Ночь, в которой Алан признаётся своему старшему брату о том, как облажался, а тот доказывает ему, что даже атрибут покорности не может ничего изменить, если в тебе есть сила
Новый Орлеан, 8 сентября
Минуты текли за минутами. Алан сидел неподвижно, то и дело потирая пальцами запястья, на которых будто бы ещё чувствовалась хватка чужих ладоней. Часы оглушительно тикали в тишине, и через тысячу двести щелчков секундной стрелки Алан заставил себя подняться на ноги и собрать разбросанные по столу документы - медленно, складывая их аккуратной стопкой. Спрятав их в сейфе, он выскочил из вагона, и через некоторое время стоял перед дверью в купе охотника. Короткий стук.
- Бьорн…? - осеннее имя Гвидиона почему-то не ложилось на язык. - Можно поговорить?
За эту неделю Бьорн появился в поезде от силы пару раз и ненадолго. Но сейчас у него горел свет, а служанка сообщила, что он свободен.
Несколько перегородок между купе было снесено, и Гвидион неплохо обжился. Хотя, конечно, длинная комната требовала своеобразного подхода к обстановке. Сейчас он лениво валялся на диване, полуодетый и грызущий яблоко.
- Заходи уже, - отзвался он, хрустнув сочной круитчатой мякотью.
Алан прикрыл за собой дверь до щелчка и опёрся об неё спиной. Он молчал с пол десятка секунд, разглядывая купе и, мельком, самого Бьорна. А потом проговорил с коротким смешком.
- Ты выглядишь лучше.
- Что, не похож на Димитрия? Садись давай. И выкладывай, какой апокалипсис у тебя случился.
- Угу. Вроде того, - Алан помедлил, а потом всё же отошёл от двери, устроившись на диване - чуть дальше от Бьорна, чем садился обычно. И проговорил, не глядя на него. - Я… облажался. Не смертельно, и это не грозит никому из вас опасностью - и вообще, никому не грозит, но… я не могу это исправить.
- Тогда в чем ты облажался, если не грозит? - Гвидион бросил недоеденное яблоко на блюдо и протянул руку к Алану, чтобы шутливо дернуть его за ухо.
Алан чуть вздрогнул, но не отпрянул, только выдавил из себя кривоватую улыбку.
- В том, что… - это оказалось очень сложно - признаваться, - … что позволил своей злости взять над собой вверх. Я, ну, расплатился за это. Но не могу убежать от последствий.
- Та-ак, - вампира все же сгребли в охапку. В кольцо теплых, крепких рук, в которых билась пульсом искрящаяся Жизнь. - Нашел о чем жалеть. Рассказывай.
Алан зажмурился на мгновение. Зверь внутри пошевелился, уловив это биение - так близко, слишком близко, но он сжал хватку на загривке своего внутреннего чудовища, успокаивая.
- Я облажался, - повторил он. - Подставил… подставил своей злостью самого себя. Оказался не способен дать отпор. Время, ну… решит эту проблему, но я боюсь сорваться вновь.
- Алан... оглянись вокруг, пожалуйста. Ты видишь тут палача, пыточные инструменты и прочие атрибуты застенков Инквизиции?
Он передёрнул плечами и подался назад, пытаясь высвободиться из кольца тёплых рук.
- Не вижу, просто…
Алан замолчал, резким жестом стащил очки и растёр пальцами переносицу, прикрыв глаза. А потом проговорил слишком спокойным голосом, чтобы за этим спокойствием не слышались напряжение и злость.
- Просто я не удержал своего Зверя. Кинулся на… на другого Собрата. Он выбил из меня Зверя. Насадив на оленьи рога. А потом выебал. И чуть не сожрал. Я не знаю - не помню - почему он остановился, но… но зато помню вкус его крови.
- Мхм... милые у вас отношения, - после некоторой паузы проговорил Виктор. - У вас это нормально, насиловать друг друга? Насадив на рога?
- Откуда мне знать. Я никогда не… не знаю.
- Вашу всех маму. Или папу, - ругнулся подменыш. - Рассказывай дальше.
- Да нечего больше рассказывать, - как-то неожиданно устало повёл плечами Алан. - В этом всём - моя вина. Но, эмм... это можно было бы забыть. Пережить этот блядский месяц, пока, ну… чужая кровь не освободит меня. Но у мистера Эрреро другое мнение про это.
- Продолжай, - терпеливо попросил подменыш, разминая вампиру шею.
От прикосновения к шее Алан напрягся - «это Бьорн. это. Бьорн», но через пару очень долгих секунд заставил себя чуть опустить плечи. Говорить было сложно.
- Месяц. Месяц и это пройдёт. Я перестану, ну… дёргаться от этого голоса. Сила крови уйдёт. Сейчас я просто… злюсь. Злюсь за то, что оказался слишком слаб и теперь не смогу распознать опасность. Незнакомый Собрат. К которому тебя тянет, - в его голосе вспыхнуло на мгновение отчаяние. - Ненавижу быть слабым.
- Тогда почему ты не поставишь его на колени? Если ты силен. Ты предводитель по крови, а он всего лишь вампир. Мало ли, что он говорит, - Гвидион усмехнулся. - Да, возможно, я мог бы пытаться решать проблему за тебя. Но пора уже тебе взлетать.
- Но… поставить кого-то на колени, это значит - унизить, - Алан качнул головой. - Я не хочу этого.
- А так унижаешься ты.
- Унизь другого, чтобы не унизили тебя? - Алан на мгновение стиснул зубы. - Это неправильно.
- Заставь другого не унижать себя. Если он не понимает ничего, кроме унижений и иерархии, и смеет насиловать и унижать, то почему ты играешь с ним в хорошего и покорного?
- Я ни во что не играю, - почти прошипел Алан в ответ; но всё же где-то на краю сознания билось понимание - охотник прав. Он не смог дать отпор. Не смог выставить перед собой стену. - Я…
«Ты глупый. Бесполезный. Слабый»
Алан на мгновение сжал кулаки.
- Я не хочу стать таким, как остальные.
- О да, ты хочешь и рыбку съесть, и на острогу не напороться, - подменыш сжал пальцы сильнее, проводя вдоль позвоночника. - Чтобы тебе не пришлось доказывать свое право силой, ты должен ощущать и вести себя так, будто право у тебя уже есть. И тебе будут подчиняться добровольно, из уважения, а не из страха. И без унижений.
От касания горячих пальцев Алан слабо дёрнулся - сначала назад, к ладони, а потом - вперёд, уходя от неё. Спины словно касались лучи солнца - как тогда, когда он ещё не был мёртвым. Но греющего или обжигающего, он понять не мог.
- Ты говоришь так, словно я… должен прийти к Эрреро и, ну… делать вид, что я сильней его. Смотреть на него и ощущать свою силу. Которой нет. И не унизить. Я же… - он хмыкнул, невесело, - облажаюсь.
«Но я должен стать сильней. Да, я облажаюсь. Может быть. Или нет»
- Или нет… - повторил Алан вслух, и в голосе мелькнуло что-то, похожее на вызов самому себе.
- Не казаться. Быть. Что он тебе вообще может сделать, сломать? Он сентиментальный нежный сатир, который раздувает грудь и стучит копытцами, но что с того тебе, сидхе?
Последнее слово отозвалось в ушах звоном клинков и голосом Инги. На обратной стороне век вспыхнуло закатными пламенем солнце. Потянулись к небу острые игры башен. Мелькнуло улыбающееся лицо Леона - там, в Грезе. Алан зажмурился чуть крепче.
- Ничего. Это ничего не значит для Алана из дома Скатах.
- Именно. Дом Скатах пусть и был изгнан или ушел, но не потерял ни величия, ни силы. Твои клинки с тобой, твоя честь никуда не ушла только потому, что кто-то тут назвал тебя бесполезным.
Алан опустил взгляд на свои ладони. Беспомощное «у меня нет клинков» завязло на языке. Они были. Пусть не здесь. Пусть не сейчас. Но - были.
Он молча потянулся через плечо, нащупывая тёплую руку Бьорна и осторожно сжимая пальцы в немой благодарности.
- Возьми вон там ошейник, - подменыш махнул рукой в сторону тумбочки, где лежала полоска кожи. - И надень на меня.
Алан рывком обернулся к нему. Моргнул.
- Что…?
- Надень, говорю.
На Бьорна несколько секунд смотрели со странной смесью растерянности и, одновременно с этим - догадки о том, от кого у него этот ошейник. Потом Алан молча потянулся к тумбочке. И также, без слов, повернулся к охотнику, очень аккуратно застёгивая вокруг его горла ошейник и бережно поправляя попавшие под него пряди волос.
Подменыш улыбался. Потом протянул руку и ловко ухватил недоеденное яблоко.
- Видишь? От атрибута покорности разве что-то изменилось?
Алан почему-то уставился на яблоко в его руке, сморщил нос и беззвучно фыркнул.
- Нет.
- От телесной силы тоже ничего не меняется. От внешнего вида. Самым ярким выражением того, о чем я говорю, будет то, каким я пришел, когда тебя тащили на поводке. Это истинная сила сидхе. Сущность и воля.
С яблока Алан перевёл взгляд на самого Бьорна; глянул ему в глаза, на обхватившую шею полосу толстой кожи. И дёрнул уголками губ.
- Тогда ты был Светом. Словно солнце встало над тем пустырём.
- Светом, который не приемлет возражений. Мне воспротивился только один из них. Тот, кто был мне равен. Определи, кто равен тебе, кто выше, а кто ниже. Но учти, что ты не грязь под ногами.
Алан вскинул подбородок, и его улыбка стала чуть шире, хотя взгляд оставалась серьёзным.
- Ты в меня веришь, - он был будто бы удивлён этим. - Это… большая ответственность. Твоя вера. Придётся не подвести тебя.
- Да уж... брат. Иди уже, обломай рога сатиру. Он слишком много о себе возомнил.
Сказанное охотником «брат» заставило на секунду зажмуриться. Всё ещё слишком странно. Непривычно. И неуловимо-правильно. Алан поднялся на ноги, сделал пару шагов к двери, а потом замер и обернулся через плечо.
- Я хотел… предложить тебе как-нибудь, ну, посмотреть на ночной Новый Орлеан. Тут есть места. Странные. Вдруг это тебя, ну, отвлечёт. Повеселит может.
- Покажешь, - подменыш спокойно кивнул. - Я более или менее свободен сейчас от обязательств.
Алан улыбнулся - коротко и широко - и молча выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв её за собой.
Новый Орлеан, 8 сентября
Минуты текли за минутами. Алан сидел неподвижно, то и дело потирая пальцами запястья, на которых будто бы ещё чувствовалась хватка чужих ладоней. Часы оглушительно тикали в тишине, и через тысячу двести щелчков секундной стрелки Алан заставил себя подняться на ноги и собрать разбросанные по столу документы - медленно, складывая их аккуратной стопкой. Спрятав их в сейфе, он выскочил из вагона, и через некоторое время стоял перед дверью в купе охотника. Короткий стук.
- Бьорн…? - осеннее имя Гвидиона почему-то не ложилось на язык. - Можно поговорить?
За эту неделю Бьорн появился в поезде от силы пару раз и ненадолго. Но сейчас у него горел свет, а служанка сообщила, что он свободен.
Несколько перегородок между купе было снесено, и Гвидион неплохо обжился. Хотя, конечно, длинная комната требовала своеобразного подхода к обстановке. Сейчас он лениво валялся на диване, полуодетый и грызущий яблоко.
- Заходи уже, - отзвался он, хрустнув сочной круитчатой мякотью.
Алан прикрыл за собой дверь до щелчка и опёрся об неё спиной. Он молчал с пол десятка секунд, разглядывая купе и, мельком, самого Бьорна. А потом проговорил с коротким смешком.
- Ты выглядишь лучше.
- Что, не похож на Димитрия? Садись давай. И выкладывай, какой апокалипсис у тебя случился.
- Угу. Вроде того, - Алан помедлил, а потом всё же отошёл от двери, устроившись на диване - чуть дальше от Бьорна, чем садился обычно. И проговорил, не глядя на него. - Я… облажался. Не смертельно, и это не грозит никому из вас опасностью - и вообще, никому не грозит, но… я не могу это исправить.
- Тогда в чем ты облажался, если не грозит? - Гвидион бросил недоеденное яблоко на блюдо и протянул руку к Алану, чтобы шутливо дернуть его за ухо.
Алан чуть вздрогнул, но не отпрянул, только выдавил из себя кривоватую улыбку.
- В том, что… - это оказалось очень сложно - признаваться, - … что позволил своей злости взять над собой вверх. Я, ну, расплатился за это. Но не могу убежать от последствий.
- Та-ак, - вампира все же сгребли в охапку. В кольцо теплых, крепких рук, в которых билась пульсом искрящаяся Жизнь. - Нашел о чем жалеть. Рассказывай.
Алан зажмурился на мгновение. Зверь внутри пошевелился, уловив это биение - так близко, слишком близко, но он сжал хватку на загривке своего внутреннего чудовища, успокаивая.
- Я облажался, - повторил он. - Подставил… подставил своей злостью самого себя. Оказался не способен дать отпор. Время, ну… решит эту проблему, но я боюсь сорваться вновь.
- Алан... оглянись вокруг, пожалуйста. Ты видишь тут палача, пыточные инструменты и прочие атрибуты застенков Инквизиции?
Он передёрнул плечами и подался назад, пытаясь высвободиться из кольца тёплых рук.
- Не вижу, просто…
Алан замолчал, резким жестом стащил очки и растёр пальцами переносицу, прикрыв глаза. А потом проговорил слишком спокойным голосом, чтобы за этим спокойствием не слышались напряжение и злость.
- Просто я не удержал своего Зверя. Кинулся на… на другого Собрата. Он выбил из меня Зверя. Насадив на оленьи рога. А потом выебал. И чуть не сожрал. Я не знаю - не помню - почему он остановился, но… но зато помню вкус его крови.
- Мхм... милые у вас отношения, - после некоторой паузы проговорил Виктор. - У вас это нормально, насиловать друг друга? Насадив на рога?
- Откуда мне знать. Я никогда не… не знаю.
- Вашу всех маму. Или папу, - ругнулся подменыш. - Рассказывай дальше.
- Да нечего больше рассказывать, - как-то неожиданно устало повёл плечами Алан. - В этом всём - моя вина. Но, эмм... это можно было бы забыть. Пережить этот блядский месяц, пока, ну… чужая кровь не освободит меня. Но у мистера Эрреро другое мнение про это.
- Продолжай, - терпеливо попросил подменыш, разминая вампиру шею.
От прикосновения к шее Алан напрягся - «это Бьорн. это. Бьорн», но через пару очень долгих секунд заставил себя чуть опустить плечи. Говорить было сложно.
- Месяц. Месяц и это пройдёт. Я перестану, ну… дёргаться от этого голоса. Сила крови уйдёт. Сейчас я просто… злюсь. Злюсь за то, что оказался слишком слаб и теперь не смогу распознать опасность. Незнакомый Собрат. К которому тебя тянет, - в его голосе вспыхнуло на мгновение отчаяние. - Ненавижу быть слабым.
- Тогда почему ты не поставишь его на колени? Если ты силен. Ты предводитель по крови, а он всего лишь вампир. Мало ли, что он говорит, - Гвидион усмехнулся. - Да, возможно, я мог бы пытаться решать проблему за тебя. Но пора уже тебе взлетать.
- Но… поставить кого-то на колени, это значит - унизить, - Алан качнул головой. - Я не хочу этого.
- А так унижаешься ты.
- Унизь другого, чтобы не унизили тебя? - Алан на мгновение стиснул зубы. - Это неправильно.
- Заставь другого не унижать себя. Если он не понимает ничего, кроме унижений и иерархии, и смеет насиловать и унижать, то почему ты играешь с ним в хорошего и покорного?
- Я ни во что не играю, - почти прошипел Алан в ответ; но всё же где-то на краю сознания билось понимание - охотник прав. Он не смог дать отпор. Не смог выставить перед собой стену. - Я…
«Ты глупый. Бесполезный. Слабый»
Алан на мгновение сжал кулаки.
- Я не хочу стать таким, как остальные.
- О да, ты хочешь и рыбку съесть, и на острогу не напороться, - подменыш сжал пальцы сильнее, проводя вдоль позвоночника. - Чтобы тебе не пришлось доказывать свое право силой, ты должен ощущать и вести себя так, будто право у тебя уже есть. И тебе будут подчиняться добровольно, из уважения, а не из страха. И без унижений.
От касания горячих пальцев Алан слабо дёрнулся - сначала назад, к ладони, а потом - вперёд, уходя от неё. Спины словно касались лучи солнца - как тогда, когда он ещё не был мёртвым. Но греющего или обжигающего, он понять не мог.
- Ты говоришь так, словно я… должен прийти к Эрреро и, ну… делать вид, что я сильней его. Смотреть на него и ощущать свою силу. Которой нет. И не унизить. Я же… - он хмыкнул, невесело, - облажаюсь.
«Но я должен стать сильней. Да, я облажаюсь. Может быть. Или нет»
- Или нет… - повторил Алан вслух, и в голосе мелькнуло что-то, похожее на вызов самому себе.
- Не казаться. Быть. Что он тебе вообще может сделать, сломать? Он сентиментальный нежный сатир, который раздувает грудь и стучит копытцами, но что с того тебе, сидхе?
Последнее слово отозвалось в ушах звоном клинков и голосом Инги. На обратной стороне век вспыхнуло закатными пламенем солнце. Потянулись к небу острые игры башен. Мелькнуло улыбающееся лицо Леона - там, в Грезе. Алан зажмурился чуть крепче.
- Ничего. Это ничего не значит для Алана из дома Скатах.
- Именно. Дом Скатах пусть и был изгнан или ушел, но не потерял ни величия, ни силы. Твои клинки с тобой, твоя честь никуда не ушла только потому, что кто-то тут назвал тебя бесполезным.
Алан опустил взгляд на свои ладони. Беспомощное «у меня нет клинков» завязло на языке. Они были. Пусть не здесь. Пусть не сейчас. Но - были.
Он молча потянулся через плечо, нащупывая тёплую руку Бьорна и осторожно сжимая пальцы в немой благодарности.
- Возьми вон там ошейник, - подменыш махнул рукой в сторону тумбочки, где лежала полоска кожи. - И надень на меня.
Алан рывком обернулся к нему. Моргнул.
- Что…?
- Надень, говорю.
На Бьорна несколько секунд смотрели со странной смесью растерянности и, одновременно с этим - догадки о том, от кого у него этот ошейник. Потом Алан молча потянулся к тумбочке. И также, без слов, повернулся к охотнику, очень аккуратно застёгивая вокруг его горла ошейник и бережно поправляя попавшие под него пряди волос.
Подменыш улыбался. Потом протянул руку и ловко ухватил недоеденное яблоко.
- Видишь? От атрибута покорности разве что-то изменилось?
Алан почему-то уставился на яблоко в его руке, сморщил нос и беззвучно фыркнул.
- Нет.
- От телесной силы тоже ничего не меняется. От внешнего вида. Самым ярким выражением того, о чем я говорю, будет то, каким я пришел, когда тебя тащили на поводке. Это истинная сила сидхе. Сущность и воля.
С яблока Алан перевёл взгляд на самого Бьорна; глянул ему в глаза, на обхватившую шею полосу толстой кожи. И дёрнул уголками губ.
- Тогда ты был Светом. Словно солнце встало над тем пустырём.
- Светом, который не приемлет возражений. Мне воспротивился только один из них. Тот, кто был мне равен. Определи, кто равен тебе, кто выше, а кто ниже. Но учти, что ты не грязь под ногами.
Алан вскинул подбородок, и его улыбка стала чуть шире, хотя взгляд оставалась серьёзным.
- Ты в меня веришь, - он был будто бы удивлён этим. - Это… большая ответственность. Твоя вера. Придётся не подвести тебя.
- Да уж... брат. Иди уже, обломай рога сатиру. Он слишком много о себе возомнил.
Сказанное охотником «брат» заставило на секунду зажмуриться. Всё ещё слишком странно. Непривычно. И неуловимо-правильно. Алан поднялся на ноги, сделал пару шагов к двери, а потом замер и обернулся через плечо.
- Я хотел… предложить тебе как-нибудь, ну, посмотреть на ночной Новый Орлеан. Тут есть места. Странные. Вдруг это тебя, ну, отвлечёт. Повеселит может.
- Покажешь, - подменыш спокойно кивнул. - Я более или менее свободен сейчас от обязательств.
Алан улыбнулся - коротко и широко - и молча выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв её за собой.
@темы: Алан, 1926 год, Ингебьорн, 8 сентября