Ночь (день), в которой колдун и светловолосая женщина совершают небольшое путешествие, и один человек смотрит в глаза своему демону
7 мая, Новый Орлеан, где-то в городе
Молли со вздохом спрятала лицо в ладонях.
- Девушку-бы ему…
- А я по-твоему зачем его в бордель приволок?! - колдун повторил жест. - Есть диван, в мастерской, но хрен ему. Потом переложу туда. Ах да, у меня давно зреет вопрос. Твоему дяде или кто тебя довел до твоей судьбы, точно не надо ничего пересчитать? А то некий тип тебя искал у тебя дома.
Молли медленно выпрямилась.
- Какой тип? - У неё был напряжённый, встревоженный прищур. С пару секунд девушка смотрела на Кристиана, а потом села на освобождённый Аланом стула. Зажала ладони между колен и выдохнула, долго и прерывисто. - Не стоит. Разве что если тебе это доставит удовольствие. Арифметика рёбер или что-то такое. Я хочу оставить прошлое за спиной.
- Вот именно поэтому я хочу отвадить всяких лишних. Так, чтобы ты знала нутром, а не разумом, что прошлое действительно будет сзади и далеко, - Пилигрим пересадил жену к себе на колени. - Если ты не хочешь, я не позову тебя с собой.
Молли обняла его за шею и прислонилась лбом - к его лбу. Скользнули из неплотного узла на затылке светлые пряди, защекотав колдуну лицо.
- Нет, я пойду. Ты же не считаешь, что я - домашняя клуша? - Она улыбалась.
- Я считаю, что ты имеешь полное право выбирать, куда идти, зачем, почему и в каком платье! А также голышом, в штанах или вообще в скафандре!
- Голышом… - Молли рассмеялась, тихо, глядя Кристиану в глаза, а потом обхватила его лицо ладонями и поцеловала, долго, глубоко, словно говоря - да, она не против походить и голышом.
Он только прижал крепче, отвечая и поглаживая.
- Тогда уложим ребенка и сходим. Пока след не остыл. Искать его еще...
Тёплые пальцы защекотали его шею, мягко оглаживая позвонки.
- Хорошо, - Молли ещё раз поцеловала его и соскользнула с колен. - Проверю, как там Алан.
За это время колдун успел совершить набег на кастрюли - перед походом надо быть в форме! И с задумчивым видом начать наматывать на руки широкие бинты. Лицо у него было мечтательным.
Молли сменила юбку и просторную блузку на брюки и рубашку. Светлые волосы были стянуты в тугой узел.
- Приключение, да? Нам не хватает только плащей и масок, и адского хохота, с которым мы будем проноситься по улицам.
- О нет, оставь эти опереточные замашки Алану. Мы будем мрачны и неотвратимы, как сам олицетворенный Рок!
Колдун накинул длинный плащ и медленным движением пригладил волосы растопыренной ладонью. И едва не забыл обуться за этими приготовлениями, вспомнил уже открывая дверь.
Пришлось немного проехаться. "Некий тип", действительно оказавшийся печально знакомым дядей, уже с утра нетрезвым, прогуливался с недовольным видом по двору.
Молли, всё дорогу бывшая обманчиво-спокойной, в мгновение напряглась. Где-то за взрослой девушкой вздрогнула в страхе девочка, ожидавшая затрещины или чего похоже.
Она на мгновение сжала пальцы Кристиана, отпустила и сделал шаг вперёд.
- Здравствуй. Зачем ты приехал?
Дядя обернулся к ней; за грузной, массивной фигурой пряталось умение двигаться старого бойца на ринге.
- Проведать тебя. Ты не рада?
Колдун вышел следом, мягко закрыв за собой дверцу. Он задумчиво-неопределенно смотрел на обоих, встав за плечом у жены.
- Не рада, - Молли хотела закончить этот разговор как можно быстрей. - Уезжай обратно в Мемфис, тебе тут делать нечего.
- «Нечего»? А как же проведать любимую племянницу? - Он пьяно хохотнул и вразвалочку двинулся к девушке; на колдуна он не обращал внимания. Пока что.
Тот снова улыбнулся, обнимая ее со спины.
- Убирайся, - повторила Молли. Голос стал куда напряжённей. Она бы отодвинулась, но сзади стоял Кристиан, и она замерла; его объятия придавали сил.
- Я слышал, ты окольцованная теперь. Хорошо устроилась, а? - дядюшка наконец перевёл взгляд на колдуна. - Муженёк? Ну, доволен девкой?
Пространство вокруг шевельнулось, сворачиваясь в плотный кокон, отделяющий троих людей от города. Дома, люди, машины, сама вода - затанцевали в беззвучном бешеном вальсе.
- Твоя сила больше не принадлежит тебе, - он впервые заговорил. - Твоя речь ушла от тебя. Ты рисковал нападать на слабых. Ты стал слабым сам.
Светлые глаза потемнели, а жестокий и колючий ветер полоснул по лицам. Возможно, проклятый и хотел бы что-то сказать, но его не понял бы никто. Возможно, он захотел бы ударить, но внезапная ватная слабость сковывала мышцы.
Смертный выпучил глаза, став похож на испуганную карманную собачонку, что стали в последние годы модными среди богатых дам. Он замычал, взмахнул руками и упрямо, как бык, двинул вперёд - медленными, вязкими шагами.
- Ты уберёшься обратно, - голос Молли зазвенел, рассекая тишину. - И никогда - слышишь, никогда не вспомнишь обо мне.
Глаза проклятого налились кровью от напряжения - так сильно он рвался вперёд, добраться до маленькой сучки и её муженька, свернуть им обоим шеи.
- О нет, он все еще будет лезть, - колдун вышел вперед. Вид у него был сосредоточенный и мрачный. - Теперь, когда у тебя нет сил решить все привычными методами, мы с тобой поговорим о Боге и возмездии. Молли, это надолго и довольно скучно. Надеюсь, ты взяла с собой вышивку?
Пилигрим уселся в середине площадки, слегка поддернув штаны.
- Итак, дядюшка-из-Мемфиса. Бывший борец, сейчас отыгрывающийся на женщинах и тех, кого считает слабейшими. Добившийся в жизни ровно ничего, прозябающий в одиночестве. Имеет небольшие сбережения. Хм, хм... что ж, посмотрим, что у нас есть под этой скорлупкой.
Тысячи глаз уставились на беснующегося мужчину. Тысячи рук потянулись к нему. к его воспоминаниям и разуму...
Катится между заброшенных кукурузных полей - всё пожухло, сгорело - по пыльной дороге перекати-поле. Над головой - раскалённое, выжженое солнцем добела небо. Пустое, как жизнь Грегори Бишопа.
Он был плохим человеком. Драки, насилие, презрение к слабым, лицемерная религиозность. Слабые должны были подчиняться кулаку, а те, кто выходил за границы затерянной среди кукурузных полей деревни - сломаться, вернуться внутрь границ. И подчиниться.
Он дрался на ринге - потому что ничего больше не умел. И не хотел. Драться было приятно; смотреть, как разбиваются в кровь костяшки о чьё-то лицо - прекрасно.
Он дрался в жизни, не скупясь на тумаки. Брал то, что хотел.
Молли он тоже хотел взять - она слишком сильно была похожа на мать. На сестру. Но проклятая девчонка ударила его ножом - и убежала. А теперь - и не дотянуться до мерзавки.
Сейчас: только выжженное небо над головой и боль. Много боли. Ни его, а других. Тех, кто отбивался и пытался прикрыть грудь обрывками рубашки, тех, чьи рёбра ломались под его кулаками… хватит
…тех, кого избивала толпа по его наущению, тех, кого он унижал и швырял лицом в грязь… хватит!
…тех, кого он убил. Ведь это очень, очень больно - умирать.
И теперь он сам хотел умереть.
Монах стоял среди кукурузного поля, поглаживая ладонью шевелящиеся под горячим ветром початки и листья.
- Ты полагаешь, это все? Нет. Была еще одна сторона. Тех, кто стоял и не мог сделать ничего, скованный страхом.
Девчонка стоит и не может пошевелиться, пока он медленно наматывает на руку ремень
У Молли на спине до сих пор есть следы, старые, побелевшие.
Молодой чернокожий парень - сколько ему? двадцать? да кому какая разница? - в ужасе замирает, пока хохочущие пьяные бойцы берут его в кольцо. Им скучно. Им хочется крови.
И другие. Их было слишком много. И теперь он был на их месте, не мог ничего сделать, пока его унижали и били.
- И все это во имя веры, не так ли? Чтобы знали свое место, ублюдки. А Господь? Что Господь? Он простит, если не пропускать мессу.
Тысячи рук вцепились в человека. Тысячи глоток кричали о своей боли.
- Господь милостив. Вот только перед тем, как попасть хотя бы в лимб, нужно пройти ад. Храм в душе твоей, и ты его изгадил. Теперь в твоей душе обитель демонов. И месса не спасет, и рассказ в тихой келье о том, как ты провел неделю в благочестии, тоже. Расскажи мне о своих демонах, человек.
Раскалённое солнце печёт макушку. Пятилетний Грегори сидит в пыли и смотрит, как кровь из разбитого носа капает на колени, пятная разводами штаны. Но кровь не видна на чёрной ткани, да и мама ругаться не будет. Её ведь больше нет. И Грегори уже достаточно взрослый, чтобы понять…
… когда мир тебя бьёт - ему нужно отвечать. Мир не любит слабаков - будь сильным. Толпа не любит тех, кто отличается от неё - стань частью толпы и бей тех, кто выделяется. Те, кто тебя любят - уходят и это больно, так что не стоит любить кого-то самому. Он быстро научился всему этому.
Он мог бы сломать границы и не поддаваться слабости, но не хватило сил и желания. Получать своё силой - проще всего, и не оглядываться, иначе станет жутко и страшно. Он шёл и шёл, становясь старше, и никогда не оглядывался, в какой-то момент и вовсе позабыв, что так можно. Ему было легко. У него была сила, позволявшая не бояться демонов - своих и чужих.
Мальчишка все еще был с ним. Все еще плакал от горькой несправедливости, и демон, вселившийся в его обидчика, перешел к нему. А скольких таких демонов он подарил другим детям?
- Демоны - это не злобные черти с рогами, которые где-то далеко. Примерно там же, где бородатый строгий дедушка, которого называют Отцом. Смотри на своего демона, человек. Ты вырастил его сам.
В существе было что-то притягательное. Рельеф мышц, полных бурлящей силы. Шипастая булава, которая так удобно лежит в руках. Превосходство, сквозящее в глазах.
Он хотел быть таким, стремился к этой силе и превосходству, но отворачивался от того, что лежало за спиной демона: тела тех, кого он унижал и кому ставил ноги на спину, пытаясь подняться выше.
Но может, это было не так уж и плохо…? Ведь демон был так силён. И мог бы получить всё, что только захочет.
- Только одна сторона. В мире есть девять основополагающих течений, правящих им, - колдун сел на какой-то камень. - Сила одно из них, конечно же. Кроме нее есть Разум, Пространство, Основы, Время, Жизнь, Духи, Разрушение и Материя. Ты перекосился в сторону Силы и Разрушения, и тебя потому ведет, как телегу с одним колесом. Того демона можно уничтожить любой из других сил, и, как ты понимаешь, это будет разрушительно для тебя.
Он не хотел умирать. Он хотел жить ради… ради…
гонит ветер перекати-поле по пустой дороге
Ему не было ради чего жить.
Смертный взревел, как раненый зверь, собирающийся сражаться не на жизнь, а на смерть.
Они стояли друг напротив друга в коконе мечущегося пространства. Колдун провел ногтем по лбу мужчины, возвращая ему речь.
- Твои силы вернутся, когда ты поймешь, зачем тебе они нужны. А от Молли ты отвяжешься. Она прекрасна. Но вопреки, а не благодаря тебе. И не пытайся поймать ее, когда она будет одна. Ты не сможешь даже преступить ей дорогу, потому что ваши пути больше не пересекаются в этом мире.
Он отвернулся, подходя к жене и целуя ее в щеку.
- Пойдем. Он получил свое.
Проклятый осел на землю. Он смотрел с ненавистью, но сквозь неё, как сквозь толщу пепла на месте сгоревшего леса, пробивалось что-то ещё.
ветер шевелит засохшие листья кукурузы, но где-то в этом шелестящем выжженном море мелькают зелёные листья.
Молли взяла Пилигрима за руку и молча повела за собой. На застывшего за спиной дядюшку она не оборачивалась.
Колдун остановил машину возле старого деревенского дома. Вышел, хлопнув дверцей, и вернулся через четверть часа с маленькой тряпичной куклой в руках.
- Это твоя ведь?
Молли протянула к ней руку, но замерла, не доведя движение до конца. Кивнула.
- Да. Мама сшила…
- Забирай. Это последнее, что здесь осталось твое, - Пилигрим сел за руль и одной рукой обнял жену, слегка прикусив ее за мочку уха. - Поехали домой.
Она улыбнулась, прижимая куклу к себе. И взъерошила светлые волосы на затылке колдуна.
- Поехали. Нас там заждались.
- О да, надо купить булочку по дороге. Надеюсь, это больное рыжее существо не убежало, - они уже ехали вдоль центральной улицы, и колдун высматривал работающую кондитерскую. - И нам купи что-нибудь!
- Если только ты не научил его взламывать замки, - Молли прищурилась и махнула рукой. - Останови вон там. На углу.
Она легко скользнула губами по щеке Кристиана и выскользнула, оставив на сидении вместо себя тряпичную куклу с голубыми пуговками-глаз.
Вернулась Молли минут через десять, с картонной коробкой.
- Булочки с корицей и «что-нибудь» для нас. Самое лучшее что-нибудь.
- Нуу... - колдун откинулся на спинку кресла. - Ладно, давай я еще помучаюсь! А то мне ужас как любопытно, что там.
7 мая, Новый Орлеан, где-то в городе
Молли со вздохом спрятала лицо в ладонях.
- Девушку-бы ему…
- А я по-твоему зачем его в бордель приволок?! - колдун повторил жест. - Есть диван, в мастерской, но хрен ему. Потом переложу туда. Ах да, у меня давно зреет вопрос. Твоему дяде или кто тебя довел до твоей судьбы, точно не надо ничего пересчитать? А то некий тип тебя искал у тебя дома.
Молли медленно выпрямилась.
- Какой тип? - У неё был напряжённый, встревоженный прищур. С пару секунд девушка смотрела на Кристиана, а потом села на освобождённый Аланом стула. Зажала ладони между колен и выдохнула, долго и прерывисто. - Не стоит. Разве что если тебе это доставит удовольствие. Арифметика рёбер или что-то такое. Я хочу оставить прошлое за спиной.
- Вот именно поэтому я хочу отвадить всяких лишних. Так, чтобы ты знала нутром, а не разумом, что прошлое действительно будет сзади и далеко, - Пилигрим пересадил жену к себе на колени. - Если ты не хочешь, я не позову тебя с собой.
Молли обняла его за шею и прислонилась лбом - к его лбу. Скользнули из неплотного узла на затылке светлые пряди, защекотав колдуну лицо.
- Нет, я пойду. Ты же не считаешь, что я - домашняя клуша? - Она улыбалась.
- Я считаю, что ты имеешь полное право выбирать, куда идти, зачем, почему и в каком платье! А также голышом, в штанах или вообще в скафандре!
- Голышом… - Молли рассмеялась, тихо, глядя Кристиану в глаза, а потом обхватила его лицо ладонями и поцеловала, долго, глубоко, словно говоря - да, она не против походить и голышом.
Он только прижал крепче, отвечая и поглаживая.
- Тогда уложим ребенка и сходим. Пока след не остыл. Искать его еще...
Тёплые пальцы защекотали его шею, мягко оглаживая позвонки.
- Хорошо, - Молли ещё раз поцеловала его и соскользнула с колен. - Проверю, как там Алан.
За это время колдун успел совершить набег на кастрюли - перед походом надо быть в форме! И с задумчивым видом начать наматывать на руки широкие бинты. Лицо у него было мечтательным.
Молли сменила юбку и просторную блузку на брюки и рубашку. Светлые волосы были стянуты в тугой узел.
- Приключение, да? Нам не хватает только плащей и масок, и адского хохота, с которым мы будем проноситься по улицам.
- О нет, оставь эти опереточные замашки Алану. Мы будем мрачны и неотвратимы, как сам олицетворенный Рок!
Колдун накинул длинный плащ и медленным движением пригладил волосы растопыренной ладонью. И едва не забыл обуться за этими приготовлениями, вспомнил уже открывая дверь.
Пришлось немного проехаться. "Некий тип", действительно оказавшийся печально знакомым дядей, уже с утра нетрезвым, прогуливался с недовольным видом по двору.
Молли, всё дорогу бывшая обманчиво-спокойной, в мгновение напряглась. Где-то за взрослой девушкой вздрогнула в страхе девочка, ожидавшая затрещины или чего похоже.
Она на мгновение сжала пальцы Кристиана, отпустила и сделал шаг вперёд.
- Здравствуй. Зачем ты приехал?
Дядя обернулся к ней; за грузной, массивной фигурой пряталось умение двигаться старого бойца на ринге.
- Проведать тебя. Ты не рада?
Колдун вышел следом, мягко закрыв за собой дверцу. Он задумчиво-неопределенно смотрел на обоих, встав за плечом у жены.
- Не рада, - Молли хотела закончить этот разговор как можно быстрей. - Уезжай обратно в Мемфис, тебе тут делать нечего.
- «Нечего»? А как же проведать любимую племянницу? - Он пьяно хохотнул и вразвалочку двинулся к девушке; на колдуна он не обращал внимания. Пока что.
Тот снова улыбнулся, обнимая ее со спины.
- Убирайся, - повторила Молли. Голос стал куда напряжённей. Она бы отодвинулась, но сзади стоял Кристиан, и она замерла; его объятия придавали сил.
- Я слышал, ты окольцованная теперь. Хорошо устроилась, а? - дядюшка наконец перевёл взгляд на колдуна. - Муженёк? Ну, доволен девкой?
Пространство вокруг шевельнулось, сворачиваясь в плотный кокон, отделяющий троих людей от города. Дома, люди, машины, сама вода - затанцевали в беззвучном бешеном вальсе.
- Твоя сила больше не принадлежит тебе, - он впервые заговорил. - Твоя речь ушла от тебя. Ты рисковал нападать на слабых. Ты стал слабым сам.
Светлые глаза потемнели, а жестокий и колючий ветер полоснул по лицам. Возможно, проклятый и хотел бы что-то сказать, но его не понял бы никто. Возможно, он захотел бы ударить, но внезапная ватная слабость сковывала мышцы.
Смертный выпучил глаза, став похож на испуганную карманную собачонку, что стали в последние годы модными среди богатых дам. Он замычал, взмахнул руками и упрямо, как бык, двинул вперёд - медленными, вязкими шагами.
- Ты уберёшься обратно, - голос Молли зазвенел, рассекая тишину. - И никогда - слышишь, никогда не вспомнишь обо мне.
Глаза проклятого налились кровью от напряжения - так сильно он рвался вперёд, добраться до маленькой сучки и её муженька, свернуть им обоим шеи.
- О нет, он все еще будет лезть, - колдун вышел вперед. Вид у него был сосредоточенный и мрачный. - Теперь, когда у тебя нет сил решить все привычными методами, мы с тобой поговорим о Боге и возмездии. Молли, это надолго и довольно скучно. Надеюсь, ты взяла с собой вышивку?
Пилигрим уселся в середине площадки, слегка поддернув штаны.
- Итак, дядюшка-из-Мемфиса. Бывший борец, сейчас отыгрывающийся на женщинах и тех, кого считает слабейшими. Добившийся в жизни ровно ничего, прозябающий в одиночестве. Имеет небольшие сбережения. Хм, хм... что ж, посмотрим, что у нас есть под этой скорлупкой.
Тысячи глаз уставились на беснующегося мужчину. Тысячи рук потянулись к нему. к его воспоминаниям и разуму...
Катится между заброшенных кукурузных полей - всё пожухло, сгорело - по пыльной дороге перекати-поле. Над головой - раскалённое, выжженое солнцем добела небо. Пустое, как жизнь Грегори Бишопа.
Он был плохим человеком. Драки, насилие, презрение к слабым, лицемерная религиозность. Слабые должны были подчиняться кулаку, а те, кто выходил за границы затерянной среди кукурузных полей деревни - сломаться, вернуться внутрь границ. И подчиниться.
Он дрался на ринге - потому что ничего больше не умел. И не хотел. Драться было приятно; смотреть, как разбиваются в кровь костяшки о чьё-то лицо - прекрасно.
Он дрался в жизни, не скупясь на тумаки. Брал то, что хотел.
Молли он тоже хотел взять - она слишком сильно была похожа на мать. На сестру. Но проклятая девчонка ударила его ножом - и убежала. А теперь - и не дотянуться до мерзавки.
Сейчас: только выжженное небо над головой и боль. Много боли. Ни его, а других. Тех, кто отбивался и пытался прикрыть грудь обрывками рубашки, тех, чьи рёбра ломались под его кулаками… хватит
…тех, кого избивала толпа по его наущению, тех, кого он унижал и швырял лицом в грязь… хватит!
…тех, кого он убил. Ведь это очень, очень больно - умирать.
И теперь он сам хотел умереть.
Монах стоял среди кукурузного поля, поглаживая ладонью шевелящиеся под горячим ветром початки и листья.
- Ты полагаешь, это все? Нет. Была еще одна сторона. Тех, кто стоял и не мог сделать ничего, скованный страхом.
Девчонка стоит и не может пошевелиться, пока он медленно наматывает на руку ремень
У Молли на спине до сих пор есть следы, старые, побелевшие.
Молодой чернокожий парень - сколько ему? двадцать? да кому какая разница? - в ужасе замирает, пока хохочущие пьяные бойцы берут его в кольцо. Им скучно. Им хочется крови.
И другие. Их было слишком много. И теперь он был на их месте, не мог ничего сделать, пока его унижали и били.
- И все это во имя веры, не так ли? Чтобы знали свое место, ублюдки. А Господь? Что Господь? Он простит, если не пропускать мессу.
Тысячи рук вцепились в человека. Тысячи глоток кричали о своей боли.
- Господь милостив. Вот только перед тем, как попасть хотя бы в лимб, нужно пройти ад. Храм в душе твоей, и ты его изгадил. Теперь в твоей душе обитель демонов. И месса не спасет, и рассказ в тихой келье о том, как ты провел неделю в благочестии, тоже. Расскажи мне о своих демонах, человек.
Раскалённое солнце печёт макушку. Пятилетний Грегори сидит в пыли и смотрит, как кровь из разбитого носа капает на колени, пятная разводами штаны. Но кровь не видна на чёрной ткани, да и мама ругаться не будет. Её ведь больше нет. И Грегори уже достаточно взрослый, чтобы понять…
… когда мир тебя бьёт - ему нужно отвечать. Мир не любит слабаков - будь сильным. Толпа не любит тех, кто отличается от неё - стань частью толпы и бей тех, кто выделяется. Те, кто тебя любят - уходят и это больно, так что не стоит любить кого-то самому. Он быстро научился всему этому.
Он мог бы сломать границы и не поддаваться слабости, но не хватило сил и желания. Получать своё силой - проще всего, и не оглядываться, иначе станет жутко и страшно. Он шёл и шёл, становясь старше, и никогда не оглядывался, в какой-то момент и вовсе позабыв, что так можно. Ему было легко. У него была сила, позволявшая не бояться демонов - своих и чужих.
Мальчишка все еще был с ним. Все еще плакал от горькой несправедливости, и демон, вселившийся в его обидчика, перешел к нему. А скольких таких демонов он подарил другим детям?
- Демоны - это не злобные черти с рогами, которые где-то далеко. Примерно там же, где бородатый строгий дедушка, которого называют Отцом. Смотри на своего демона, человек. Ты вырастил его сам.
В существе было что-то притягательное. Рельеф мышц, полных бурлящей силы. Шипастая булава, которая так удобно лежит в руках. Превосходство, сквозящее в глазах.
Он хотел быть таким, стремился к этой силе и превосходству, но отворачивался от того, что лежало за спиной демона: тела тех, кого он унижал и кому ставил ноги на спину, пытаясь подняться выше.
Но может, это было не так уж и плохо…? Ведь демон был так силён. И мог бы получить всё, что только захочет.
- Только одна сторона. В мире есть девять основополагающих течений, правящих им, - колдун сел на какой-то камень. - Сила одно из них, конечно же. Кроме нее есть Разум, Пространство, Основы, Время, Жизнь, Духи, Разрушение и Материя. Ты перекосился в сторону Силы и Разрушения, и тебя потому ведет, как телегу с одним колесом. Того демона можно уничтожить любой из других сил, и, как ты понимаешь, это будет разрушительно для тебя.
Он не хотел умирать. Он хотел жить ради… ради…
гонит ветер перекати-поле по пустой дороге
Ему не было ради чего жить.
Смертный взревел, как раненый зверь, собирающийся сражаться не на жизнь, а на смерть.
Они стояли друг напротив друга в коконе мечущегося пространства. Колдун провел ногтем по лбу мужчины, возвращая ему речь.
- Твои силы вернутся, когда ты поймешь, зачем тебе они нужны. А от Молли ты отвяжешься. Она прекрасна. Но вопреки, а не благодаря тебе. И не пытайся поймать ее, когда она будет одна. Ты не сможешь даже преступить ей дорогу, потому что ваши пути больше не пересекаются в этом мире.
Он отвернулся, подходя к жене и целуя ее в щеку.
- Пойдем. Он получил свое.
Проклятый осел на землю. Он смотрел с ненавистью, но сквозь неё, как сквозь толщу пепла на месте сгоревшего леса, пробивалось что-то ещё.
ветер шевелит засохшие листья кукурузы, но где-то в этом шелестящем выжженном море мелькают зелёные листья.
Молли взяла Пилигрима за руку и молча повела за собой. На застывшего за спиной дядюшку она не оборачивалась.
Колдун остановил машину возле старого деревенского дома. Вышел, хлопнув дверцей, и вернулся через четверть часа с маленькой тряпичной куклой в руках.
- Это твоя ведь?
Молли протянула к ней руку, но замерла, не доведя движение до конца. Кивнула.
- Да. Мама сшила…
- Забирай. Это последнее, что здесь осталось твое, - Пилигрим сел за руль и одной рукой обнял жену, слегка прикусив ее за мочку уха. - Поехали домой.
Она улыбнулась, прижимая куклу к себе. И взъерошила светлые волосы на затылке колдуна.
- Поехали. Нас там заждались.
- О да, надо купить булочку по дороге. Надеюсь, это больное рыжее существо не убежало, - они уже ехали вдоль центральной улицы, и колдун высматривал работающую кондитерскую. - И нам купи что-нибудь!
- Если только ты не научил его взламывать замки, - Молли прищурилась и махнула рукой. - Останови вон там. На углу.
Она легко скользнула губами по щеке Кристиана и выскользнула, оставив на сидении вместо себя тряпичную куклу с голубыми пуговками-глаз.
Вернулась Молли минут через десять, с картонной коробкой.
- Булочки с корицей и «что-нибудь» для нас. Самое лучшее что-нибудь.
- Нуу... - колдун откинулся на спинку кресла. - Ладно, давай я еще помучаюсь! А то мне ужас как любопытно, что там.