[дерзкий цирк дерзок]

Ночь, в которой допрос мистера Тремера превращается в горение всего - вагона, неба, аллаха Алисы и Антимо

5 мая, Новый Орлеан, железнодорожное депо

Допрос Тремера разительно отличался от разговора с Иштваном. Всем - от места до атмосферы. На сей раз Леон не стал закрывать ангар и подвешивать пленника на цепях. Напротив, он принес его в кают-компанию - просторный пустой вагон с баром и игровыми столами, недавно обустроенный Антимо для "деловых переговоров". В вагоне царил приятный мягкий полумрак, едва слышно играла джазовая пластинка и пахло дорогим алкоголем, кожей и парфюмом.
Снаружи вагон караулила дюжина охранников, получивших приказ залить огнем любого, кто выйдет из вагона без условного сигнала, даже если это будет сам Леон.
Ласомбра сидел на столе, поставив ноги на спинку обитого золотым шитьем стула, положив подбородок на сцепленные ладони. И внимательно рассматривал колдуна.
Антимо стоял возле входа, сложив руки перед собой и изображая образцового слугу от кончиков начищенных туфель до снежно-белого накрахмаленного воротничка. Весь его вид выражал готовность удовлетворить любую прихоть своего господина или его глубокоуважаемого гостя. Сама мысль о том, что он может возвышаться здесь, возле этой ведущей наружу двери по какой-то другой причине выглядела неуместной и до смешного нелепой.
Алиса - как и в прошлый раз, аккуратно причесанная, с туго заплетенными косичками и в глухом платье, сидела в одном из кресел - на самом краю, сцепив тонкие пальцы на коленях - и не спускала с некроманта глаз, ожидая.
Тремер, судя по его лицу, привык просыпаться значительно позже. он скользнув расфокусированным взглядом по Леону, затем слегка заинтересованным по мрачному и недовольному Иштвану, застывшему поодаль. Внимательно всмотрелся в Антимо и Алису. Хмыкнул, улыбаясь.
- Привет. Как дела?
Леон c невозмутимо-скучающим видом сделал паузу, не отрывая глаз от колдуна. Затем дал знак подданным, предлагая говорить первыми, в конце концов, ему действительно все еще было интересно, чем незнакомый некромант так насолил Антимо и Алисе.
Антимо подал голос первым.
- Вы находитесь в присутствии благородного господина Дамиано и, возможно, захотите поблагодарить его за предусмотрительность, благодаря которой вы все еще живы. Ваши недавние действия в отношении ряда детей вызвали сильное недовольство у обитателей его владений, которое и повлекло за собой действия, в результате которых вы попали сегодня на этот прием.
- Пока добрый, - она еле заметно двинулась, внимательно разглядывая некроманта, - тебе не стоило становить детей. Это было зря. Очень зря.
- О, прекрасно, я тоже рад так, что не могу показать, насколько. Так как дела-то? - некромант продолжал улыбаться.
Антимо сделал плавный жест, демонстрируя, что считает этот вопрос несущественным.
- Если вас интересует состояние лично моих дел, то я готов повторить, что только прямой запрет господина Дамиано причинять вам непоправимый ущерб останавливает меня от того, чтобы немедленно завершить начатое в ходе недавней встречи. Если вас интересует состояние ваших дел, то вам надлежит задавать более конкретные вопросы, Рихард.
- Тебе ведь не очень весело? - вопрос о самочувствии Алиса проигнорировала, как несущественный, - Твои дела плоховато. Совсем.
- Как жаль, как жаль. Нет, меня совершенно не интересует состояние моих дел, хотя в рамках вежливого разговора вы могли бы поинтересоваться. Да, например вот у этой леди.
Слова снова были проигнорированы. Алиса чуть подалась вперед, положив руки на подлокотники:
- Зачем тебе были дети?
- Леди, я не помню, чтобы мы пили на брудершафт. Будьте все-таки вежливы, это сделает общение приятнее. И вы неплохо говорите за меня, насколько я вижу. Продолжайте.
- Зачем тебе нужны были дети? - повторила она вопрос с упорством тарана, бьющегося в ворота.
- Продолжайте, - терпение было не только у Алисы.
- А ты хочешь знать, что с ними?
Леон снял с правой руки золотой перстень, повертел его в пальцах, любуясь отблесками света на гранях чистых бриллиантов.
- Я полагаю, что если бы он хотел это знать, то уже спросил бы. Или ему неинтересен ответ на этот вопрос, или же он не рассчитывает получить на него ответ - пока же он только лишь тянет время. Господин Дамиано, будет ли мне дозволено задать вопрос вам? - Антимо все еще стоял неподвижно.
- Я знаю, что с ними. Продолжайте.
Не отрываясь от перстня, Леон кивнул.
- Как долго будут действовать причины, побудившие вас предоставить этому человеку статус уважаемого гостя со всеми сопутствующими этому положению привилегиями?
Леон поднял глаза на Антимо. Равнодушные.
- Мы на территории Камарильи, Антимо. Разумеется, они будут действовать до тех пор, пока мы либо не покинем сень Башни, либо пока я не посчитаю, что оснований для пренебрежения Шестой Традицией достаточно. Или же вас интересует, можно ли его пытать?
- Значит, за городом? - неопределенно заметила Алиса
Тремер подпер голову рукой, переглянувшись с Иштваном. Тот пожал плечами.
- Я сомневаюсь, что пытки смогут изменить сложившуюся ситуацию здесь и сейчас, и не сомневаюсь, что они не смогут изменить случившегося позавчера. Я благодарю вас за исчерпывающий ответ, господин Дамиано.
Дворецкий отвесил церемонный поясной поклон, как если бы только что получил из рук Леона гравированный золотой брегет с дарственной надписью.
- А ты на коленки встань и попроси своего хозяина, как положено. Может, он тебе и позволит, - колдун уже совершенно неприкрыто развлекался. - Одно воющее почем зря животное, второе, - он кивнул на Антимо, - вместо гуля, третье, - уже кивок в сторону Алисы, - тупое. Ну что за жизнь, поговорить не с кем.
- Тогда давайте поговорим о Боге, - дворецкий улыбнулся змеиной улыбкой. - Я с радостью вас уважу, это поможет нам скоротать время. Скажите, Рихард, у вас есть бессмертная душа?
- О боге к Иштвану. Ты серьезно полагаешь, гуль, что ты мне расскажешь что-то новое?
- Я уже имел удовольствие побеседовать с ним на эту тему. Нет, Рихард, вы не поняли меня - мной движет отнюдь не праздный интерес и не желание рассказать вам что-то, чего вы еще не слышали от него. Я желаю услышать ответ на заданный вам вопрос из ваших же собственных уст.
- Продолжайте. Вы так и не ответили мне, как у вас дела, причем оба.
- Я не обязан отвечать вам, а вы не обязаны отвечать мне, поэтому говорить мне придется за нас обоих. - Антимо отодвинулся от стены и подошел ближе. - Так вот, Рихард, бессмертной души у вас нет, также как нет ее ни у кого из сейчас находящихся в этих уютных стенах. Ни вам, ни мне, ни Иштвану, ни даже уважаемому господину Дамиано не светят ни райские кущи, ни обжигающее пламя Преисподней. Все, что у нас есть - это общество друг друга и та жизнь, которую мы заимствуем у других. Обрекая на эту участь детей, вы пошли не против установленного людьми закона, но против закона Высшего. Смирение есть великая добродетель, а я готов смириться со многим - но такой плевок в сторону промысла божия даже мне не позволяет наблюдать за поруганием, сложа руки. Если угодно, это личное, Рихард. Это донельзя личное, и по-настоящему хороши мои дела станут только после того, как я своими руками развею ваш прах с самой высокой колокольни этого чудесного города.
- Ну и?
Леон задумчиво посмотрел на Иштвана. Затем на Антимо и притихшую почему-то Алису.
Иштван был невозмутим.
Антимо приблизился вплотную, заглянул в глаза некроманту и сочувственно кивнул головой, понимая, в каком трудном и неприятном положении тот оказался. А потом плюнул ему в лицо черной слюной, разъедающей плоть, как раскаленный свинец.
- "Мы заблудились от пути истины, и свет правды не светил нам, и солнце не озаряло нас." У нас впереди вечность, Рихард, у меня и у вас - в конце концов, это все, что у нас осталось. Когда господин Дамиано отдаст вас мне, пусть даже мне придется просить его об этом на коленях, вы будете умолять Господа о прощении. Не сегодня и не завтра, о нет, но времени до второго пришествия еще много. Как жаль, что прощения не существует для таких, как мы с вами, как не существует его для тех, кого вы обрекли на эту участь не далее чем вчера - "ибо надежда нечестивого исчезает, как прах, уносимый ветром, и как тонкий иней, разносимый бурею, и как дым, рассеиваемый ветром, и проходит, как память об однодневном госте."
Антимо выпрямился и оглядел пленника сверху вниз.
- О да. Я собираюсь просить за вас. И, конечно же, молиться.
Как ни странно - но Тремер сумел удержать Зверя. Странно - потому что зачем бы? Но ответом Антимо был такой же плевок. Не черной слюной, а сгустком пламени, вырвавшемся между клыков из открытого в низком рычании рта.
Алиса рванулась с кресла, вскакивая на ноги:
- Антимо, назад! Воды сюда!
Если начнется пожар, станет туго. Очень туго. Она метнулась вперед, к тремеру, наперез,на ходу замахиваясь и пытаясь просто располовинить клятого шабашита - под ребра, справа
Тремер плюнул огнем, и внезапно Зверь внутри Леона мгновенно сорвался с привязи. Лицо скучающего Ласомбры перекосило паникой, он дернулся назад, распадаясь клочьями черного тумана, который брызнул в стороны от пытающегося его схватить и удержать Антимо, от удара топора Алисы, и от занимающегося в центре вагона огня.
Массивное золотое кольцо с тяжелым звоном упало на пол, и было тут же охвачено пламенем.
Дворецкий даже не стал шагать в сторону. пренебрегая пламенем так, будто оно не было достойным его внимания. Первый стилет с хирургической точностью вонзился с противоположной стороны от топора.
Иштван... улыбался, краем глаза отследив, куда направился Леон. Салюбри демонстративно скрестил руки на груди, отстраняясь от этой драки.
А вот Тремер явно решил дорого продать свою шкуру. А может, потом забрать ее обратно.
Пламя вспыхнуло сильнее, охватывая двоих из троих, находящихся в вагоне.
Взмах второго ножа не достиг цели. Источая запах лавандовой воды и сладковатую вонь горящей плоти, дворецкий исчез, будто посрамленный посланник Дьявола перед пречистой девой.
Платье занялось, треща, занялась плоть, но сейчас было совсем не до того. Алиса закусила губу, заставляя кровь бежать по жилам быстрее - потом будет голод, и мучительное долгое лечение, но не сейчас - и с размаху ударила уже деревянным заточенным колом, целя в сердце тремера.
Попасть в него оказалось совсем несложно, но шкура буквально спружинила удар. Но слишком близко был огонь. Огонь, который больше не подчинялся Колдуну. Его одежда и кожа тоже занялись огнем, оплавляя и добавляя запах его горящей плоти к и без того уже задымленной атмосфере вагона.
- Убей толстяка, - рыкнул он, глядя в глаза Алисе. - Догони и убей.
Горел вагон, горело платье, осыпаясь лоскутами, горело само тело, причиняя невыносимую боль - и Алиса покатилась по полу, пытаясь заглушить ее, сбить проклятое пламя. Получилось. Удивительно.
Она поднялась на локте - обгорелая, полуживая и больше похожая на какой-то жутковатый дух пожара, чем на вампира, и поймала взгляд Иштвана.
- Шабаш?! - сгоревшие губы сложились в кривую ухмылку, - Вот он Шабаш. Стоять как дебил. Смотреть. И все. Кровь, клятвы - хуйня! Главное - чистые руки, да? Говорил о верности, о чести. Нет ее у тебя. Ничего у тебя нет. Ты бы их предал. Ты Леона предашь. Лишь бы руки не запачкать, да? Покажи, что не выгребок. Не только брехать умеешь. Делай. Уложи его, пока не сгорело все! Туши!
Надо встать. Надо разобраться с ними. С тремером и .. Антимо, кажется. Да, его зовут Антимо - трус, который сбежал! А не заодно ли он с теми, кто устроил все происходящее? Слишком часто оказывался рядом, такой уступчивый, такой вееежливый!
- Я уже их предал, - как-то очень спокойно ответил Салюбри. Его движения были быстрыми настолько, что тремер не успел даже вздрогнуть, пронзенный насквозь колом. Еще шаг, и на огонь упало несколько железных листов, вырванных прямо из стен вагона. - А вот зачем вы сцепились с ним языками, так и не понял.
- Нельзя было молчать, - она поднялась, прикрывая сожженое лицо рукой, и шатаясь, двинулась к выходу. Надо было уда-то спрятаться, пока ее не узрело пол-вокзала.
- Молчать? - Салюбри резко развернулся, грохнув кулаком по столу. - Ты вообще что знаешь о тремерах? О том, что это за клан, о том, как туда попадают? Ты полагаешь, это вон там лежит самый страшный и поганый тип? Я его знаю давно. Детишечки у них. Ути-пути. Во имя Господа у них. Карающий ангел уничтожил уйму детей, и что, почему никаких претензий к Нему нет?
- К Нему? - Алиса раскинула руки безумным жестом. Кривая улыбка на почти сгоревшем лице стала еще шире и страннее. Она бы засмеялась, если бы шевелиться не было так больно. И где Антимо. Его тоже надо найти.
- Его для нас нет. И для детей - нет. Он сделал их тварями, как мы. И это - неправильно. Не.. мешайте приходить ко мне, так? Святой?
Она повернулась и медленно двинулась дальше, выглядывая дворецкого.
- Так... - Алису аккуратно придержали за наименее израненное место. - Нет, наружу ты не пойдешь. Вы верите в то, что у вампиров нет души. Я верю в то, что она есть. А вот он вообще в бога не верит. Разве это все основание для того, чтобы убивать друг друга? Только это? Я понимаю, если бы ты хотела мести или уничтожить его за то, что он шабашит. Какого дьявола? Тебя слишком легко натравить на другого.
Она повела плечом, пытаясь высвободиться,:
- Есть то, за что стоит убить. Это месть. Просто поверь.
- Ибо сказано, "Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь". - в вагоне разался низкий хрипловатый смешок. Антимо обнаружился в одном из кресел, стоящих возле стенки вагона, обгоревший мало не до кости, непередаваемо уродливый.
- Я бы покривил отсутствующей у меня душой, если бы не процитировал дальше эту проповедь - вы знаете, о чем в ней говорится, Иштван. "Многие скажут мне в тот день: не от твоего ли имени мы пророчествовали? И тогда объявлю я им: я никогда не знал вас, отойдите от меня, делающие беззаконие". И все же, все же - "По плодам их узнаете их..." И вы, и я верим, что поступаем по совести, когда вы стоите, скрестив руки на груди, а я добиваюсь меры возмездия. Право, жаль, что мы не узнаем, кто из нас оказался прав, даже на Страшном суде.
- Нет, не поверю. Ты выбрала для мести только одного. Да, я стою, потому что вам довелось пытать меня. Вы грозились пытать и его. О, это прекрасно. Давайте будем убивать вон того каинита за то, что он нам не нравится. о, а теперь еще и за толпу смертного мяса, которое убьет нас, как только сможет, - Иштван постепенно распалялся, встряхивая Алису. - Где эти дети, ради которых вы готовы убивать? Где все-все дети, умирающие в этом городе? Ах, только Становление делает плохо? Какая жалость. Какой такой закон был нарушен, камарильцы? Божий? По Божьему я сейчас открываю огонь, и вы все сгораете.
- Не все ли равно? В глазах Господа эти дети мертвы. Как, впрочем, и я. Иштван, вы действительно считаете, что меня можно испугать огнем? - Антимо расхохотался уже в голос, с жутким горелым хрустом.
- Так давай! - она дернулась, пытаясь стряхнуть руку и дотянуться до так близко стоявшего Антимо, до которого была только пара шагов, - Сжигай! Это ведь правильно. Сжигать то, что не по нраву. Но ты не такой. Ты не пьешь кровь. Не убиваешь. Да? Почему ты решил, что Он с тобой? Почему ты решил, что прав?
- А Он не со мной. Я - с Ним. А сейчас еще и с Леоном. Который приказал мне предотвратить тут смертоубийство. Назовете трусом или подстилкой?
- Ты не с Ним. Он не слышит тебя. Он не слышит никого из нас, - Она вскинула голову, снова глядя на Иштвана и улыбаясь криво и как-то очень горько, - увиливаешь. До того ты стоял. И все. Леон говорил не убивать - я помню.
- Да. А зачем мне вмешиваться? Я не считаю, что Рихард сделал что-то сверх его обычной ублюдочной натуры.
- В этом вся разница, - она тихо рассмеялась, не переставая делать попыток вывернуться из хватки, - Ты плевался. Но работает. Пока не мы.
- Да, разница в том, что я не люблю детей. И людей. Все это тупое стадо. И не пытаюсь быть бараном стада. Так где ваши дети? Тут, под вашей защитой? Или их уже разделывают на части в Капелле?
- А кто ты, если не стадо? - Алиса сверкнула уцелевшим глазом, - Целый Пастырь? Я узнавала. Дети целы.
- Он не пастырь, Алиса, он пастуший пёс. И так же, как я, он не может служить двум господам - ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можно служить Богу и маммоне.
- Вроде того, да. Причем это относится к нам ко всем. У меня нет претензий к Рихарду и нет приказа его убивать. И нет никакой личной симпатии к вам, чтобы вам помогать по собственной инициативе. Проверь детей. Тремеры жестоки. Они способны вырезать кланы, что им такие мелочи, как несколько выгребков?
- Так кто же из нас двоих фигляр, Иштван? Тот, кто следует духу принесенной клятвы или тот, кто предпочитает следовать ее букве?
- Приказ заключается в букве. Додумывание приказа есть неисполнение приказа.
Антимо понимающе кивнул, не осуждая.

@темы: Алиса, Депо, Рихард, 5 мая, Иштван, 1927 год, Антимо, Леон