Сцена после титров
Ночь (день), в которой Алан делает шаг в ведьмин круг
Где-то и когда-то, дата неизвестна
Ласар остановился где-то посреди нигде. Внезапно скрипнув тормозами, медно-рыжая громада локомотива замедлилась, пока и вовсе не замерла, переплетая запах горячей стали и дыма с ароматом свежей травы.
“Тебе сюда”.
Проросшие травой пути, начинавшиеся из пустоты и уходящие в неё же, рассекали мир на две части. На восток, до самого горизонта, тянулись заросли ярко-желтого дрока, кое где прореженного белоснежными терновыми кустами. К западу зеленел еще не тронутый летней жарой лес.
Здесь Вуаль была так тонка, что её колебания ощущались кожей и кончиками пальцев, и звенела где-то на краю сознания мелодия. Она тянулась из сердца леса, из его чащобы, но стоило сосредоточиться, как она исчезала.
Алан колебался недолго. Медный бок Ласара под его ладонью был горячим, нагретым солнцем, и где-то под толстым слоем металла ворочался клубок нетерпения и желания рвануть дальше. Но Ласар был готов ждать. Так снисходительно пофыркивает конь, нашедший на поляне свежие пучки травы, и потому согласный на пару часов промедления.
Густая трава у путей скрадывала звук шагов, а лес встретил Алана звенящей тишиной.
Плотная вязь ветвей скрыла солнце, и лишь изредка его лучи пробивались сквозь этот полог, острыми линиями рассекая зеленоватый полумрак.
Ботинки Алан скинул еще у путей, и под босыми ногами земля была холодной, чуть влажной.
Лес был уже не здесь, но ещё не там. Каждая секунда в этом месте, замершем на границе Вуали, отдавалась мурашками по спине и вставшими дыбом волосами на затылке.
Ты-здесь-ты-пришел-почему-так-долго-беги-же-беги-ко-мне.
Но Алан не бежал.
Ему было не страшно. Тишина и голос леса были как рождественские подарки, что не терпится развернуть детям - он читал про это в книгах, и сейчас шел неторопливо, перепрыгивая через бугрящиеся над землей корни и приседая на корточки у кустов черники, чтобы сорвать пригоршню густо-синих ягод.
Он шел в неизвестность, и у этой неизвестности был мягкий и сладкий вкус черники.
Деревья расступились так внезапно, что Алан вскинул ладонь, пытаясь защитить глаза от брызнувшего в них яркого солнечного света.
Поляна была огромной, и таким же огромным был ведьмин круг, окольцовывавший её по краю.
Шляпки грибов, широкие, с два алановские ладони, лоснились на солнце.
Тишина уже не звенела. Она облепляла, цеплялась царапучим котом в спину, забивала глаза и нос, не давала отступить и отвести взгляд от центра круга, в котором дрожал, преломляясь в солнечных лучах, воздух.
И в этом мареве мелькали золотые искры света, так похожие на крохотных огненных рыбок, снующих в прозрачной воде горного ручья.
Тишина повисла на руках свинцовыми кандалами, вкус черники высушил горло и губы, и дыхание едва прорывалось сквозь эту сухость.
Шаг.
Грибы сомкнулись за спиной Алана, а марево застыло на мгновение, чтобы в следующую секунду вывернуться наизнанку, обрушиваясь на хрупкую человеческую фигуру потоком ледяной, ломящей кости воды…
...полной огненных рыбок-осколков Грезы.