Ночь, в которой Алан смотрит в глаза пустоте. А потом поднимает меч.
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
Алана перехватили на полпути. Теплая ладонь с длинными ловкими пальцами погладила его по голове, слегка взъерошив волосы. Перед глазами мелькнули затейливые золотистые подвески.
Колдун не спрашивал. Молча помог умыться и избавиться от запаха крови. Осторожно раздел и укутал в одеяло, посадив себе на колени. И с тихим вздохом обнял, прижимая к груди так, чтобы рыжий ткнулся носом в многочисленные амулеты.
До этого всё было, как в тумане: Алан куда-то шёл, потом вели его, а потом всё кончилось, и осталось только тепло вокруг. Но внутри было холодно и что-то кололось - словно горло изнутри обхватил терновый ошейник, и колкие ветви пытаются прорваться вниз - к сердцу. Алан прерывисто выдохнул… а потом с силой зажмурился, чувствуя, как по щекам бегут слёзы и вместо ровного дыхания выходят только судорожные всхлипы.
Он пытался успокоиться. Пытался.
Его не пытались прервать, успокоить. Только продолжали поглаживать. Чужие сухие губы коснулись лба, а пальцы прижали голову крепче.
От прикосновения губ терновник внутри впился только крепче, и вторя ему, Алан вцепился пальцами в рубашку Пилигрима и сдавленно, неразборчиво, сквозь слёзы, заговорил.
- Я не хотел... пытать. Хотел спасти... об-боих. От крови на руках. А Леон ушёл. Я снова не... не такой. Не прав. И всё горело. Н-надо его... идти за ним. Что-то делать. А я не могу. Не хочу. Не знаю.
Он вцепился в наставника крепче, обеими руками и уже не проговорил - прорыдал:
- Зачем... зачем это всё?
- Не знаю. Я спрашивал когда-то бога, но он мне не ответил, - еще немного крепче. - Отдыхай. Или, если хочешь, говори. Все, что ты захочешь. Я помогу тебе.
- Я не хочу... - проревел Алан, вкладывая в эти детские и жалкие слова... всё.
- Хорошо, - покладисто сказал маг. слегка покачивая ученика. - Все будет так, чтобы ты был счастлив в мире.
Алан помотал головой.
- Н-не будет. Миру... плевать. Я никто. Чья-то... задумка. Какое ему дело.
Слёзы не уходили; их было так много, что Алану казалось - он сейчас задохнётся. Как тогда, в ангаре, в дыму и пыли. Его передёрнуло от липкого ощущения не ушедшего страха. Послышался ещё один всхлип.
- Или наоборот, - сухие пальцы стирали слезы. - Возможно, ты единственный истинный человек здесь. Кто знает.
Он не понял; сейчас - не понял, и вновь замотал головой, давясь слезами и соплями, понимая, как жалко выглядит.
- Я не могу... - он слегка дёрнул рубашку Пилигрима, но в жесте не было ничего, кроме обиды. На мир. На самого себя. На непроходящую боль в груди. - Надо. Идти. Нельзя не... а я не могу. Хочу опять на свою... башню. И сидеть там. Но кто я... кто я буду тогда?
- Я знаю, что можно сделать, но это время.. так что, - колдун поднял тело подростка и уложил, принимаясь аккуратно и тщательно разминать мышцы. - Представь, что ты на башне. На той, где встретил Серафима. Отдыхай. Это хорошая башня. Она не так жестока, как Железная, она позволит тебе полежать и набраться сил.
Алан всхлипнул уже тише. Потом съёжился под ладонями Пилигрима, пытаясь сжаться в комок, но повинуясь прикосновениям ладоней - слегка расслабился... и снова застыл.
- Я боюсь опоздать. Не успеть, пока отдыхаю. Не успеть... спасти.
- А не отдохнув ты не спасешь точно. Не будет сил. ты будешь видеть, как гибнут, но быть в цепях собственно усталости, - ритм движений выравнивался, сначала отвечая на бешеное сердцебиение, а потом постепенно замедляясь.
Алан неловко перекатился на бок, притянул к груди руку наставника и замер, зажмурившись и то и дело шмыгая носом. Он лежал молча довольно долго, а потом тихо спросил:
- Я... плохой ученик, да?
- Хороший. Вы все хорошие, - колдун со вздохом сел, положив рыжую голову к себе на колени. - И я никому из вас не хочу воя в одиночестве.
- А сам... воешь, - Алан с трудом шевельнул губами. В голову словно набили ваты. - Ученик тоже должен, ну... защищать. Тебя. Прости.
- С чего это? Ученик почти всегда слабее и младше, иначе не стал бы учиться. Он ничего не должен, кроме того, чтобы учиться и не быть мудаком. Последнее тоже необязательно. Спи.
- Должен… - невнятно, но упрямо пробормотал Алан, наконец хоть немного расслабившись. Его ладонь сжалась на мгновение поверх пальцев колдуна, словно пытаясь выразить всё, что - и чем - должен быть ученик.
Сон подступил быстро.
Бездна пела голосами тысяч падших ангелов. Бездна обвивалась терновыми ветвями вокруг рук, залепляла глаза и уши, а в следующий момент - хлёстко била по лицу, но не шипами, чем-то скользким, холодным и влажным, пахнущим океаном и гниющими водорослями.
Где-то над головой хохотал тот, чьё имя раскатывалось низким гулом колоколов на сожжённой колокольне. Бе-ли-ал.
Всё сожжено. Всё погребено под водой. Ветер разметал пепел и не осталось ничего.
Ты проиграл. Ты никого не спас, ты выронил меч, опоздал, не сумел, глупец и трус, на что ты надеялся, если руки твои - слабы, и ты сам слаб.
Он пытался бежать. Прочь - от Бездны или в Бездну, помня что когда-то - получилось! он смог! когда-то она ответила ему и подставилась под ладони - но под ногами не было ничего, и он падал вниз. Или вверх. В темноте слышался смех, и мерцали золотисто-алые глаза, обещая - всё, что тебе дорого, будет сожжено.
Ты не спасёшь их. Ты не ангел. Ты - никто. Где твои силы? Где твоя душа? Их нет, и когда тебя позовёт Умбра, ты вернёшься обратно, ведь ты - просто осколок, решивший, что имеет право на имя, на жизнь. Твои дороги - тупик. Твои мечты - пустота.
Видишь этот росчерк в черноте? Это меч, который пронзит сердца тех, кого ты любишь. Смотри, смотри не отрываясь, потому что оплетает со всех сторон океанская вода, не даёт отвернуться, не даёт дёрнуться. Взмах - и падает одна душа за другой. Гибнет Сокол. Гибнет Королева. Гибнет Рыжая Тварь. Кричи, не кричи - тебе не спасти их и остальных.
Последний взмах - он для Сына Бездны. Ты хотел удержать его на краю обрыва, хотел защитить, хотел подарить огонь и тепло? Глупец. Так смотри же, как он падает, как Зима принимает его в объятия и пожирает, как от него не остаётся ни-че-го.
И от тебя тоже ничего не останется, потому что подступает, облизывая щёки ледяным языком, Пустота. В ней нет ничего. Ни смерти. Ни темноты. Ни-че-го. Нет даже самой пустоты.
Добро пожаловать, Алан Каллахан.
В бездне взвыли тысячами голосов пленные демоны. Демоны человеческих душ, никогда не бывшие Падшими. Свистнула обжигающая плеть, и рука в Железной Перчатке схватила Алана. Холодная, властная и жесткая. Рука далеко не ангела.
Варлок не имел крыльев, но это не мешало ему взлетать на колеснице, запряженной его собственными страхами и болью. Плеть снова свистнула, подгоняя их.
Пустота тянулась за ним, пыталась утащить обратно, вгрызалась в него, стремясь добраться до сердца, растечься по венам. Но чем выше поднималась колесница, тем слабей она становилась. И тем громче билось набатом в ушах - «не имеешь права». Не имеешь права, ведь ты выронил меч и позволил им умереть. Им всем. Оглянись назад, пока ещё можешь, посмотри, как тают их души в черноте. Тебя спасут - но у тебя нет права на жизнь. Нет права ни на что.
Отпусти. Отпустиотпустиотпусти
Он забился в железной хватке.
Кажется, варлока это не волновало. Демоны выли, бесились на поводках, разрывая и сминая реальность кошмара.
Повернул голову и улыбнулся Сокол. Рассмеялась Королева, встрепавшая светлые волосы сына. Скрестил руки на груди и что-то язвительно сказал Сын Бездны.
Подними меч.
Я не могу. Где храбрость? Где сила? Я слаб, и не удержать меч, не принять удар, не защитить, не ответить.
Только обжигает правое плечо лёд, и скользит по левому - свет, а у сердца свивается тьма.
…Я не могу не поднять меч.
Он оттягивает руку, он тяжёлый и кажется, вот-вот - уронишь, но нет. Держать. Держать так крепко, как можешь, держать ценой своей жизни, пусть даже после этого её не останется.
Он очнулся в темном коконе, и горячие руки снова прижимали его голову к груди, где за кожей и ребрами ровно стучало чужое сердце.
Темнота. Духота. Алан забился, дёрнулся, пытаясь вывернуться, но сквозь гул в ушах донесся этот мерный, живой стук, и он замер, мелко вздрагивая. Рядом кто-то выл, тонко и отчаянно, и он не сразу понял, что воет - он сам.
Ему позволили немного развернуться, вдохнуть немного свежего воздуха (если можно так назвать прогретый и пронизанный запахами воздух Нового Орлеана).
- Тише, тише, - колдун лежал, прижимая Алана к себе плотнее. - Ты не один. Тебя не бросили.
- Они погибли. Все. Погибли, - он вцепился в Пилигрима, тёплого, живого, настоящего, не сгинувшего в пустоте, не пронзённого мечом. Тело дрожало, словно ещё помнило прикосновение пустоты. - И ты…
… спустился туда, забрал меня. А потом я взял в руки меч.
Алан всхлипнул. И, кусая губы, беззвучно заплакал, пытаясь вытолкнуть из себя ошмётки кошмара.
- Ты знаешь, хорошо, что ты не пророк, - под нос Алану ткнулась чашка с прохладной водой.
Он позволил Пилигриму себя напоить; его всё ещё трясло, и было холодно даже в коконе из одеяла.
- Не пророк, - Алан прикрыл глаза. Шмыгнул носом. - Не хочу больше… спать.
«Там пустота».
- Тогда не спи. Ты ведь знаком с техниками медитации? Тебе сейчас будет полезно. Тело отдохнуло немного, пора отдохнуть и разуму.
- Мой Сир… научил меня, - Алан нехотя вывернулся из объятий - «нет, он не исчезнет», и сполз с дивана на пол, прихватив с собой одеяло. Пол был настоящий. Всё вокруг было настоящим.
Он сел, сначала неровно, но потом заставил себя выпрямиться, скрестить ноги и глубоко вдохнуть. Вдох-выдох - накатывает ледяная пустота, гладит вдоль спины - вдох-выдох - не паниковать, дышать, вокруг настоящий мир, все живы, мы все ещё живы - вдох…
… и мерный ритм дыхания подхватил, помог расслабиться, отпустить себя и всё вокруг. Алан был светом, звуком, и одновременно с этим - спокойным дыханием, и где-то внутри него что-то выпрямлялось, вскидывало голову… когда вновь накатила удушающая Пустота, сжала клещами сердце, вцепилась в горло, разрывая его все умрут я заберу их ты не защитишь выронишь меч не удержишь никого меня не остановить
Алан вскрикнул, выдираясь из транса, и съёжился на полу, прикрыв голову руками и мечтая только об этом - чтобы это прекратилось.
И снова ткнулся в теплые руки. Колдун тяжело вздохнул и перевесил на шею ученику один из своих амулетов.
- Сожми и представь, что берешь силу как из источника.
Алан, не вставая с пола, осторожно сжал пальцы вокруг амулета. Источник… он представил себе пламя свечи, крохотный огонь, облизывающий ладонь, сила которого обматывается вокруг пальцев, как нити паутины. Силу амулета тоже можно было осторожно навязать на ладонь, а оттуда - перебросить нить к сердцу.
В голове не прояснилось, но почему-то стало гораздо проще жить. Жить и справляться с миром, с самим собой, со своими страхами. Текущая по нитям Воля была не такой, как у Алана. Более упрямой. Более холодной и разрушительной. Ты уже прошел свое Чистилище и свободен от всех грехов. Весь мир лежит в твоих руках.
Алан, не моргая, смотрел перед собой.
Бери меч. Выходи на дорогу. Там тебя ждёт то, с чем ты должен сразиться. Ты знаешь, ради кого ты должен выдержать. Знаешь их имена
Он выдохнул, перевернулся на спину и глянул снизу вверх на Пилигрима - его имя - покрасневшими, распухшими от слёз глазами. И неловко улыбнулся.
- Кажется, мне... ну. Стоит сварить нам кофе.
28 апреля, Новый Орлеан, железнодорожное депо
Алана перехватили на полпути. Теплая ладонь с длинными ловкими пальцами погладила его по голове, слегка взъерошив волосы. Перед глазами мелькнули затейливые золотистые подвески.
Колдун не спрашивал. Молча помог умыться и избавиться от запаха крови. Осторожно раздел и укутал в одеяло, посадив себе на колени. И с тихим вздохом обнял, прижимая к груди так, чтобы рыжий ткнулся носом в многочисленные амулеты.
До этого всё было, как в тумане: Алан куда-то шёл, потом вели его, а потом всё кончилось, и осталось только тепло вокруг. Но внутри было холодно и что-то кололось - словно горло изнутри обхватил терновый ошейник, и колкие ветви пытаются прорваться вниз - к сердцу. Алан прерывисто выдохнул… а потом с силой зажмурился, чувствуя, как по щекам бегут слёзы и вместо ровного дыхания выходят только судорожные всхлипы.
Он пытался успокоиться. Пытался.
Его не пытались прервать, успокоить. Только продолжали поглаживать. Чужие сухие губы коснулись лба, а пальцы прижали голову крепче.
От прикосновения губ терновник внутри впился только крепче, и вторя ему, Алан вцепился пальцами в рубашку Пилигрима и сдавленно, неразборчиво, сквозь слёзы, заговорил.
- Я не хотел... пытать. Хотел спасти... об-боих. От крови на руках. А Леон ушёл. Я снова не... не такой. Не прав. И всё горело. Н-надо его... идти за ним. Что-то делать. А я не могу. Не хочу. Не знаю.
Он вцепился в наставника крепче, обеими руками и уже не проговорил - прорыдал:
- Зачем... зачем это всё?
- Не знаю. Я спрашивал когда-то бога, но он мне не ответил, - еще немного крепче. - Отдыхай. Или, если хочешь, говори. Все, что ты захочешь. Я помогу тебе.
- Я не хочу... - проревел Алан, вкладывая в эти детские и жалкие слова... всё.
- Хорошо, - покладисто сказал маг. слегка покачивая ученика. - Все будет так, чтобы ты был счастлив в мире.
Алан помотал головой.
- Н-не будет. Миру... плевать. Я никто. Чья-то... задумка. Какое ему дело.
Слёзы не уходили; их было так много, что Алану казалось - он сейчас задохнётся. Как тогда, в ангаре, в дыму и пыли. Его передёрнуло от липкого ощущения не ушедшего страха. Послышался ещё один всхлип.
- Или наоборот, - сухие пальцы стирали слезы. - Возможно, ты единственный истинный человек здесь. Кто знает.
Он не понял; сейчас - не понял, и вновь замотал головой, давясь слезами и соплями, понимая, как жалко выглядит.
- Я не могу... - он слегка дёрнул рубашку Пилигрима, но в жесте не было ничего, кроме обиды. На мир. На самого себя. На непроходящую боль в груди. - Надо. Идти. Нельзя не... а я не могу. Хочу опять на свою... башню. И сидеть там. Но кто я... кто я буду тогда?
- Я знаю, что можно сделать, но это время.. так что, - колдун поднял тело подростка и уложил, принимаясь аккуратно и тщательно разминать мышцы. - Представь, что ты на башне. На той, где встретил Серафима. Отдыхай. Это хорошая башня. Она не так жестока, как Железная, она позволит тебе полежать и набраться сил.
Алан всхлипнул уже тише. Потом съёжился под ладонями Пилигрима, пытаясь сжаться в комок, но повинуясь прикосновениям ладоней - слегка расслабился... и снова застыл.
- Я боюсь опоздать. Не успеть, пока отдыхаю. Не успеть... спасти.
- А не отдохнув ты не спасешь точно. Не будет сил. ты будешь видеть, как гибнут, но быть в цепях собственно усталости, - ритм движений выравнивался, сначала отвечая на бешеное сердцебиение, а потом постепенно замедляясь.
Алан неловко перекатился на бок, притянул к груди руку наставника и замер, зажмурившись и то и дело шмыгая носом. Он лежал молча довольно долго, а потом тихо спросил:
- Я... плохой ученик, да?
- Хороший. Вы все хорошие, - колдун со вздохом сел, положив рыжую голову к себе на колени. - И я никому из вас не хочу воя в одиночестве.
- А сам... воешь, - Алан с трудом шевельнул губами. В голову словно набили ваты. - Ученик тоже должен, ну... защищать. Тебя. Прости.
- С чего это? Ученик почти всегда слабее и младше, иначе не стал бы учиться. Он ничего не должен, кроме того, чтобы учиться и не быть мудаком. Последнее тоже необязательно. Спи.
- Должен… - невнятно, но упрямо пробормотал Алан, наконец хоть немного расслабившись. Его ладонь сжалась на мгновение поверх пальцев колдуна, словно пытаясь выразить всё, что - и чем - должен быть ученик.
Сон подступил быстро.
Бездна пела голосами тысяч падших ангелов. Бездна обвивалась терновыми ветвями вокруг рук, залепляла глаза и уши, а в следующий момент - хлёстко била по лицу, но не шипами, чем-то скользким, холодным и влажным, пахнущим океаном и гниющими водорослями.
Где-то над головой хохотал тот, чьё имя раскатывалось низким гулом колоколов на сожжённой колокольне. Бе-ли-ал.
Всё сожжено. Всё погребено под водой. Ветер разметал пепел и не осталось ничего.
Ты проиграл. Ты никого не спас, ты выронил меч, опоздал, не сумел, глупец и трус, на что ты надеялся, если руки твои - слабы, и ты сам слаб.
Он пытался бежать. Прочь - от Бездны или в Бездну, помня что когда-то - получилось! он смог! когда-то она ответила ему и подставилась под ладони - но под ногами не было ничего, и он падал вниз. Или вверх. В темноте слышался смех, и мерцали золотисто-алые глаза, обещая - всё, что тебе дорого, будет сожжено.
Ты не спасёшь их. Ты не ангел. Ты - никто. Где твои силы? Где твоя душа? Их нет, и когда тебя позовёт Умбра, ты вернёшься обратно, ведь ты - просто осколок, решивший, что имеет право на имя, на жизнь. Твои дороги - тупик. Твои мечты - пустота.
Видишь этот росчерк в черноте? Это меч, который пронзит сердца тех, кого ты любишь. Смотри, смотри не отрываясь, потому что оплетает со всех сторон океанская вода, не даёт отвернуться, не даёт дёрнуться. Взмах - и падает одна душа за другой. Гибнет Сокол. Гибнет Королева. Гибнет Рыжая Тварь. Кричи, не кричи - тебе не спасти их и остальных.
Последний взмах - он для Сына Бездны. Ты хотел удержать его на краю обрыва, хотел защитить, хотел подарить огонь и тепло? Глупец. Так смотри же, как он падает, как Зима принимает его в объятия и пожирает, как от него не остаётся ни-че-го.
И от тебя тоже ничего не останется, потому что подступает, облизывая щёки ледяным языком, Пустота. В ней нет ничего. Ни смерти. Ни темноты. Ни-че-го. Нет даже самой пустоты.
Добро пожаловать, Алан Каллахан.
В бездне взвыли тысячами голосов пленные демоны. Демоны человеческих душ, никогда не бывшие Падшими. Свистнула обжигающая плеть, и рука в Железной Перчатке схватила Алана. Холодная, властная и жесткая. Рука далеко не ангела.
Варлок не имел крыльев, но это не мешало ему взлетать на колеснице, запряженной его собственными страхами и болью. Плеть снова свистнула, подгоняя их.
Пустота тянулась за ним, пыталась утащить обратно, вгрызалась в него, стремясь добраться до сердца, растечься по венам. Но чем выше поднималась колесница, тем слабей она становилась. И тем громче билось набатом в ушах - «не имеешь права». Не имеешь права, ведь ты выронил меч и позволил им умереть. Им всем. Оглянись назад, пока ещё можешь, посмотри, как тают их души в черноте. Тебя спасут - но у тебя нет права на жизнь. Нет права ни на что.
Отпусти. Отпустиотпустиотпусти
Он забился в железной хватке.
Кажется, варлока это не волновало. Демоны выли, бесились на поводках, разрывая и сминая реальность кошмара.
Повернул голову и улыбнулся Сокол. Рассмеялась Королева, встрепавшая светлые волосы сына. Скрестил руки на груди и что-то язвительно сказал Сын Бездны.
Подними меч.
Я не могу. Где храбрость? Где сила? Я слаб, и не удержать меч, не принять удар, не защитить, не ответить.
Только обжигает правое плечо лёд, и скользит по левому - свет, а у сердца свивается тьма.
…Я не могу не поднять меч.
Он оттягивает руку, он тяжёлый и кажется, вот-вот - уронишь, но нет. Держать. Держать так крепко, как можешь, держать ценой своей жизни, пусть даже после этого её не останется.
Он очнулся в темном коконе, и горячие руки снова прижимали его голову к груди, где за кожей и ребрами ровно стучало чужое сердце.
Темнота. Духота. Алан забился, дёрнулся, пытаясь вывернуться, но сквозь гул в ушах донесся этот мерный, живой стук, и он замер, мелко вздрагивая. Рядом кто-то выл, тонко и отчаянно, и он не сразу понял, что воет - он сам.
Ему позволили немного развернуться, вдохнуть немного свежего воздуха (если можно так назвать прогретый и пронизанный запахами воздух Нового Орлеана).
- Тише, тише, - колдун лежал, прижимая Алана к себе плотнее. - Ты не один. Тебя не бросили.
- Они погибли. Все. Погибли, - он вцепился в Пилигрима, тёплого, живого, настоящего, не сгинувшего в пустоте, не пронзённого мечом. Тело дрожало, словно ещё помнило прикосновение пустоты. - И ты…
… спустился туда, забрал меня. А потом я взял в руки меч.
Алан всхлипнул. И, кусая губы, беззвучно заплакал, пытаясь вытолкнуть из себя ошмётки кошмара.
- Ты знаешь, хорошо, что ты не пророк, - под нос Алану ткнулась чашка с прохладной водой.
Он позволил Пилигриму себя напоить; его всё ещё трясло, и было холодно даже в коконе из одеяла.
- Не пророк, - Алан прикрыл глаза. Шмыгнул носом. - Не хочу больше… спать.
«Там пустота».
- Тогда не спи. Ты ведь знаком с техниками медитации? Тебе сейчас будет полезно. Тело отдохнуло немного, пора отдохнуть и разуму.
- Мой Сир… научил меня, - Алан нехотя вывернулся из объятий - «нет, он не исчезнет», и сполз с дивана на пол, прихватив с собой одеяло. Пол был настоящий. Всё вокруг было настоящим.
Он сел, сначала неровно, но потом заставил себя выпрямиться, скрестить ноги и глубоко вдохнуть. Вдох-выдох - накатывает ледяная пустота, гладит вдоль спины - вдох-выдох - не паниковать, дышать, вокруг настоящий мир, все живы, мы все ещё живы - вдох…
… и мерный ритм дыхания подхватил, помог расслабиться, отпустить себя и всё вокруг. Алан был светом, звуком, и одновременно с этим - спокойным дыханием, и где-то внутри него что-то выпрямлялось, вскидывало голову… когда вновь накатила удушающая Пустота, сжала клещами сердце, вцепилась в горло, разрывая его все умрут я заберу их ты не защитишь выронишь меч не удержишь никого меня не остановить
Алан вскрикнул, выдираясь из транса, и съёжился на полу, прикрыв голову руками и мечтая только об этом - чтобы это прекратилось.
И снова ткнулся в теплые руки. Колдун тяжело вздохнул и перевесил на шею ученику один из своих амулетов.
- Сожми и представь, что берешь силу как из источника.
Алан, не вставая с пола, осторожно сжал пальцы вокруг амулета. Источник… он представил себе пламя свечи, крохотный огонь, облизывающий ладонь, сила которого обматывается вокруг пальцев, как нити паутины. Силу амулета тоже можно было осторожно навязать на ладонь, а оттуда - перебросить нить к сердцу.
В голове не прояснилось, но почему-то стало гораздо проще жить. Жить и справляться с миром, с самим собой, со своими страхами. Текущая по нитям Воля была не такой, как у Алана. Более упрямой. Более холодной и разрушительной. Ты уже прошел свое Чистилище и свободен от всех грехов. Весь мир лежит в твоих руках.
Алан, не моргая, смотрел перед собой.
Бери меч. Выходи на дорогу. Там тебя ждёт то, с чем ты должен сразиться. Ты знаешь, ради кого ты должен выдержать. Знаешь их имена
Он выдохнул, перевернулся на спину и глянул снизу вверх на Пилигрима - его имя - покрасневшими, распухшими от слёз глазами. И неловко улыбнулся.
- Кажется, мне... ну. Стоит сварить нам кофе.