменила его, подарила новую не-жизнь и помогла научиться видеть чуть дальше собственного носа. Видеть мир, который оказался невероятно сложным, непостижимым и бесконечным.
И он знал, что весь этот мир был единым, и это единое составляло всё: огонь, воздух, землю, воду, камни и песок, города и природу. Он сам был частью этого единого, и стены вагона вокруг - тоже были едиными с чахлыми кустами под насыпью и им самим.
И огонь - тоже был частью этого мира. Частью его самого, Алана Каллахана.
Огонь, в чьей сущности была вечность. Можно погасить одну искру, но нельзя погасить вечное пламя, которое будет гореть всегда. Огонь, который освещает и греет, уничтожает и создаёт заново.
Алан сжал ладонь в кулак, размазывая кровь по коже, по пальцам. А потом резко раскрыл её, неотрывно глядя на кончики собственных пальцев, и призывая - из собственной крови, из мира вокруг - и из миров, что лежали куда дальше - пламя. Негасимое, вечное пламя.
Новый Орлеан, 28 августа и неизвестная дата
28 августа
Искры сварочного аппарат летели во все стороны. Слишком яркие, слишком огненные на фоне неподвижной тёмной громады поезда. Где Яков нашёл так поздно мастеров со сварочной машиной, согласившихся поработать в ночи - Алан не знал, но был благодарен распорядителю за то, что он… такой.
Сам он устроился чуть в отдалении, чтобы искры и всполохи вызывали лишь смутное раздражение Зверя.
Куда больше его - его, а не Зверя - злило то, что кто-то посмел причинить вред его поезду.
Его Ласару.
Алан зло передёрнул плечами, искоса глядя на взмывающие к небу искры. Он даже ничего не мог: ни найти того, кто это сделал, ни отомстить. И от осознания собственного бессилия где-то внутри разгоралось, подхватывая Зверя, сплетаясь с ним, злое пламя.
«… -управление огнём. Тенями. Кровью. Плотью. Всё это, и ещё большее - пути, которые могут открыться вам, Алан, если вы окажетесь достаточно сильны. А вы ведь окажетесь?
Он хочет сказать, что да, да, он справится, он выдержит - он же уже выдержал, сколько… половину ночи? Но все силы уходят на то, чтобы удерживать Зверя и вслушиваться в слова Сира, не обращая внимания на боль - от вошедших в тело игл, от содранных до мяса запястий и лодыжек. Он справится. Он сможет. Он станет достаточно сильным, чтобы управлять кровью. Плотью. Тенями. Огнём.»
Вздрогнув, Алан ссутулился, зажмурившись и с силой сжав кулаки. Сир говорил - у него мало сил, и даже изматывающий ритуал, через который проходил каждый новый чайлдэ клана Тремер, не смог сделать его достаточно сильным.
Но он был сильным. Он обязан был им стать. Заткнуть глотку страху снова оступиться.
Алан вскинул глаза - на возившихся у поезда людей, на расчерчивающие ночь искры сварки.
Эти искры, они были огнём.
Огнём, которым мог овладеть тот, в ком была кровь клана Тремер.
Огнём, которым мог овладеть Алан Каллахан, доказывая самому себе - и всему миру - что он не слабый. Что он не боится. Что он сможет.
Дата неизвестна
Воля.
Кровь.
Знание.
Сущность.
Алан смотрел на свою раскрытую ладонь, по которой тонкими ручейками из разрезанного запястья стекала кровь. Алыми нитями протянулись линия жизни, судьбы, ума.
Он зажмурился на мгновение, собираясь, концентрируясь. Он владел собой. Владел свой волей, и мог собрать её, сплести в тонкую, прочную нить, которую можно перекинуть с одной стороны пропасти на другую. От пустоты - к силе. Воля станет мостом - шатким, тонким, по которому он сможет пройти. Пройти и не упасть.
Он падал много раз, и запястья были покрыты уже не успевавшими заживать порезами - но каждый раз он вставал, говоря себе: всё получится. В этот раз - получится. И вновь взывал к своей крови.
Кровь медленно заполняла открытую ладонь. Кровь клана Тремер. Кровь, которая когда-то изменила его, подарила новую не-жизнь и помогла научиться видеть чуть дальше собственного носа. Видеть мир, который оказался невероятно сложным, непостижимым и бесконечным.
И он знал, что весь этот мир был единым, и это единое составляло всё: огонь, воздух, землю, воду, камни и песок, города и природу. Он сам был частью этого единого, и стены вагона вокруг - тоже были едиными с чахлыми кустами под насыпью и им самим.
И огонь - тоже был частью этого мира. Частью его самого, Алана Каллахана.
Огонь, в чьей сущности была вечность. Можно погасить одну искру, но нельзя погасить вечное пламя, которое будет гореть всегда. Огонь, который освещает и греет, уничтожает и создаёт заново.
Алан сжал ладонь в кулак, размазывая кровь по коже, по пальцам. А потом резко раскрыл её, неотрывно глядя на кончики собственных пальцев, и призывая - из собственной крови, из мира вокруг - и из миров, что лежали куда дальше - пламя. Негасимое, вечное пламя.