Ночь, в которой служитель Господа и служитель Детей Бездны говорят о душе и Звере, и оба остаются не слишком довольны разговором
Майская Ночь, Новый Орлеан, городской парк
Антимо наблюдал за юным господином Дамиано, кружившемся в танце, и за старшим господином Дамиано с почтительного расстояния. Ночь дышала грозой и ветром, Греза маревом колыхалась над землей, неподвластная ее естеству, непостоянная, преходящая - и вряд ли оделила бы своими милостями двоих господ, неподвластных головокружительному упоению майского празднества, а поэтому искушать ее не стоило. Сделав Иштвану жест следовать за ним, Антимо шагнул под склонившиеся почти до земли ветви плакучей ивы. Отсюда они могли видеть всех, а сами не бросались в глаза никому, разве что кто-нибудь специально попытался бы их разыскать - но вряд ли кто бы то ни было из присутствующих хватился бы их до самого рассвета, если вообще хватился.
- Вы не будете против скоротать время за приятной беседой, Иштван? - поинтересовался дворецкий. - И вы, и я присутствуем на сегодняшнем торжестве отнюдь не в качестве гостей, а значит, можем не утруждать себя показной радостью и натужным весельем в угоду собравшимся. Если меня не обманывает чутье, вы, как и я, отнюдь не в восторге от этого праздника или всех тех, кто на него явился.
Салюбри садиться не стал, наблюдая даже не за Леоном (что он там не видел или не увидит еще?), а за окружением.
- Это сложный вопрос. И я хотел бы заранее просить уточнений, зачем он мне задан.
- Затем, что до рассвета еще далеко. Когда развлекаешься, время летит незаметно - но сегодня ни вы, ни я не поддались соблазну окунуться в этот водоворот страстей и потакания собственному тщеславию, и поэтому я опасаюсь заскучать. За разговором оставшиеся до утра часы пройдут немного быстрее.
- Заскучать? - Иштван недовольно повел головой, а потом и плечами. - Для того, чтобы не скучать, есть работа. А не то, что вы только что называли поддаться соблазну и потакать тщеславию осуждения и банальных сплетен.
- Моя работа на сегодня уже сделана. В какой-то момент даже полководец понимает, что все возможные приготовления сделаны, все приказы отданы, отступать поздно и успех баталии уже зависит не от него, а от тех, кого он отправил за смертью или победой. Ему остается только наблюдать, как это делаю я сейчас. Или вы действительно опасаетесь нападения... Со стороны? - Антимо с интересом наклонил голову. - Нападения здесь и сейчас, когда под удобным предлогом под южными звездами в одном месте собрались сильные мира сего, не говоря уже о сильнейших?
- Я могу опасаться или не опасаться. Это не имеет значения, - Салюбри холодно улыбнулся. - Я знаю, как можно устроить здесь смертоубийство и даже поименно тех, кто способен отдать нужный приказ. Именно здесь и именно сейчас. Например, это можете сделать вы.
- Вне всякого сомнения. - дворецкий скромно наклонил голову, отдавая должное проницательности собеседника. - Это мог бы сделать любой их собравшихся здесь - я, или вы, или сам юный господин Дамиано - и все же вместо кровопролития мы любуемся праздником и мирно беседуем, делая вид, что все в полном порядке. Полагаю, что некоторые из тех, на кого я смотрю сейчас, действительно в это верят - но не вы. Для многих из собравшихся здесь притворство настолько вошло в душу, что стало второй натурой и вот-вот заменит собой первую, но не для вас, Иштван. Вы удивительно искренни. Полагаю, вы откажетесь удовлетворить мое любопытство и рассказать о той стезе, которая сделала вас тем, кто вы есть сейчас? Или хотя бы о первых ее шагах?
- За что кукушка хвалит петуха... - третий глаз, освобожденный от ткани, пару раз моргнул. - Еще раз. Зачем вам знать что-то обо мне и моей судьбе?
- Я любопытен. Кроме того, и вы, и я поступили в услужение юному господину Дамиано не так давно - в какой-то мере это сближает. Не сомневаюсь, что у нас обоих впереди множество удивительных откровений. - Антимо пожал плечами. - Но вернемся к коему вопросу. Я любопытен и готов предоставить вам ответную любезность, обменяв искренность на искренность, один мой вопрос в обмен на ваш, и так до тех пор, пока собеседник не пожелает замолчать. Впрочем, если мне не удалось пробудить искру вашего интереса, я готов замолчать и оставить вас в покое уже сейчас. Silentium est aurum.
- Я бы предпочел, чтобы вопросы услужения не относились к нашим с Дамиано отношениям, - проворчал Салюбри. - Да, это известная игра, но мне она неинтересна. Подозреваю, что действительно важные вопросы будут встречены искренними, но уклончивыми ответами, а остальное относится только к перекидыванию картами, как в балагане.
- Уклончивые ответы лишают игру смысла. - Антимо пожал плечами. - А вы не тот человек, с которым мне было бы интересно состязаться в гибкости ума - не сочтите мои слова за оскорбление. Это умение изначально присуще льстецам и поэтам, не воинам - и уж тем более не воинам Господа. Поэтому я и задал вам свой вопрос. Такая возможность выпадает не слишком часто.
- Похоже, вы мало знаете о воинах Господа, - Иштван продолжал осматривать окружающее пространство, изредка останавливаясь взглядом на танцующих. - Всегда есть шанс прикрыться листком из Священного Писания, там найдется ответ на любой случай.
- Именно так! И не хочу упускать возможности узнать больше. Я не встречал таких людей, как вы - но много ли найдется тех, кто способен сказать обратное? Я знаю, что движет мной, у меня было достаточно времени, чтобы это осознать. Я знаю, что движет ими - Неопределенный жест в воздухе пренебрежительно обрисовал блистательное собрание - но ничего не знаю о том, что движет вас. Не отказывайте мне в простой просьбе, и я буду искренне вам благодарен.
- За-чем? - жестко переспросил Салюбри, резко повернув голову и скользнув по такому сдобному и милому дворецкому алеющим взглядом третьего глаза.
- Затем, что с кем еще из всего этого блистательного собрания я могу поговорить о Боге? - Антимо прищурился в ответ.
- А причем тут тогда я?! - недоумение было совершенно искренним. - Я не...
- Потому что одного взгляда на вас достаточно, чтобы увидеть, что вами движет вера - но я не могу сказать, вера во что, и этот вопрос не дает мне покоя. Вера в провидение? В собственные силы? В то, что воздастся каждому по делам его? Я хочу это понять - хотя бы для того, чтобы убедиться, что я ошибся и идти дальше.
- Вера в то, что Иисус был не единственным достойным человеком в этом мире, - наконец проговорил Иштван. - Он был наполовину богом, но это значит лишь, что в людях не хватает бога, чтобы стать... похожими.
Антимо наклонил голову. - Это хорошие слова. Тот, кто стремится к Богу, достоин уважения, а тот, кто ощущает его в себе - достоин уважения вдвойне. - по лицу дворецкого пробежала странная болезненная гримаса. - Я разделяю вашу веру в то, что люди способны на это - но мы-то с вами не люди! Каждый человек, праведник или грешник, судим будет по делам своим, ибо душа его бессмертна - но мы не грешники, и души у нас нет! Века, столетия нашего существования лишь попытка отсрочить неизбежное. Я верю в Господа и всех его ангелов, верю в воскресение Господне и жизнь вечную - для людей, наделенных бессмертной душой, но не для нас! - Антимо задохнулся, помолчал и уже спокойнее продолжил. - Я хочу знать, как вам удается хранить в своем сердце веру, несмотря на это, Иштван. Я действительно хочу это знать.
- Я считаю, что душа у нас есть, - он пожал плечами. - Когда я прекратил смертное существование, я не ощутил потери чего-то. Да, Зверь... но это та сторона, которая привнесена извне, она новая, а не замена чему-то старому.
- Извне... Антимо провел по лбу рукой в белой перчатке. - Извне - откуда? Нет, это было бы слишком легко. Я видел, как люди творят страшные преступления, а потом утверждают, что их попутал дьявол - но ни от кого из них не пахло серой, и никого из них не жгло прикосновение распятия и не заставляла корчиться святая вода. Это слишком удобное, слишком простое оправдание, которым легко скрывать свои низменные порывы и порочную слабость. Зверь - это перерождение и окончательная гибель души.
- Извне потому, что у людей его нет. Я обдумывал, что это низменные порывы. Нет, все же не то. Зверь есть даже у самого нравственного и чистого каинита, но его нет у самого отпетого преступника, если он не психопат. У меня была возможность наблюдать за тем, как перерождаются люди, которых сбросили в яму. И за тем, как из омерзительного чудовища проглядывает вновь чистота. Шабаш... показателен.
- Конечно же, у людей его нет. Перерождение - это очень меткое и удачно подобранное слово. Есть ли Зверь у отпетого преступника? Конечно же, нет, как нет крыльев у гусеницы. Она получает их только после того, как превращается в бабочку, и да, я отдаю себе отчет в том, насколько смешно и нелепо это сравнение - но это все равно то же самое существо. Что же до чистоты... Стремления Зверя, особенно поначалу, сродни порывам человеческой души. И если при жизни человек хотя бы раз думал о праведности, Зверь изредка будет стремиться к ней же, хотя бы на первых порах, чтобы каинит мог потешить себя мыслью о том, что он не такой, как другие... - Антимо покачал головой. - Пустое тщеславие. Сродни тому, которое окружает нас здесь и сейчас.
- Так причем тут наличие души? Ты полагаешь, что она преображается в Зверя?
- Разве это не очевидно? Что есть у человека и чего нет у потомков Каина? Душа. Что есть потомков Каина и чего нет у людей? Зверь. И легче верблюду пройти через игольное ушко, чем Зверю войти в царствие небесное. Когда я это понял, а это случилось не сразу, вопрос о том, для чего я продолжаю не-жить, встал передо мной, и он был страшен. - Антимо замолчал. - Вот поэтому я и разговариваю с вами, Иштван. Мне не понравился ответ на этот вопрос, который я получил. Я хочу знать, как на него ответили вы.
- Не очевидно. Совершенно. Почему у потомков Каина нет души? Это такой же вопрос, когда она появляется у ребенка, - Салюбри резко повернулся к собеседнику. - Да, Антимо. Именно так. Поэтому ваш ответ неверен. Он приводит к отчаянию, отчаяние приводит к унынию, что есть смертный грех. Поэтому, пока сам Господь не сказал мне, что души у меня нет, я буду считать, что есть. И действовать согласно этому.
Антимо улыбнулся краешком рта. - Мне остается надеяться, что этого не произойдет. Благодарю вас, я получил ответ на мой вопрос и вынужден признать, что пристыжен. Мне было очень приятно поговорить с вами, и я могу только уповать, что этот разговор не будет последним. - Любезно кивнув Иштвану, он достал и снова надел свою потешную маску с длинным носом. В темных провалах прорезей для глаз больше нельзя было прочесть решительно ничего.
Иштван кивнул и отвернулся. Похоже, его этот разговор... не порадовал.
Майская Ночь, Новый Орлеан, городской парк
Антимо наблюдал за юным господином Дамиано, кружившемся в танце, и за старшим господином Дамиано с почтительного расстояния. Ночь дышала грозой и ветром, Греза маревом колыхалась над землей, неподвластная ее естеству, непостоянная, преходящая - и вряд ли оделила бы своими милостями двоих господ, неподвластных головокружительному упоению майского празднества, а поэтому искушать ее не стоило. Сделав Иштвану жест следовать за ним, Антимо шагнул под склонившиеся почти до земли ветви плакучей ивы. Отсюда они могли видеть всех, а сами не бросались в глаза никому, разве что кто-нибудь специально попытался бы их разыскать - но вряд ли кто бы то ни было из присутствующих хватился бы их до самого рассвета, если вообще хватился.
- Вы не будете против скоротать время за приятной беседой, Иштван? - поинтересовался дворецкий. - И вы, и я присутствуем на сегодняшнем торжестве отнюдь не в качестве гостей, а значит, можем не утруждать себя показной радостью и натужным весельем в угоду собравшимся. Если меня не обманывает чутье, вы, как и я, отнюдь не в восторге от этого праздника или всех тех, кто на него явился.
Салюбри садиться не стал, наблюдая даже не за Леоном (что он там не видел или не увидит еще?), а за окружением.
- Это сложный вопрос. И я хотел бы заранее просить уточнений, зачем он мне задан.
- Затем, что до рассвета еще далеко. Когда развлекаешься, время летит незаметно - но сегодня ни вы, ни я не поддались соблазну окунуться в этот водоворот страстей и потакания собственному тщеславию, и поэтому я опасаюсь заскучать. За разговором оставшиеся до утра часы пройдут немного быстрее.
- Заскучать? - Иштван недовольно повел головой, а потом и плечами. - Для того, чтобы не скучать, есть работа. А не то, что вы только что называли поддаться соблазну и потакать тщеславию осуждения и банальных сплетен.
- Моя работа на сегодня уже сделана. В какой-то момент даже полководец понимает, что все возможные приготовления сделаны, все приказы отданы, отступать поздно и успех баталии уже зависит не от него, а от тех, кого он отправил за смертью или победой. Ему остается только наблюдать, как это делаю я сейчас. Или вы действительно опасаетесь нападения... Со стороны? - Антимо с интересом наклонил голову. - Нападения здесь и сейчас, когда под удобным предлогом под южными звездами в одном месте собрались сильные мира сего, не говоря уже о сильнейших?
- Я могу опасаться или не опасаться. Это не имеет значения, - Салюбри холодно улыбнулся. - Я знаю, как можно устроить здесь смертоубийство и даже поименно тех, кто способен отдать нужный приказ. Именно здесь и именно сейчас. Например, это можете сделать вы.
- Вне всякого сомнения. - дворецкий скромно наклонил голову, отдавая должное проницательности собеседника. - Это мог бы сделать любой их собравшихся здесь - я, или вы, или сам юный господин Дамиано - и все же вместо кровопролития мы любуемся праздником и мирно беседуем, делая вид, что все в полном порядке. Полагаю, что некоторые из тех, на кого я смотрю сейчас, действительно в это верят - но не вы. Для многих из собравшихся здесь притворство настолько вошло в душу, что стало второй натурой и вот-вот заменит собой первую, но не для вас, Иштван. Вы удивительно искренни. Полагаю, вы откажетесь удовлетворить мое любопытство и рассказать о той стезе, которая сделала вас тем, кто вы есть сейчас? Или хотя бы о первых ее шагах?
- За что кукушка хвалит петуха... - третий глаз, освобожденный от ткани, пару раз моргнул. - Еще раз. Зачем вам знать что-то обо мне и моей судьбе?
- Я любопытен. Кроме того, и вы, и я поступили в услужение юному господину Дамиано не так давно - в какой-то мере это сближает. Не сомневаюсь, что у нас обоих впереди множество удивительных откровений. - Антимо пожал плечами. - Но вернемся к коему вопросу. Я любопытен и готов предоставить вам ответную любезность, обменяв искренность на искренность, один мой вопрос в обмен на ваш, и так до тех пор, пока собеседник не пожелает замолчать. Впрочем, если мне не удалось пробудить искру вашего интереса, я готов замолчать и оставить вас в покое уже сейчас. Silentium est aurum.
- Я бы предпочел, чтобы вопросы услужения не относились к нашим с Дамиано отношениям, - проворчал Салюбри. - Да, это известная игра, но мне она неинтересна. Подозреваю, что действительно важные вопросы будут встречены искренними, но уклончивыми ответами, а остальное относится только к перекидыванию картами, как в балагане.
- Уклончивые ответы лишают игру смысла. - Антимо пожал плечами. - А вы не тот человек, с которым мне было бы интересно состязаться в гибкости ума - не сочтите мои слова за оскорбление. Это умение изначально присуще льстецам и поэтам, не воинам - и уж тем более не воинам Господа. Поэтому я и задал вам свой вопрос. Такая возможность выпадает не слишком часто.
- Похоже, вы мало знаете о воинах Господа, - Иштван продолжал осматривать окружающее пространство, изредка останавливаясь взглядом на танцующих. - Всегда есть шанс прикрыться листком из Священного Писания, там найдется ответ на любой случай.
- Именно так! И не хочу упускать возможности узнать больше. Я не встречал таких людей, как вы - но много ли найдется тех, кто способен сказать обратное? Я знаю, что движет мной, у меня было достаточно времени, чтобы это осознать. Я знаю, что движет ими - Неопределенный жест в воздухе пренебрежительно обрисовал блистательное собрание - но ничего не знаю о том, что движет вас. Не отказывайте мне в простой просьбе, и я буду искренне вам благодарен.
- За-чем? - жестко переспросил Салюбри, резко повернув голову и скользнув по такому сдобному и милому дворецкому алеющим взглядом третьего глаза.
- Затем, что с кем еще из всего этого блистательного собрания я могу поговорить о Боге? - Антимо прищурился в ответ.
- А причем тут тогда я?! - недоумение было совершенно искренним. - Я не...
- Потому что одного взгляда на вас достаточно, чтобы увидеть, что вами движет вера - но я не могу сказать, вера во что, и этот вопрос не дает мне покоя. Вера в провидение? В собственные силы? В то, что воздастся каждому по делам его? Я хочу это понять - хотя бы для того, чтобы убедиться, что я ошибся и идти дальше.
- Вера в то, что Иисус был не единственным достойным человеком в этом мире, - наконец проговорил Иштван. - Он был наполовину богом, но это значит лишь, что в людях не хватает бога, чтобы стать... похожими.
Антимо наклонил голову. - Это хорошие слова. Тот, кто стремится к Богу, достоин уважения, а тот, кто ощущает его в себе - достоин уважения вдвойне. - по лицу дворецкого пробежала странная болезненная гримаса. - Я разделяю вашу веру в то, что люди способны на это - но мы-то с вами не люди! Каждый человек, праведник или грешник, судим будет по делам своим, ибо душа его бессмертна - но мы не грешники, и души у нас нет! Века, столетия нашего существования лишь попытка отсрочить неизбежное. Я верю в Господа и всех его ангелов, верю в воскресение Господне и жизнь вечную - для людей, наделенных бессмертной душой, но не для нас! - Антимо задохнулся, помолчал и уже спокойнее продолжил. - Я хочу знать, как вам удается хранить в своем сердце веру, несмотря на это, Иштван. Я действительно хочу это знать.
- Я считаю, что душа у нас есть, - он пожал плечами. - Когда я прекратил смертное существование, я не ощутил потери чего-то. Да, Зверь... но это та сторона, которая привнесена извне, она новая, а не замена чему-то старому.
- Извне... Антимо провел по лбу рукой в белой перчатке. - Извне - откуда? Нет, это было бы слишком легко. Я видел, как люди творят страшные преступления, а потом утверждают, что их попутал дьявол - но ни от кого из них не пахло серой, и никого из них не жгло прикосновение распятия и не заставляла корчиться святая вода. Это слишком удобное, слишком простое оправдание, которым легко скрывать свои низменные порывы и порочную слабость. Зверь - это перерождение и окончательная гибель души.
- Извне потому, что у людей его нет. Я обдумывал, что это низменные порывы. Нет, все же не то. Зверь есть даже у самого нравственного и чистого каинита, но его нет у самого отпетого преступника, если он не психопат. У меня была возможность наблюдать за тем, как перерождаются люди, которых сбросили в яму. И за тем, как из омерзительного чудовища проглядывает вновь чистота. Шабаш... показателен.
- Конечно же, у людей его нет. Перерождение - это очень меткое и удачно подобранное слово. Есть ли Зверь у отпетого преступника? Конечно же, нет, как нет крыльев у гусеницы. Она получает их только после того, как превращается в бабочку, и да, я отдаю себе отчет в том, насколько смешно и нелепо это сравнение - но это все равно то же самое существо. Что же до чистоты... Стремления Зверя, особенно поначалу, сродни порывам человеческой души. И если при жизни человек хотя бы раз думал о праведности, Зверь изредка будет стремиться к ней же, хотя бы на первых порах, чтобы каинит мог потешить себя мыслью о том, что он не такой, как другие... - Антимо покачал головой. - Пустое тщеславие. Сродни тому, которое окружает нас здесь и сейчас.
- Так причем тут наличие души? Ты полагаешь, что она преображается в Зверя?
- Разве это не очевидно? Что есть у человека и чего нет у потомков Каина? Душа. Что есть потомков Каина и чего нет у людей? Зверь. И легче верблюду пройти через игольное ушко, чем Зверю войти в царствие небесное. Когда я это понял, а это случилось не сразу, вопрос о том, для чего я продолжаю не-жить, встал передо мной, и он был страшен. - Антимо замолчал. - Вот поэтому я и разговариваю с вами, Иштван. Мне не понравился ответ на этот вопрос, который я получил. Я хочу знать, как на него ответили вы.
- Не очевидно. Совершенно. Почему у потомков Каина нет души? Это такой же вопрос, когда она появляется у ребенка, - Салюбри резко повернулся к собеседнику. - Да, Антимо. Именно так. Поэтому ваш ответ неверен. Он приводит к отчаянию, отчаяние приводит к унынию, что есть смертный грех. Поэтому, пока сам Господь не сказал мне, что души у меня нет, я буду считать, что есть. И действовать согласно этому.
Антимо улыбнулся краешком рта. - Мне остается надеяться, что этого не произойдет. Благодарю вас, я получил ответ на мой вопрос и вынужден признать, что пристыжен. Мне было очень приятно поговорить с вами, и я могу только уповать, что этот разговор не будет последним. - Любезно кивнув Иштвану, он достал и снова надел свою потешную маску с длинным носом. В темных провалах прорезей для глаз больше нельзя было прочесть решительно ничего.
Иштван кивнул и отвернулся. Похоже, его этот разговор... не порадовал.
@темы: Иштван, 1927 год, Антимо, Майская Ночь